Вячеслав Шишков - Емельян Пугачев. Книга 2
Не опасаясь погони, Пугачёвцы возвращались домой кой-как, в беспорядке.
— Здраста, Шавантай! — и, наскочив на Шванвича, поехала с ним рядом разгоревшаяся в схватке молодая Фатьма. Она в казацком наряде. Черные с просинью косы её выпали из-под шапки. Прекрасные глаза татарки были устремлены на смутившегося молодого человека. — О, Шавантай, Шавантай… Я тебя… Знаешь чего?
Но тут подлетел на взмыленном скакуне Падуров, схватил коня Фатьмы за узду, и оба они помчались прочь.
Удивленный Шванвич видел, как Падуров ударил плетью сначала коня Фатьмы, а затем и ее. К Шванвичу подъехал Андрей Горбатов.
— Ну как, Шванвич?
— Да ничего… — хмуро ответил тот.
Вылазка дорого обошлась Рейнсдорпу: потеряны 8 орудий, 281 человек убит, 123 ранено.
Он отправил в Берду два манифеста императрицы и свое воззвание.
Губернатор умолял мятежников, пока не поздно, одуматься и разойтись по домам. В конце грозил судом божьим и праведным гневом императрицы.
Но Пугачёвцы и не думали о покорности. У них тройной праздник: прибыл из Яицкого городка сам государь, разбит Валленштерн, явился со своим отрядом из покоренной им Илецкой защиты Хлопуша.
— Илецкая защита поклон тебе шлет, батюшка, — докладывал он Пугачёву, — да провианту множество, да пять пушек, да триста рублев денег. Три офицера заколоты, а капитан Ядринцев, о коем жители просили, как о человеке добром, мною посажен там комендантом.
Были выкачены бочки с вином, Пугачёв разрешил народу маленько попьянствовать, поздравил их с двумя «шибкими» победами.
Улучив добрый час, Шигаев спросил Пугачёва:
— Ну, а как у вас там, Петр Федорыч, в Яицком городке?
— Да не больно складно. Симонов, собака, горазд укрепился, кусается.
Мы подкоп вели, да обмахнулись, таперь второй поведу.
На другой день Пугачёв ознакомился с последним воззванием Рейнсдорпа.
— Эка, эка, что написал, сомуститель!.. Ах, он каверзник! Он еще жив, старый баран, — сказал Пугачёв и велел писать ответ. — Да такой, чтобы у немчуры в носу заперчило!
Ругательный ответ сочинялся в избе Военной коллегии «всем гамузом», точь-в-точь так же, как запорожские казаки когда-то писали турецкому султану. Сыпались подсказы, крутое сквернословие по адресу Рейнсдорпа, стоял раскатистый хохот, старик Витошнов загибал ядреные словечки горше всех.
«Оренбургскому губернатору, — писал, прислушиваясь к подсказам, Максим Горшков, — сатанину внуку, дьявольскому сыну. Прескверное ваше увещание здесь получено, за что вас, яко всескверного общему покою ненавистника, благодарим. Да и сколько ты себя, немецкий черт по демонству сатанину не ухищрял, однако власть божию не перемудрил. Ведай, мошенник, да и по всему тебе, бестия, знать должно, сколько ты ни пробовал своего всескверного счастия, служишь единому твоему отцу — сатане. Разумей, что на тебя здесь хотя Варавиных не станет петель, ну да мы у мордвина, хотя гривну дадим, да на тебя веревку-удавку свить можем.
Не сумневайся ты: наш всемилостивый монарх, аки орел поднебесный, во всех армиях на один день (одновременно) бывает и с нами всегда присутствует, дабы мы вам советовали, оставя свое зловредие, прийти к нашему чадолюбивому отцу. Егда придешь в покорение, сколько бы твоих озлоблений ни было, тебя всемилостивейши прощает, да и сверх того вас прежнего достоинства не лишает, а здесь не безызвестно, что вы и мертвечину в честь кушаете. Итако, объявя вам сие, да пребудем по склонности вашей ко услугам готовы».
Главный судья Витошнов да и другие, тужась насмешить собравшихся, требовали вписать выражения еще посолонее, однако Шигаев резонно сказал:
— Мы не варнаку какому пишем, а губернатору. Да ведь надо в мысль и то взять, господа судьи, что мы не кто-нибудь, а Государственная военная коллегия.
— Правду говоришь, Максим Григорьич, — одобрил Пугачёв. — И так занозисто написано.
На следующий день Емельян Иваныч вместе с Падуровым и в сопровождении небольшого казачьего отряда снова выехал в Яицкий городок.
Военные действия на всем охваченном восстанием пространстве продолжались. В Чесноковку, Берду, Яицкий городок Пугачёвские гонцы привозили утешительные сведения о победах.
Гурьев городок взят Овчинниковым, Илецкая защита — Хлопушей. Были заняты Никиты Демидова Кыштымский и Каслинский заводы. Отряды Салавата Юлаева и Канзафара заняли Красноуфимск. Атаман Грязнов подходил к Челябе.
Белобородов с 16 по 21 января взял заводы: два Сергиевских, Билимбаевский и два Шайтанских. Выказав неожиданные военные способности, он наголову разбил правительственный отряд в сорока верстах от Екатеринбурга, а 29 января занял Уткинский завод. Атаманом калмыком Дербетевым был взят город Ставрополь. Кунгур осаждался отрядами Ивана Кузнецова. Уфа была заперта «графом Чернышевым» — Чикой. Казалось бы, все шло удачно.
Однако поступали в Пугачёвскую Военную коллегию и печальные известия.
Так, атаман Арапов, победоносно вступивший в Самару еще 25 декабря, через четыре дня был выбит из нее майором Муфелем и вскоре потерпел под Алексеевской крепостью второе поражение. Князь Голицын 8 января разбил возле Черемшанской крепости отряды Пугачёвцев под командой Чернеева и Давыдова.
О движении крупных воинских частей князя Голицына и генерала Мансурова узнал Пугачёв лишь по приезде в Яицкий городок. Он отнесся к этому известию спокойно, приказав вести за отрядами крепкое смотрение и почаще доносить ему.
Глава 5.
Челябинск и Кунгур. Поход Белобородова. Два Ивана.
1Главный город Исетской провинции Челябинск, или, в просторечии, Челяба, был основан в степной местности в 1736 году, на реке Миасе. Как и все города, имевшие в то время военное значение, Челяба обнесен был валом, увенчанным несколькими сторожевыми башнями, или раскатами, и деревянным заплотом.
Гарнизон крепости состоял всего лишь из нескольких десятков солдат, поэтому воевода Веревкин приказал собрать с сельского населения тысячу триста человек крестьян, образовать из них так называемое «временное казачество» и прислать в Челябинск под командой выбранных в селах отставных солдат.
«Временные казаки» в лаптях и сермягах, привыкшие драться лишь кольями, да и то по пьяному делу, собирались плохо. Веревкин, в усиление защиты, сформировал дополнительно роту из последнего рекрутского набора.
Несколько десятков человек было вооружено еще и купечеством.
В Челябинске повеяло духом вольности. Народ выходил из повиновения, «временное казачество» и даже солдаты кричали в открытую:
— Что это за командиры, офицеришки какие-то!.. Нам пускай генерала пришлют, да чтобы настоящего, при ленте, при звезде… Было бы кого слушаться.
Почти вся Исетская провинция постепенно переходила на сторону Емельяна Пугачёва. Повсюду разъезжали небольшие партии вооруженных башкирцев, русских или тех и других. Это были партизаны-агитаторы, частью посылаемые из Пугачёвских толп Кузнецова, Грязнова, Белобородова, Канзафара, частью же объединившихся по своему собственному почину. Заезжая в селение, они собирали крестьян, вызывали старосту, зачитывали Пугачёвский манифест, приглашали идти на службу государю.
Многие из бедняков присягали Петру Федоровичу и тут же снаряжались в путь. И вот тянутся обозы со всем скарбом к Кунгуру, к Челябе, к Екатеринбургу.
На берегах озер Миясском и Тургуяке, в дачах башкирского старшины Карымова, шестьдесят человек его крепостных — башкирцев и русских — долбят пешнями лед, ловят рыбу. Из гущи леса вымахнул всадник в остроконечной шапке, башкирец.
— Чего вы тут сидите, рыбку ловите? Не рыбу, а начальство надо ловить да вешать. В Чебаркульской крепости тумаша заварилась, бунт. Сбирайтесь! — сказал он и, похлебав свежей ушки, уехал.
А вскоре появился на рыбном промысле и другой башкирец, из вотчины другого старшины, Таймасова.
— Съезжайте скорей с промыслу — в Кундравинской слободе тумаша.
Сбирайтесь!
Рыбаки, бросив семьдесят возов рыбы, иные на лошадях, а другие и пешком, направились к Долматову монастырю. Отъехав верст пять от промысла, они увидели в темноте великое к высоте простирающееся пламя.
— Это Кундравинская слобода пластает, — сказал их набольший, Башлык Лавров.
— То ли слобода, то ли казенный промывальный глиняный завод горит.
Таких пожаров было в то время множество. Пылали казенные и купеческие заводы, горело какое-либо барское имение или предавались огню русские и башкирские деревни. Нередки были случаи, когда озлобленные башкирцы, не имея крепкого над собою руководства, жгли русские селения.
Сибирский губернатор Чичерин тем временем выслал в Челябу под начальством офицера Пушкарева роту солдат и полевую артиллерию.
Едва эта рота успела вступить в Челябинск, как в городе вспыхнуло восстание. Ранним утром 5 января, в воскресенье, когда народ валил из церкви от заутрени, двести человек «временных казаков», под началом хорунжего Невзорова, с криками «ура» и ружейной пальбой помчались к воеводскому дому и захватили стоявшие там пушки.
