Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова
Елень играла с сынишкой Гаыль. День был теплым и почти безветренным. Малыш за минувшие два месяца заметно подрос и норовил вытащить руку из пеленок. Елень гулила над ним, положа ладонь на суетливые ручки ребенка, тем самым не позволяя их вытащить. Малыш упирался, хмурил бровки, но не плакал. Его мать развешивала белье на веревке и что-то напевала под нос. Сонъи нарезала на сушку фрукты, и запах свежих яблок разливался по всему поместью. Чжонку и Хванге вместе с Ынчхолем и Мингу побежали на площадь. Им хотелось увидеть своими глазами процессию послов из Мин. Ынчхоль сказывал, что видел вчера одного, и показался тот очень странным: и смотрел не так, и говорил иначе. Мингу с Чжонку подняли друга на смех, и тот даже немного обиделся.
Елень утешало одно: если послы смогли благополучно добраться до Ханяна, значит по дорогам можно будет проехать до провинции Чолла, где находилось родовое имение Соджуна. Оставаться здесь и дальше не было смысла.
Солнце повернуло к вечеру, как во двор влетели взмыленные дети. Хванге придержал створку, а Ынчхоль и Мингу втащили сопротивляющегося и вырывающегося из их рук Чжонку. Елень подскочила, кликнула Гаыль, передала ребенка и поспешила к детям, которые не пускали кричавшего Чжонку к воротам. Увидев Елень, парни поклонились и замолчали. Страх скатился ледяным горохом по спине женщины.
— В чем дело? — спросила она.
Дети переглянулись и промолчали.
— Мне надо узнать, что с отцом! Пусти, хён! — кричал Чжонку, но Мингу не отпускал его из своих рук.
Елень опешила. Сердце замерло и куда-то сместилось под ребра, отдаваясь там болью.
— Я спросила, в чем дело! — повысила она голос.
Ынчхоль облизал сухие губы и пробормотал надтреснутым голосом:
— Там восстание… многих арестовали… даже супруга принцессы и принца Гымсона. И всех… всех, кто был с ними заодно. Говорят… говорят, что арестовали кого-то из магистрата. Там видели связанных людей в униформе… начальник стражи Син Мён тяжело ранен.
— А господин капитан? — помертвевшими губами едва слышно пробормотала Елень.
— Арестовали много народу. Сказали, мы сами не видели, но сказали, что…
— Это не правда! Мой отец не предатель! Я сейчас пойду туда, и я…
Елень чувствовала, как заходится в страхе сердце, в голове зашумело, и она едва держалась на ногах. Что случилось с Соджуном неясно, да и был он далеко, но ребенок, рвущийся из рук друзей, стоял рядом и находился в таком состоянии, что мог бед натворить. Женщина сжала кулаки, разжала, выдохнула и сказала:
— Чжонку, еще ничего неизвестно. Господин Сон, отведите его в комнату, Хванге, помоги ему. Господин Ли, а вы не могли бы сопроводить меня к магистрату?
— Что вы…
— Одинокая женщина у магистрата может вызвать подозрения, к тому же меня там все в лицо знают. Но также знают вас и вашего отца. Я не стану снимать покрывала.
Лицо Мингу просияло:
— Конечно, госпожа, пойдемте скорей.
Но выяснить ничего не получилось. Они еще не дошли до магистрата, расположенного у западных ворот, как услышали крики и вопли пытаемых людей. Елень сбавила шаг и навалилась на стену, ноги отказывались идти дальше.
«Я погубила его! Я во второй раз погубила мужчину, любящего меня! Я виновата в том, что он вынужден пройти через все это! Я и только я!»— обжигало сознание.
У стен магистрата столпились люди. Все кричали, ругались с охраной, стоящей на воротах, но стражники никак не реагировали и на вопросы не отвечали.
Елень оглянулась назад. Это здание магистрата было далеко от центра, по которому в данный момент проходила процессия китайских послов, вот только послы не услышат крики и стоны жертв политической игры. Сейчас свергнутый король вместе со своей женой сидит недалеко от дяди, короля Седжо, и приветствует с улыбкой на устах посланников императора. И по его счастливому лицу послы ничего не прочтут, потому как принц Суян еще до их появления успел шепнуть племяннику об участи его сестры, если тот откажется от сотрудничества. Танджон мог бы сказать послам правду. Мог. Но убийца дяди, что перережет сестре горло, будет в два раз быстрее. И да, возможно, власть вновь перейдет в руки малолетнего короля, вот только любимой Гёнхе будет уже все равно, как и ее еще не рожденному ребенку. Сейчас ее отсутствие вполне объяснимо: молодая женщина отягощена бременем, чувствует себя плохо, поэтому и супруга нет на празднестве. Послы, раскланявшись перед королевской семьей, и не настаивали на присутствие принцессы с мужем. Танджон перевел взгляд на своего дядю, величаво сидящего на троне, и отвернулся. Этого человека он боялся…
Елень вновь посмотрела на здание магистрата. Ее била мелкая дрожь, которую чувствовал Мингу, поддерживающий женщину под локоть. Он не сводил с нее глаз, и, видя в таком состоянии, даже предположить не мог, какие мысли сейчас одолевали госпожу, едва стоящую на ногах.
Время тянулось, как почти застывший мед. Вот и темнеть стало. Люди ходили взад-вперед. У самых ворот магистрата на одной ноте истошно кричала какая-то женщина, и Елень завидовала ей: сама она и челюсть разжать не могла. Мимо прошли стражники, госпожа поспешно накинула на голову покрывало. Один из них оглянулся, и женщина узнала Хёну. Тот остановился и присмотрелся. Елень быстро откинула покрывало и шагнула навстречу другу Соджуна. Тот узнал ее, она поняла это по глазам, где мелькнуло пренебрежение. Мужчина ухмыльнулся и стал подниматься на крыльцо, и тонкие пальцы, судорожно сжимающие ткань, разжались. Шелковое покрывало
