Валентин Пикуль - Нечистая сила
– Что угодно для вас сделаю… из шкуры вывернусь!
Поводом для ареста он выдвинул версию, что Петц продавал лошадей в Швецию, откуда они поступали в Германию. Белецкий обрисовал перед Хвостовым положение с Петцем и сказал, что Россия не рухнет в пропасть, если они этого Петца посадят.
– Сажая Петца в тюрьму, мы сажаем Манасевича на цепочку. Он что-то уже знает, но… молчит. Может, и проболтается?
– Черт с ним, – сказал Хвостов, ковыряя в носу.
Петца посадили, а Манасевич-Мануйлов водворился на Бассейной, где устроил серию тайных свиданий Распутина со Штюрмером. Лерма-Орлова была фатально потрясена значимостью своего Ванечки в государственных сферах, и она быстро забыла про Петца, попавшего за решетку только потому, что он был моложе и красивее Ванечки. Скоро актриса увидела в своей квартире и долгогривого Питирима, который очень боялся, как бы его здесь не накрыл Хвостов с жандармами. Въедаясь в политику, будто клоп в паршивую перину, Питирим ласково выведывал у Штюрмера, как он будет относиться к Осипенко, которого владыка скромно именовал своим воспитанником. Распутин заранее натаскивал Штюрмера на покорность:
– Ежели ты, старикашка, захошь рыпаться, я вить тебя под самый стол запинаю… Штобы – ни-ни? Штобы – на веревочке…
Штюрмер хватал руку Гришки, прижимал ее к сердцу.
– Григорий Ефимович, в этот великий миг, который уже вписывается на скрижали русской истории, я торжественно заверяю вас и всю великую мать-Россию, что без вашего благословения…
Питирим, вздрагивая при каждом звуке с улицы, осенял их крестным знамением – как дело святое, богоугодное. Осипенко при этом брезгливо ковырялся вилкой в салате и говорил:
– Ну, что это такое? Разве это салат? Одна картошка… А где же мяско? Где же рыбка? У меня же диетка…
Ночью Лерма-Орлова допытывалась у Ванечки:
– А что мне с этих свиданий будет?
– То же, что и мне, – отвечал он. – Заграничный паспорт в зубы и приятные сновидения на русские национальные темы…
* * *Белецкий зашел к Хвостову, посмеиваясь:
– А мы оказались правы, что посадили Петца… Сейчас у меня был Манасевич, и, чувствительно благодарный за то, что мы избавили его от ревности, он продал нам хороший товар. Он дал понять, что Распутин с Питиримом скоро вытащат наверх Штюрмера…
– Гришка предал меня! – закричал Хвостов.
Люстра под потолком кабинета поехала куда-то вбок и погасла. Весь мир стал коричневым и отвратно-суконным. Хвостов чуть не выпал из кресла. Опомнился. Быстро взял себя в руки.
– Честно говоря, – сознался с откровенностью (какая ему была присуща и которая его губила), – я ведь и сам метил на место Горемыкина… Значит, Гришка решил поводитъ меня за нос!
В чем соль? А в том, что товарищ министра страдал сейчас в унисон со своим министром. Займи Хвостов пост Горемыкина – тогда Белецкий сядет на место Хвостова, но с появлением Штюрмера эта проекция разваливалась. Хвостов, однако, не проболтался, что в его арсеналах хранится мощное секретное оружие против Распутина. Из великосветских будуаров он извлек черногорца-монаха Мардария, мужчину красоты небывалой, который уже два года без передышки «монашил» в спальнях аристократок. Мардарий был типичный альфонс, и потому Хвостов (сам циник!) говорил начистоту:
– Денег не дам – получи с бабья. Но я решил устроить тебе карьеру… Возьми-ка, братец, да прижми Вырубову. Она, правда, на костылях, но это даже оригинально…
Мардарий вскоре доложил, что Вырубова пала.
– Теперь задирай рясу да жми прямо на царицу!..
Это был удар, способный сразить Распутина наповал. Мардарий успешно проник в покои Алисы, но в истории мирового фаворитизма он своего имени не оставил. Царица, как-никак, все же была «доктор философских наук», и она, естественно, возмутилась четкой оперативностью монаха, который действовал так стремительно, будто опаздывал на поезд… Хвостов прогнал монаха с руганью, заодно устроил и нагоняй своему товарищу – Белецкому:
– Тут что-то не так! У меня создается впечатление, что вы, сударь, заодно с Гришкой начали играть против меня.
Белецкому сейчас было невыгодно лишаться дружбы с Распутиным, но коли к стенке прижали…
– Я устрою ему… мордобой, – обещал он Хвостову.
– Это мне ничего не даст, – отвечал министр. – Помимо шикарного мордобоя, мне нужен еще скандал вокруг имени Распутина, обязательно с составлением полицейского протокола… Вы можете, не сходя с места, разработать точную стратагему скандала?
– Я использую близость к Распутину фоторепортера Оцупа-Снарского, который состоит при нем вроде флигель-адъютанта.
– Пардон, откуда вы знаете Оцупа-Снарского?
Хвостов не заметил, что Белецкий смутился.
– Совсем не знаю. Но он – приятель Манасевича,
– Действуйте. Вот деньги… сколько угодно!
На конспиративной квартире МВД, которую Хвостов использовал в личных целях, он сказал Наталье Червинской:
– Я успокоюсь, когда увижу труп Распутина…
Если раньше министры боролись с Распутиным вполне легально, добиваясь лишь его устранения, то Хвостов вступил в нелегальную борьбу, желая физического уничтожения Распутина!
2. Бей дубьем и рублем
Историки уже давно заметили, что «хвостовщину» с полным правом можно отнести к разряду бульварных романов… Итак, решено: Распутина станут калечить! Впрочем, конокраду не привыкать.
Эх, раз,еще раз,еще много,много раз!
Комиссаров пришел к Хвостову в недоумении.
– По-моему, – сказал он, – если уж вы решили Гришку трепать, так надо растрепать его так, чтобы не встал.
– Конечно. Какие могут быть сомнения?
– А Белецкий велел мне предупредить агентов, чтобы они Распутина кулаками пригладили, но костей бы ему не ломали.
– Я перестал понимать Степана! – ответил Хвостов. – От моего имени выдайте агентам бандитские кастеты…
Задумано было искалечить Распутина после вечеринки у Оцупа, когда Гришка выйдет из его дома и пошляется по глухому Казачьему переулку; деньги для кутежа МВД дало Манасевичу-Мануйлову с тем, чтобы он вручил их хозяину квартиры. Назначенные для избиения агенты были хорошо загримированы и переодеты под ночных гуляк; для быстрого бегства за поворотом переулка их должна ожидать автомашина с опущенным верхом. Хвостов сказал Комиссарову:
– Гришку прямо с панели надо сразу запихнуть в нашу машину и отвезти сначала в полицию для составления акта, а только потом уже везти к хирургам… Самое главное – побольше шума!
Вот и полночь миновала. Волшебное трио в составе Хвостова, Белецкого и Комиссарова уселось в служебную машину и дважды на малой скорости проехало Гороховую, вертясь в изгибах Казачьего переулка. Видели загримированных агентов, но в окнах квартиры Оцупа-Снарского почему-то не было света.
– Странно, – нахмурился Хвостов.
– Проедем еще раз, – сказал Белецкий шоферу.
– Опять темно, – глянул на окна Комиссаров…
Наездились всласть! Хвостов, замерзнув, велел шоферу развозить всех по домам, но при этом он выговорил своим коллегам:
– Вот вам анекдот! Я – министр внутренних дел, Степан Петрович – мой товарищ, а вы, Михаила Степаныч, – генерал-майор корпуса жандармов. Кажется, не последние людишки в империи, а вынуждены жулиться на морозе, чтобы подловить чалдона, который недостоин даже того, чтобы развязывать нам шнурки на ботинках.
– К чему вы это сказали? – спросил Белецкий.
– А к тому, что кто-то из нас предупредил Гришку.
– Только не я, – сразу же отперся Комиссаров.
– Про меня тоже не подумаешь, – сказал Хвостов.
– Выходит, на меня шишки падают? – спросил Степан…
Агенты с кастетами дрогли на морозе всю ночь, но Гришку не дождались. Стало известно, что деньги, выданные на гульбу из кассы МВД, были в ту же ночь дружно пропиты в отдельном кабинете «Палласа», причем пропивал их сам Распутин, а помогали ему Манасевич и Оцуп-Снарский (с ними была и Лерма-Орлова). Белецкий явился к министру с извинениями, вроде бы не понимая, кто их предал, кто завалил операцию – Манасевич или Оцуп-Снарский.
– Я знаю не их, а вас, – отвечал Хвостов.
– В чем вы меня можете подозревать?
– В том, что вы, обязанный по долгу службы охранять Распутина от покушений, действительно уберегли его от покушения. Ваше поведение не всегда бывает достойно звания дворянина.
– А я не дворянин! Я сын бакалейного лавочника.
– Вот вы и устроили мне из министерства лавочку…
Хвостов погодя созвонился с Побирушкой:
– Слушай, князь, ты вхож в дом Гришки, скажи, что он любит больше всего, помимо баб, денег, рубашек и мадеры?
– В кино ходит с дочками и племянницей Нюркой.
– Это ерунда, пускай ходит. А еще что?
– Обожает кошатин… их у него полно. Тут сенатор Мамонтов однажды кошке хвост в дверях прищемил, так Распутин его чуть из Сената не выставил. Кошки – это его страсть!
