Фаддей Зелинский - Сказочная древность Эллады
Скифы молча склонили головы.
— Я рада, — продолжала Белораменная, — что моя побывка у вас увенчалась таким достойным, торжественным действием; хочу, чтобы оно еще более скрепило узы между вами и вашими друзьями в любимом городе Паллады. Пусть же песнь в честь ее покроет ваши прощальные приветствия!.. Плексипп, Пандион! Вы знаете гимн покойного деда вашей матери, богоугодного царя Пандиона Афинского?
— Еще бы! — ответили юноши. — Это была первая песнь, которой нас научила она.
— Спойте же его на прощание… Ее же не бойтесь разбудить: она от волшебного сна раньше времени не проснется, но сквозь сон услышит вашу песнь.
И юноши запели, спускаясь с прочими аргонавтами все ниже и ниже по направлению к качающейся на волнах «Арго»:
Грозную дщерь громовержца восславим,Смертных владыки, бессмертных отца!Взоры к престолу Всевышней направим, —К мысли предвечной направим сердца!Правды и милости ты нам начало,Ты возрастила нам жниво из жнив;Узами дружбы ты граждан связала,В прах произвола ярмо обратив.Святость закона познайте, народы;Чарам любви покорись, человек.Славьтесь, Афины, отчизна свободы!Славься, Паллада, из века во век!
Последние слова прозвучали уже с борта корабля. Причал был отвязан, сходни и якорь подняты; Ясон хотел уже приказать гребцам отправиться каждому к своему веслу, но княжичи уговорили его вместо этого повесить парус. Аргонавты, освобожденные от гребной службы, всеми голосами подхватили Пандионову песнь; княжичи стали сопровождать ее игрой на своих золотых рогах.
Едва их звуки достигли материка, как среди Вьюг, окружавших полукольцом свою спящую царицу, началось беспокойное движение.
— Можно? — спросили они богиню. Та молча кивнула головой.
Тогда они сорвались со своих мест и всей стаей нагрянули на парус «Арго»: парус надулся, мачта заскрипела — и чудесный корабль плавно двинулся по белеющим волнам навстречу своей заветной цели. Шумели Вьюги, шумели волны; но громче тех и других звучала из мощной груди толпившихся на корме аргонавтов торжественная песнь:
Славьтесь, Афины, отчизна свободы!Славься, Паллада, из века во век!
1
«Не знаю, известно ли вам, что некоторые писатели разумеют под готтентотской моралью? Этот термин имеет своим источником анекдот, вероятно не очень достоверный, — будто один готтентот на вопрос миссионера, что такое добро и зло, ответил: «Если мой сосед уведет у меня мою жену, то это зло, а если я уведу у него жену, то это добро…» Этот готтентотский принцип проявляется не только на почве частных сношений — там он нам не опасен, мы над ним смеемся, — он гораздо вреднее в области национальных и партийных интересов» (Из жизни идей. С. 87–88)
