Михаил Попов - Тьма египетская
Подгоняемый неистовыми царскими приказами, возница нахлёстывал лошадей и даже не сбавлял скорость на поворотах, отчего мощное сооружение на тяжёлых колёсах слегка кренилось, заставляя тех, кто находился внутри, приседать и крепче хвататься за округлый поручень.
Город был охвачен предвестием беспорядка. Повсюду мелькали группы людей с оружием и без оружия. Никого не останавливал и не впечатлял вид царского кортежа. Впрочем, многие и не узнавали Апопа в его непарадном облачении. То за одной, то за другой оградой поднимались вьющиеся чёрные дымы, пожары занимались, кажется, сами собой, без участия людей и вражеских подпалённых стрел, просто от общего ощущения разгрома и несчастья. Животные жалобно толпились в пыльных углах, забытые в волнах человеческого страха, потопившего город.
Колесница царя страшно вылетела на набережную, хруст под колёсами сменился грохотом. Правым бортом колесница зацепила дотлевающую ночную жаровню, та взлетела, осыпая ещё тлеющими углями стоящие у пристани лодки. Мелкий портовый, вороватый люд бросался врассыпную от летящей громадины.
Бессмысленно яркое и свежее утро царило у воды. Лёгкий туман теснился между бортами кораблей. Чайки проносились навстречу и наперерез страстной погоне.
— Куда он мог отсюда побежать?! — прокричал в ухо своему спутнику царь. Смотритель гарема пожал плечами. И Апоп вдруг побледнел и ответил себе сам, только его ответа в шуме скачки никто не услышал.
Тогда царь прокричал срывающимся, сиплым гласом:
— Он в женском лесу!
Возница, показывая невероятное мастерство, почти остановил на месте левого коня, ткнул остриём кнута правого и прокричал что-то на языке, принятом меж людьми и лошадьми. От резкого движения и царь, и смотритель гарема отлетели к правому борту колесницы, но приказ был выполнен — нужный поворот был сделан.
Теперь мчались перпендикулярно набережной.
— Скорее, скорее, скорее! — бормотал Апоп, пытаясь подняться с пола.
Колесница занимала собою всю ширину переулка, распугивая кошек, угрожая снести напрочь высунувшиеся из дверей на разведку носы горожан. Перед гаремными воротами колесница остановилась, обдав принесённой с собою пылью двух стоящих у ворот стражников.
Они узнали царя, но были поражены не его появлением, а его видом. По нему можно было с несомненностью судить о размерах несчастья, постигшего город. Царь подбежал к ним, задыхаясь и топая широкими подошвами. Лицо его было красно и мокро от лившихся волн пота.
На вопрос, не видели ли воины тут мальчика, они ответили, что видели.
— Когда?
— Перед самым рассветом.
— И что он? Где он? Куда побежал?
— Туда.
— Что значит туда?!
Воины были в нехорошем недоумении, царь задыхался. Сзади подкатывали одна за другою всё новые колесницы.
— Он что, вошёл внутрь? В лес гарема?
— Да, — отвечал один стражник. Второй в ужасе отодвигался в сторону, понимая, что его товарищ, кажется, говорит что-то ужасное.
— Как это могло произойти, ведь ворота заперты?
— Да, были заперты, но потом их отворили ненадолго, чтобы выпустить двух писцов, спасавшихся от бешеных женщин. И мальчик скользнул внутрь. Это было неожиданно, он выскользнул из переулка и бежал так быстро...
Апоп сделал два шага назад и сел в открытую дверь колесницы.
— Мы не могли за ним бежать. Женщины страшны, их много, с ними нет никакого сладу. Копьё в таком деле никакая не защита. Писцов выпустили и сразу заперли ворота снова.
Царь обхватил голову руками и упёрся лбом в колени.
Так он сидел довольно долго, потому что никто не решался к нему подойти. «Братья» топтались вокруг колесницы, мрачно переглядываясь между собою и поглядывая по сторонам. Количество дымов по окружности всё увеличивалось. Били перепуганные барабаны, прорывались откуда-то гнусные, хохочущие трели египетских пехотных рожков.
Царь встал.
Все ждали, что он скажет.
— Откройте ворота! — это двум стражникам. — Мы отыщем его.
Те не сдвинулись с места, словно понимая, что никто из присутствующих господ этот приказ не одобряет.
— Вы что, не слышали, открывайте! — хотел рявкнуть Апоп, но вышло сбито и сипло.
Опять никакого движения.
— Нас много, зачем нам бояться этих женщин?
Это было обращено к «братьям», но произнесено совсем уж неубедительно, даже с просьбой в голосе. Так никого не заставишь двигаться.
Никто и не двинулся.
Начальник стражи подошёл к царю и тихо, твёрдо произнёс:
— Мы готовы пойти за тобой, но у нас нет времени. Есть время только для спасения.
87
Солнце садилось.
Победный день подходил к концу.
Генерал Яхмос стоял на набережной, заваленной обломками его кораблей, трупами его солдат. Но сердце генерала было удовлетворено. Да, он заплатил огромную цену. Теперь, по большому счету, нет у него ни флота, ни армии, но зато есть нечто более важное — победа. Даже пусть не полная победа, всего день победы, но и этого достаточно. Это будет день поворотный, с него начнётся новое время Черной Земли. В этом Яхмос не сомневался.
На набережной кипела суета отступления. Разрозненные отряды солдат грузились на корабли, кто-то тащил мешки, ящики, куски драгоценного металла, украшения, драгоценные тряпки, просто бурдюки с вином, а то и туши жареного мяса.
Погрузка заканчивалась, ещё немного — и можно будет отчаливать под покров сваливающейся с небес ночи, унося гордость и счастье победы.
Побеждённый город выглядел не лучше победившей армии. Дымы пожаров вздымались повсюду, даже из вершины царской башни валил дым. Внутрь втащили множество тюков соломы и подпалили — другого способа расправиться с этим намозолившим египетский глаз сооружением не было.
Чуть дальше, за башней, располагалось огромное, нескладное на вид здание царского дворца. Строившееся и достраивавшееся на протяжении многих десятилетий без единого плана, оно теперь погибало в огне единого пожара. Оттуда должны были вернуться начальник стражи и Нутернехт, посланные, чтобы попытаться вынести из дворца какое-либо явное доказательство достигнутой победы.
Хнумхотеп, с рукой на перевязи и лицом, покрытым специальными мазями, появился первым. Он держался гордо, как победитель, но чувствовалось — недоволен собой. Протянул своему господину кинжал в вытянутой руке.
Яхмос принял его, вытер о белое колено своего передника.
Кинжал был замечательный. Два куска массивного золота сплавлены с двух сторон с полосой чёрной бронзы. Рукоять украшена изображениями саранчи, льва и быка и пятнадцатью цветами из чистого, лишь слегка закопчённого золота.
Кивком головы генерал поблагодарил своего офицера:
— Это царский кинжал, даже если ты вытащил его не из-за пояса у Апопа.
Почти сразу же вслед за Хнумхотепом из клубов дыма вокруг башни появился Нутернехт. Он почти бежал, сопровождаемый десятком закопчённых лучников. В руках у него был большой плетёный короб. Бросив его на пол, офицер откинул крышку и осторожно достал оттуда корону. Ту самую, двойную, двухцветную, корону единого Египта, в которой царь Апоп явился в Мемфис.
Но устам Яхмоса проползла довольная улыбка. Ему понравился этот подарок. Теперь он не просто человек, получивший право считаться фараоном, но фараон, получивший свидетельство своей власти. И не из злых пальцев Аменемхета.
— Где Санех?
Из почти сгустившейся темноты раздался голос начальника телохранителей:
— Я здесь.
— Скорее, Санех!
Генерал торопил своего охранника не зря. Уже было известно, что в город с четырёх направлений вошли колонны гиксосской конницы и повсюду истребляют отставшие, отбившиеся отряды египетской пехоты. Появления их тут, на набережной, следует ожидать с минуты на минуту.
— Я не могу спешить.
Скоро стало понятно, что он имеет в виду. Санех нёс на вытянутых руках простой глиняный горшок, обмотанный вокруг горлышка грубой верёвкой, один из концов верёвки уходил внутрь горшка.
— Что это? — спросил Яхмос и сразу же понял что.
Начальник стражи, увидев, что его господин догадался, что это за подарок, предложил:
— Может быть, уничтожим башню?
На секунду генерал задумался. Было бы, конечно, соблазнительно напоследок оставить после себя такую, громовую, память. Показать нечистым, что их тайная сила разгадана, их ядовитое жало вырвано.
— Там был только один такой горшок?
— Да, больше нигде ничего такого я не отыскал. Это был самый секретный подвал. Я пытал начальника писцов огнём, и он показал мне. У Апопа больше нет таких горшков, и нашим кораблям бояться нечего. Писец сказал, что этот порошок, что внутри, привезли всего один раз, издалека, и неизвестно, стоит ли ждать, что привезут снова.
