Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович
Уже за день до бегства полез Егорка голубей кормить и там, на сеновале, наткнулся на самый настоящий охотничий лук! Оступился случайно, когда клетки с голубями закрывал, и упал в самый угол в душистое прошлогоднее сено, а рука по стене скользнула и наткнулась на какую-то деревяху. Заинтересовался Егорка, стал в сене копаться, и вот он — лук! А откуда он там взялся, сомнений-то и не было. Конечно, отец спрятал. То ли так, на всякий случай, то ли сам подумывал увести семью из неволи, но не успел.
Хороший лук, упругий, только тетива немного ослабла. Но Егорка знает, как её натянуть. Пошарил ещё в сене — вот и саадак со стрелами. Сколько их там? Пересчитал — двенадцать штук. Не густо, конечно, но в дорогу, наверное, хватит. А куда идти — он уже решил. Обойдут они Москву сбоку, а сами укроются в какой-нибудь небольшой деревушке в стороне от татарского нашествия. А там объявят, что они с сестрой — свободные, а деревню их татары спалили. Кто его знает — может, в той суматохе, что надвигается, никто и разбираться не будет? Всё одно это лучше, чем на месте оставаться.
На следующий вечер, как закончил работу, собрал Егорка все припасы — сухари, полбы пшеничной в крынке на первое время, а также нож, лук со стрелами, кресало с кремнем и, подумав, лопату. Неудобно, конечно, с лопатой в дороге, но на стоянке она — первая помощница. Лопата добрая, дорогая: черенок берёзовый, а сама цельнокованная, не то что у других — деревянные, а железом только режущая кромка покрыта.
Как стемнело и село угомонилось, забрался Егорка в последний раз на чердак и открыл клетки с голубями. В темноту они, конечно, не полетят, а как солнышко встанет — весь мир перед ними! Если Егорка на свободу уходит, пусть и голуби туда же летят.
Хорошо ещё, валяльная изба на краю села стоит, особо хорониться не надо. Хотя все и спят — мало ли, кто по нужде на улицу выйдет. Поднялись они с Дашуткой на высокий берег реки, оглянулись в последний раз на село — и в лес. До утра надо уйти подальше.
Ночь выдалась светлая. Хотя и не полнолуние, а так… Четвертьлуние. Но всё равно идти по лесу можно. От дороги старались далеко не отходить, чтобы самим было видно, кто там идёт или едет, а их — нет. Ночью, конечно, вряд ли кто-то появится, ну а вдруг? Какой-нибудь неугомонный вздумает в боярское поместье податься. По поручению или просто по собственной прихоти. Схватят их, потом не открестишься. Снова в холопы попадёшь, да ещё спину кнутом измочалят — за побег-то. По дороге, конечно, быстрее идти, чем по лесу, но нет уж. Медленнее-то иногда, оказывается, вернее.
Идут они по лесу — лунный свет сквозь сплетение веток пробивается, сучья под ногами хрустят, что-то шуршит сбоку, сверчки стрекочут, вдобавок ещё филин вдалеке заладил своё "угу" да "угу".
— Братик, — шёпотом спросила Дашутка, — а если мы лешего встретим — что делать будем?
Улыбнулся Егорка — не встречал он за всю свою почти что пятнадцатилетнюю жизнь лешего. И кикимору болотную не встречал. Даже домового — и того. А разговоры про них слышал только от самых взбаламошных соседей. А вот Дашутка верит, хотя и старше его — что поделаешь, она ж девчонка. Вот подрастёт — тоже перестанет верить, недаром же они с Егоркой родные. Отец ведь тоже не верил. Егорка в отца. А может, Дашутка в маму? Кто его знает — верила мама или нет? Ну ничего, Егорка сестре объяснит, что не надо бояться нечисти. Может, её вообще не существует. Скорее всего.
— Ну, если и встретим — что ж тут такого?
— Страшно.
— Что страшного? Он лес охраняет, мы ему к чему?
— Говорят, если ему кто не понравится, может обидеть. Нечисть ведь всяким колдовством владеет.
— А вот смотри, что у меня есть, — достал Егорка отцовский боевой нож, который Дашутка ещё не видела, — это ножик, заговоренный против всякой нечисти. Если леший к нам пристанет, я его ножиком ткну в левую пятку, он и уйдёт.
Дашутка, открыв рот, посмотрела на удивительный ножик, которого боится леший, и даже потрогала клинок пальцем.
— Теперь не боишься?
— Нет. Братик, а где ты его взял?
— Калики перехожие подарили. На, говорят, Егорка, волшебный ножик, будешь им от всякой нечисти отбиваться.
Врёт, конечно, Егорка. Вспомнил, как ещё совсем маленьким слышал сказку от соседского деда Кирилла. А сказка про то была, как калики перехожие дают волшебный меч богатырю, который, хворый ногами, тридцать лет сидел на печи, а потом чудесным образом исцелился.
Но Дашутка этой сказки не слышала, поэтому не поняла, что Егорка над ней подшучивает. Она теперь успокоилась и шла, не вздрагивая от каждого лесного шороха.
— Егорка, а когда у нас калики перехожие были?
— Что? А-а-а-а, в прошлом году. Шли они к святым местам да у нас остановились.
— А я не помню.
— Да они только одну ночь у нас и были. Пришли поздно, уже стемнело. Ты спала. Ушли — ты тоже ещё спала.
— Ясно. Слушай, а почему лешего ножиком колоть надо в левую пятку?
— А в какую?
— Ну, не знаю. Может, вообще не в пятку.
— А куда?
— Не знаю.
— В пятку, в пятку, не сомневайся. Знаешь, как говорят: "душа в пятки ушла"? Это вот как раз про нечисть и говорят. Вот в самую душу их колоть и надо.
— Егорка, ты меня обманываешь, что ли? Она же нечисть, у неё души нет. Так батюшка Илья говорил.
— Да? — смутился Егорка. Про то, что у нечисти отсутствует душа, он слышал впервые.
— Ты не знал, что ли?
— Как не знал? — уже уверенно произнёс Егорка. — Знал, конечно. Только знаешь, у них просто такой души, как у нас, нету. У них своя душа, нечеловеческая.
— Правда? — недоверчиво спросила Дашутка.
— Конечно. Ты не сомневайся.
В лесу уже светлело — приближалось утро. Егорка посмотрел на сестру: видно же, что устала, но держится хорошо. Понимает, что останавливаться сейчас нельзя. Но передохнуть всё же стоит. Иначе скоро свалится от усталости.
— Стой, сестрёнка. Давай перекусим.
Поели они полбы прямо из крынки. Сначала кинули туда несколько сухарей, а как те размякли — и поели. Крынку выскребли дочиста, потом Дашутка её ополоснула в ближайшем ручье — авось ещё пригодится в дороге. Егорка положил крынку в торбу заплечную, и они снова тронулись в путь.
В полдень в лесу даже лучше, чем на дороге. Там — пылища, жара, а в лесу прохладно и солнце глаза не слепит. Только вот мошки всякие одолевают, но это можно и потерпеть. Так и шли они почти весь день. Останавливаться больше не стали. Только в полдень съели по сухарику да запили водой.
Когда солнце уже клонилось к закату, они как раз проходили возле очередного ручья, которыми так богаты здешние леса. Егорка огляделся и сказал:
— Всё, сестрёнка, заночуем здесь.
Отошли они подальше в лес, чтобы с дороги огонь видно не было, и стали место готовить для ночлега. Дашутку Егорка отправил в лес — гриб-трутовик искать[37]. А сам взялся яму под костёр копать. Выкопал он лопатой ямку в полторы пяди[38] глубиной, сбоку — нору, вроде как поддувало у печки. Наломал мелких дров, потом дождался, пока сестра принесла трутовик, выбил кресалом искру — и готов костерок! Дым от такого не в небо уходит, а по земле стелется. В сотне шагов пройдёшь — и не заметишь. Если ветер, конечно, в другую сторону, и дыма нет.
Потом решил накопать на ужин корней лопуха, сейчас как раз самое время. В конце весны и в начале лета они толстые, а позже израстают, становятся пустыми и для еды не годятся. Знает Егорка, где лучше всего копать — там, где земля с песком, и вода рядом. То есть на берегу ручья. Там и корни будут сочные, и копать их легко. Оставил он сестру за костерком присматривать, а сам взял лопату и отправился за корнями.
Когда вернулся, пламя уже прогорело, и в костровой ямке тлели красные угли — в самый раз, чтобы корни запекать! Хоть и большую яму Егорка выкопал, всё равно за один раз все корни запечь не получилось, пришлось дважды костёр палить. Во второй раз уже опаска была — смеркается, костерок хоть и бездымный, огонь всё равно издалека виден. Ну, да бог миловал — никто на огонёк не пришёл.
