Сергей Максимов - След грифона

– А чего ты его сюда притащил? Написано: «В распоряжение резерва Главного командования». Так ехали бы туда. У них гостиница, а у нас общежитие. Разница есть?

– Да ладно ты! Там по четыре человека в номере. А у вас почти все общежитие пустое, – резонно заметил Бедов.

– Причитается с тебя, – перенося в свой журнал данные из документа Соткина, заметил дежурный.

– Это не с меня, а с майора, – кивнул на Соткина майор Бедов.

Затем уже Соткину, также кивнув на вещмешок, которым сам его же и снабдил:

– Там поллитровка у вас, имейте в виду.

– Поллитровка – это хорошо, – пропел Александр Александрович. – Может быть, присоединитесь?

– Присоединюсь, – забирая у дежурного документы Соткина, согласился Бедов.

– Второй этаж. Комната сто пять, – протянул из окошечка ключ дежурный. – Будете жить пока один. А причитающиеся мне сто грамм попрошу доставить сюда.

Комната была с огромным узким окном со стеклами, крест-накрест проклеенными бумажными полосами, что должно было оберегать их от взрывной волны. Часть помещения была отделена перегородкой. За этой перегородкой были умывальник и кухонный стол с электрической плиткой. Надо полагать – столовая. В самой комнате – две заправленные кровати, письменный стол с настольной лампой под зеленым абажуром.

– Давайте доставайте, что ли, – распорядился Бедов. – Выпьем сразу за все – и за звание, и за орден ваш. И чтоб с новым вашим назначением все у нас сложилось.

Соткин быстро накрыл на стол. Да и что накрывать! Два стакана, бутылка водки, тушенка. Финским ножом – и откуда достал?! – открыл консервные банки. Отвинтил орден. Бросил его в стакан с водкой. Было видно, что такую процедуру он не раз в своей жизни проделывал. И это не ускользнуло от внимания Бедова. Сдвинули стаканы. Выпили.

– Дай Бог, не последний, – выпив водку и поцеловав орден, изрек Соткин.

– Биография у вас, как я понял, сложная, – закусывая тушенкой, предположил Бедов. – Что касается меня, я все делаю, как приказал Георгий Константинович. Со своей стороны прошу вас быть осторожным и в словах, и в поступках, чтобы не подвести товарища Жукова.

– Само собой. А как вам видится моя дальнейшая судьба? – спросил Александр Александрович.

– Отправим вас в какую-нибудь часть на переформировку. А скорее всего на формирование новой части. Думаю, что в Сибирь. Там сейчас кипит работа. Должность, я полагаю, – начальник разведки полка. А там уж сами смотрите. И помните о том, о чем я вас попросил. Ну, мне пора. Отдыхайте. В течение дня никуда не отлучайтесь. Пожалуй, что и завтра. Я приеду с вашим новым назначением. Отдыхайте.

Налив в стакан не больше ста граммов водки, Бедов встал и пошел к двери.

– Друга Петю порадую. До свидания, – попрощался он.

– До свидания, – ответил Александр Александрович.

Спиртное ударило в голову. Ноги сразу потяжелели, и усталость, отлетевшая неведомо куда от впечатлений и перемен последних дней, теперь мягкой волной сна накрывала Соткина – лихого драгуна мировой войны, бывшего офицера колчаковской армии, а теперь вдруг майора Красной армии. Он еще выпил. Выкурил папиросу. Буквально засыпая на ходу, заставил себя убрать со стола. Разделся и лег в чистую постель. Съежился от прохлады простыней, но внутреннее тепло быстро его согрело. Он уснул.

Если Соткин благополучно проспал весь день до самого вечера, то Жукову и Бедову опять пришлось спать не более четырех часов. В одиннадцать, необычайно рано для Сталина, позвонил сам вождь.

– Здравствуйте, – услышал Жуков в телефонной трубке голос генералиссимуса.

– Здравия желаю, товарищ Сталин, – по-уставному ответил Георгий Константинович.

– С приездом.

– Спасибо, товарищ Сталин.

– После обеда поезжайте в Генштаб к Шапошникову. Ознакомьтесь с обстановкой на других фронтах. И заострите внимание на северо-западном направлении и районе Ленинграда. Вечером жду вас в Кремле.

Глава 30. Прощания и встречи

– А ведь ты ее не любишь, – глядя как завороженный в ствол «маузера», продолжал Железнов.

– Что-то много всего сразу... И долг платежом красен, и любовь тут же... Садись, «моряк, красивый сам собою», – словами популярной в Красной армии песни издевательски приказал Суровцев. – И подведем, наверное, черту в наших взаимоотношениях.

Железнов прошел на свое место за столом. Присел. Кобура с точно таким же «маузером», как сейчас в руках у Суровцева, лежала у него на столе. Но нечего было и думать успеть вынуть оружие из кобуры, взвести и выстрелить раньше, чем это сделает генерал. Суровцев между тем, продолжая держать противника на мушке, забрал со стола свой мандат.

– Ты сюда случайно попал или специально шел? – приходя в себя от неожиданности, спросил моряк.

– Это не так важно, – кратко ответил Сергей Георгиевич. – Руки держать поверх стола.

– А что тогда важно? – пытаясь взять инициативу в свои руки, спросил Железнов.

– Одевайся в свою кожанку да пойдем на свежий воздух. Погуляем.

Он никак не мог определиться, как обращаться к Железнову: на вы или же на ты.

– А если я не пойду?

– Тогда вы мне не оставляете выхода. А убивать вас я не хочу. Но убью даже при намеке на неподчинение. Еще должен сразу заметить, что и на свежем воздухе, прежде чем ты успеешь открыть рот, я сумею и тебя, и еще человек шесть или семь пристрелить. Думаю, что даже больше. Одевайтесь, говорю, – буднично, но твердо приказал генерал.

Переложив тяжелый «маузер» в левую руку, правой он достал из кармана брюк не столь громоздкий, но не менее надежный «наган». Руку с «наганом» сунул за обшлаг куртки. Как примерил. Удобно ли? Не совсем удобно, но стрелять при необходимости можно. Решительно переложив в деревянную кобуру «маузер», руку с «наганом» опустил в карман куртки. Так оказалось привычнее. Встал со стула. Морозило. Кружилась голова.

Железнов совсем пришел в себя и потому смотрел трезво на все эти манипуляции с оружием. Ему уже приходилось иметь дело с настоящими боевыми офицерами. Приходилось ему и задерживать их, и даже расстреливать. И он по собственному опыту знал, что потери со стороны чекистов, как правило, были несоизмеримо больше, когда они задерживали таких офицеров. Понимая, что им нечего терять, эти «машины для убийства» защищали себя отчаянно и беспощадно. Будучи человеком не робкого десятка, Железнов все же не желал испытывать судьбу. Стрелял он неважно. Расстрелы белых не давали боевых навыков. Он встал из-за стола, подошел к вешалке, надел обшарпанную кожаную куртку. Вернулся к столу, посмотрел на свое оружие, затем вопросительно взглянул на Суровцева.

– Можешь взять, – великодушно позволил тот. – Какой чекист без «маузера»? Так – смех один!

Железнов, будь он на месте этого белогвардейца, непременно хотя бы разрядил пистолет. А этот уверен, что у него, Железнова, при любом раскладе нет никаких шансов выиграть возможную схватку. Еще он понял, что Суровцев, уверенный в своем превосходстве, провоцирует его. Осознавать это Железнову было неприятно.

– Скажешь своему помощнику, что проводишь меня до ЧК, – почти приказал Суровцев.

– Хорошо. Потом что?

– Поговорим на общие для нас темы. Затем пожелаешь мне счастливого пути. Зови помощника!

Железнов громко позвонил в настольный звонок. Было такое приспособление в кабинетах начальственных чиновников того времени. Вошел интеллигентный помощник коменданта. На секунду в голове Железнова промелькнула мысль ударить этим достаточно тяжелым звонком Суровцева по голове. Встретился взглядом с соперником. Понял, что тот действительно провоцирует его на резкие действия. Быстро снял руку со звонка.

– Слушаю вас, Павел Иванович, – с готовностью произнес вошедший помощник.

– Я ненадолго отлучусь, – спокойно объявил Железнов. – С товарищем Козловым, – не без издевки в адрес Суровцева добавил он.

Они вышли на морозный воздух. Прямо на перроне перед зданием вокзала кто-то развел гигантский костер. Пропитанные креозотом старые шпалы жарко грели обступивших их большим кругом красноармейцев, но при этом шпалы нещадно дымили черным дымом, который, поднимаясь вверх, превращался в черные снежные хлопья и затем медленно падал вниз, пачкая одежду и лица стоящих у костра людей. Заливалась гармоника. Кто-то пытался плясать, согреваясь от мороза. Несколько человек, явно навеселе, горланили «Яблочко»:

Эх, жарим как,Парни смелые!Уноси, Колчак,Жопу белую!

Редкой пошлости мотивчик водевильно-куплетного характера. Под стать этому мотиву и содержание. В белой армии даже пытались бороться с «Яблочком». Куда там! Народ-то один. По другую сторону фронта на тот же мотив Суровцев слышал другой «песенный шедевр»: