Александр Струев - Царство. 1951 – 1954
— Будем проводить, я не возражаю.
— До съезда стоило бы с товарищем Маленковым решить. Что вы скажете?
— Поменять предлагаешь? — сощурился Вячеслав Михайлович.
— Поменять.
— Не торопишься?
Никита Сергеевич подался вперед:
— Егор не свое место занял, поторопились тогда.
— Здесь не соглашусь, — ответил министр иностранных дел. — Маленков професанал, а професаналами не разбрасываются, тем более что слишком долго Егор в Кремле просидел. Собственно, ничего крамольного на посту премьера он не совершил.
Вячеслав Михайлович буравил своими маленькими глазками Хрущева.
— Я не говорю, что он взялся с бухты-барахты, я говорю про его председательство, что мелковат он для такого поста. Задвигать Маленкова неправильно, пусть в Президиуме остается, но не на месте председателя Совета министров! — доказывал Никита Сергеевич.
— А кого председателем, тебя? — мрачно спросил Молотов.
— Почему меня? Я не о себе. Тут дело государственное, а не так, что племянник Ленина страной руководит!
— Да, занесло Максимыча!
— Это только начало. Не снимем с поста, потом будем локти кусать!
— Кого предлагаешь?
— Булганина предлагаю, он человек с понятиями, к товарищам внимательный. Из стороны в сторону шарахаться не станет, не фанфарон, обстоятельный тоже.
— Насчет обстоятельного я бы не торопился. Это мы с тобой обстоятельные, — заулыбался заместитель председателя правительства. — Да и грамотности у него меньше, чем у Егора, такого професализма нет.
Молотов некоторые слова произносил неправильно, как говорили на его родине в Вятке, не вЫборы, а выборА, не молодЁжь, а мОлодежь. А некоторые делал неправильными в угоду Сталину. Однажды он услышал, как Сталин, выступая на одном из заседаний, произнес не «Наркомзем», а «Наркомзём», и Молотов тут же стал говорить «Наркомзём».
— Такого профессионализма, безусловно, нет, но после Сталина у нас коллегиальное управление, а значит, вместе справимся! — высказался Хрущев. — Я убежден, что Булганин подножку не поставит, а Маленков со своими заскоками может. Булганин не Маленков, — твердо заявил Никита Сергеевич. — А Егору какое-нибудь ответственное дело подберем.
— Подумаем, подумаем, — уклончиво отвечал Молотов.
— Чего же думать?! Сами знаете, что Маленков человек случайный!
— Ничего случайного в жизни нет! — глубокомысленно отозвался министр, — Маленков по сте-че-ни-ю об-сто-я-тельств председателем Совета министров стал, здесь соглашусь.
Хрущев барабанил пальцами по столу.
— С этим делом, Вячеслав Михайлович, тянуть невозможно, некуда тянуть! С каждым днем Егора уносит, ведь до чего договорился, Германию хотел отдать! А дальше что? — наседал Хрущев. — Не удержим в узде! И ведь с Берией первый друг был, не забыли?
Упоминание о Берии сделало свое дело. Молотов блеснул глазами и нахмурился:
— Твоя правда!
Несчастная Полина Семеновна, которую по счастливой случайности не уничтожили в лагерях, из обаятельной светской дамы превратилась в запуганного, забитого зверька. А МГБ, как не крути, связывали с Берией.
— Считай, решили с Маленковым, но участок работы Георгию подобрать обязаны. А то как получается — сначала Берия враг оказался, потом Маленков плохой, выходит, ко всем сталинским кадрам присмотреться следует? Плохие знаки. Надо ему весомое дело дать.
— Только не сельское хозяйство! — не удержался Хрущев.
— Не будем, — пообещал Вячеслав Михайлович. — Сельское хозяйство — твоя забота.
Молотов перевел взгляд за окно, на лес, где на деревьях совсем не осталось листьев, было безжизненно и сиротливо. Первый Секретарь придвинул ближе тарелку с пирожными и положил себе два кусочка слоеного, пропитанного сливочным кремом «Наполеона».
— Налопаюсь сладкого, пока Нина не видит, — предупредил он и принялся уминать торт.
Глядя на его аппетит, и Молотов взял себе кусочек.
«Дурацкое название — “наполеон”! Причем тут Наполеон? Кто придумал? Глупость несусветная!» — покачивал головой Вячеслав Михайлович.
Тем не менее, он с удовольствием съел пирожное. Вожди революции, основоположники марксизма-ленинизма, неумолимо смотрели со стен. Огромные портреты делали щуплого хозяина загородного особняка и выше, и мощнее. Вячеслав Михайлович испытывал чувство величия, просветления, блистал ясностью ума, эрудицией, портреты придавали ему нереальную силу, он заряжался от них энергией, по-настоящему ощущал себя Мо-ло-то-вым, а никаким не Скрябиным, чью фамилию получил от родителей и навсегда от нее отрекся во имя торжества революции! Даже после ареста жены, после сталинских унижений он оставался Молотовым и знал, что несокрушим!
— Булганин подойдет, — утерев рот салфеткой, подытожил Вячеслав Михайлович, — однако прежде надо с ним потолковать.
— Потолкуйте, — Хрущев проглотил третий «наполеон». — Торт у вас знатный!
— Ешь, ешь! Ты, Никита Сергеевич, должен быть ко мне ближе, а как посмотрю, все где-то бегаешь!
— Так здесь сижу?! — заулыбался гость. — Если что важное, я ж сразу к вам!
— Смотри, брат, смотри!
Никита Сергеевич, виновато пожал плечами.
— Вячеслав Михайлович, просветите, что в мире?
— В мире что? — отозвался министр иностранных дел. — За социализм воевать надо, вот что! Ты со своим другом Булганиным всюду лезешь, а ведь толком ни в чем не разбираетесь!
— Поэтому и интересуюсь у вас, что да как? — бесхитростно ответил Хрущев. В подобных случаях он напускал на себя дурновато-простецкий вид, пытаясь производить впечатление недалекого провинциала.
— Не разбираетесь в сути — и не лезьте! — повысил тон зампред правительства. — У вас с Булганиным знания поверхностные — слышишь звон, а не знаешь, где он! — выражал неудовольствие дипломат. — Хотя бы взять предателя Тито!
— Маршал Тито Югославию объединил, — возразил Секретарь ЦК. Иосип Броз Тито нравился Хрущеву своей принципиальностью, независимостью, смелостью. Когда Балканы занял противник, он с винтовкой в руках дал немцам отпор, потом ушел в партизаны, чем заслужил глубокое уважение людей.
— Югославию объединил, а социализм для одного себя устроил! — злобно рыкнул Молотов. — Что Тито сделал для укрепления социалистического лагеря? Чем как коммунист себя показал? — министр стянул узкие губы в ниточку. — Живет точно князек, жрет, пьет, командует, никого не слушает, кто он? Фашист, а не коммунист, вот кто! — выпалил Вячеслав Михайлович. — Когда Тито из гитлеровских лап выручали, тихий ходил, послушный, а как Гитлера отдубасили, ожил: — и мы воевали! — бубнит. А тут, как по заказу, американцы в Европу приперлись. Глядь, а до Тито уже не достучаться! От Тито молчок. Уже не просит совета, уже лавирует, расхрабрился, а раньше разве ж мог взбрыкнуть?! Сейчас, гляди, каким павлином вышагивает! Как ты там его назвал — маршал?! — занервничал Молотов, но тут же взял себя в руки, и лицо его сделалось непроницаемым.
— Почему США Японию вооружают? Как такое получилось? — перевел разговор на другую тему Никита Сергеевич.
— Дружат теперь.
— Получается, атомную бомбу на японцев друзья сбросили?! Как это?
— За деньги и не такое бывает.
— Только не у нас! — яростно запротестовал Хрущев.
— Тут да, не у нас! — закивал Вячеслав Михайлович. — У коммунистов деньги ничего не значат, в этом наше существенное превосходство над противником, а на Западе деньги первей всего!
— Гнилые люди! — отозвался Никита Сергеевич.
— Америка все на деньги меряет, в этом их главный просчет. Если побольше скопить, и воевать с Америкой не придется, сама в руки ляжет, такая алгебра, — нравоучительно заметил министр иностранных дел. — Они так и японцев с потрохами купили, и их недобитого императора. А мы потихоньку Америку растлеваем, — пожимал плечами политик, — золотом сорим.
— Американцы мечтают и Китай прихватить.
— Не выйдет! — назидательно произнес Вячеслав Михайлович. — Мао в Китае крепко стоит. Он Китай не отдаст, а потом мы у него друзья-товарищи, никуда от Москвы Мао Цзэдун не денется. В свое время по два миллиона долларов ежемесячно ему засылали, а иногда — и по три. А потом — заводы. Сколько заводов китайцам построили, сколько железных дорог? И морские порты, и аэродромы, все братскому народу дали. Китайская Красная армия без нашего оружия, без наших военных специалистов ничего не стоит. Мао это понимает. Он, в отличие от Тито, коммунист до мозга костей! Главное, чтобы с нами до конца шел, этот бывший учитель.
— Сейчас Сталина нет, сложновато с ним будет! — заметил Никита Сергеевич.
— Я есть! — назидательно протянул Молотов.
Хрущев сделал подобострастное лицо:
— Мао Цзэдун бомбу просит. На каждой встрече китайцы тараторят — бомба, бомба!
