Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова
[6]Супруга Танджона, королева Чонсун (1440–1521), была лишена королевского звания и скончалась в изгнании. Детей эта пара оставить не успела.
[7] Корейцы верят в реинкарнацию, поэтому считают, что, если человек в этой жизни живет плохо, значит в прошлой предал страну, и наоборот – если живет хорошо, значит спас страну.
[8] Канхва или Канхвадо – пятый по величине остров. Туда часто ссылали неугодных власти.
[9] Хварот – свадебный наряд.
[10] Эта драма легла в основу сериала «Возлюбленный принцессы» | The Princess' Man | Gongjooeui Namja (2011).
Глава сороковая.
А Судьба насторожена наблюдала за капитаном и его семейством. Она то подсовывала неприятности, то сталкивала лбами с сильными мира сего. Ей словно было интересно наблюдать за реакцией капитана. А он сопротивлялся ее воле, сопротивлялся ей.
Посмотрев на сына Анпё, подержав его на руках, Соджун вновь подумал об отъезде. Все семейство сидело за столиками на террасе. Женщины споро сновали, расставляя яства. Уджин, не вытерпев, взял ложку и полез ею в чашу с рисом и тут же получил по лбу от деда Сэчана. Ребенок вскинул глаза, где плескалась обида, и тут же опустил взор, пробормотав извинения. Наконец, все расселись. Соджун взял ложку, и все семейство приступило к трапезе. Капитан смотрел на свою увеличившуюся семью, и тяжелые мысли толклись в голове. Как без него будут жить Анпё и Гаыль? И захочет ли Елень расстаться с любимой служанкой? Что делать с влюбленными детьми? Сможет ли Хванге продолжить учебу?
После завтрака Соджун объявил о своем решении. Соджун думал, что все смиренно выслушают, согласятся с доводами, и капитан просто пойдет паковать вещи.
Все вышло не так. Совсем не так!
Анпё уставился на своего хозяина и сжал кулаки. Гаыль разразилась рыданиями, повторяя без остановки: «Куда госпожа, туда я!» Переубедить ее было невозможно. Дед Сэчан помалкивал, только рука все поглаживала Уджина по склоненной голове: Сейчас свою жизнь без госпожи и племянника дед не представлял. Если они уедут, старого гончара и его малолетнего внука ждет голодная смерть. Даже Хванге впервые воспротивился. Он только обрел новых друзей, расставаться с ними ему не хотелось. Закончилось тем, что ревущая Гаыль, взвившись на ноги, побежала к своему домику, а Елень поспешила за ней, говоря что-то вслед, но служанка и не слышала будто. Анпё молчал, и этим молчанием пугал своего господина больше, чем крики и слезы его жены. Он молча поднялся, поклонился в пол и ушел, не оглядываясь. И даже его гордая спина отражала обиду, что чувствовал Анпё. Капитан вздохнул и промолчал.
Вечером Елень постучалась к нему в покои и поделилась своими мыслями. В городе оставаться было опасно. Воцарившееся во дворце перемирие было шатким: так спелая хурма едва держится на ветке, но стоит ветру налечь… додумывать не хотелось. Надеяться на благополучный исход было бессмысленно. Вновь прольется кровь. Вопрос один: а чья это будет кровь? И в душе что-то связывалось холодным жгутом страха, а капитан совсем не любил бояться. Тем более за свою семью!
— Мы не можем оставить их здесь, господин, — говорила Елень, сидя напротив Соджуна, — вы говорили, что служили в провинции Чолла… Давайте уедем туда.
— Там глушь. Совсем никого нет.
— Так наоборот нам это на руку! Будем жить себе спокойно. У вас там дом остался. Вы сами говорили, что этот дом даже больше, чем наш нынешний, а значит мы сможем все там разместиться. Чем дальше столица, тем спокойней. Давайте дождемся, пока малыш окрепнет. Да и сезон дождей скоро. Подсохнут после него дороги и поедем, а?
Капитан слушал доводы Елень и понимал: она права. Прожить все вместе они смогут где угодно, а вот поодиночке…
— Тогда нужно откладывать деньги на переезд, — сказал он.
— У нас есть сбережения, господин, — заверила его Елень.
— Жаль побитую посуду, — проговорил Соджун и вздохнул.
Женщина рассмеялась и махнула рукой. Капитан воззрился на нее, не понимая. Еще несколько дней назад она едва не плакала, а сегодня? Но госпожа хитро улыбнулась и похлопала капитана по широкому плечу.
— Не волнуйтесь! Все хорошо! Я хотела продать посуду, но меня обманули, и тогда я нашла покупателя на черепки.
Соджун уставился на нее, и та спокойно все рассказала. Капитан хмурил брови и молчал. Будь он обычным мужчиной, а она обычной женщиной, он бы разразился тирадой, что так поступать нельзя, что это опасно… Но Елень не была обычной женщиной. Она была особенной.
— Он не ранил тебя? — только и спросил Соджун.
Госпожа усмехнулась.
— Разве бы он смог? Я и за рану плату взяла.
Соджун даже вздрогнул, а кулаки непроизвольно сжались. Елень уловила его настроение, усмехнулась:
— Никогда не буду оценивать ни вашу кровь, ни свою монетами. Я разбила вазу. И дело не в том, что стоит она как хороший конь, а в том, что мастер потратил на ее изготовление полгода. А стенки у нее, знаете, какие тонкие?! Тоньше быть не может! И легкая, ровная. Не ваза, а шедевр. Думаю, я взяла равнозначную цену, потому что глаза у мастера были такие же, как у вас, когда вы смотрели на мой синяк. Ему было жаль своего творения.
Соджун молчал. Какой бы дорогой ваза ни была, все равно не стоила боли, что перенесла Елень, но убеждать женщину он не стал. И так забот хватало.
А через неделю в ворота постучал ремесленник в довольно запыленной одежде с небольшой котомкой за плечами. Соджун был дома и сам встретил гостя. Мужчина представился Гиль Имсуном и попросил о встрече с дедом Сэчаном, правда, назвал он старика совсем диковинно: господин гончарных дел мастер досточтимый Чон Сэчан. Капитан от удивления крякнул и позвал деда. Тот в это время просматривал глину, что Соджун привез с озера, но вышел. Ремесленник, едва завидев деда, бухнулся на колени и пал ниц. Старик напрягся и поджал губы, а гость поднял голову и зачастил.
Из его речи было ясно лишь одно: пришел он издалека
