Голоса из окон. Ожившие истории петербургских домов - Екатерина Кубрякова
После обеда гости благодарили хозяйку, дамы кивком головы, мужчины поочередно целовали руку хозяйке в знак благодарности, потом все переходили в гостиную, а мужчины в кабинет. Через полчаса после обеда разъезжались» [38].
Тринадцатилетний Игорь, согласно семейной традиции, поступил в Морской корпус, шефство над которым было закреплено за сыном Николая II, и который назывался теперь Морское Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Училище. Из этого дома отправлялся на Васильевский остров юный Гирc, четырнадцатый представитель своей фамилии, обучавшийся в стенах старинного заведения. В Морском корпусе, в отличие от многих других учебных заведений, обучались не только дети дворян. Крестьяне здесь, конечно, не встречались, но атмосфера была далека от чопорной. Тем не менее правила хорошего тона неукоснительно соблюдались — квас в столовой подавался в серебряных кувшинах, у каждого кадета или гардемарина была своя накрахмаленная салфетка в серебряном кольце, а скатерти сияли кипельной белизной. Ученикам прислуживали лакеи, а гувернеры-репетиторы каждый вечер собирали группы желающих попрактиковаться в английском, немецком или французском языке.
События декабря 1916-го и начала 1917 года дали трещину привычной жизни. С фронта приходили тревожные известия, заводы бастовали, у продовольственных магазинов и булочных начали образовываться очереди. Поползли слухи об интригах при дворе и в правительстве. Убили Распутина, чья политическая роль шепотом обсуждалась и в среде малолетних кадетов. На улицах появились патрули конных полицейских и казаков, разгонявших революционно-настроенных рабочих и студентов. Несмотря на то что чета Гирсов пыталась сохранять спокойствие и Владимир жестко запретил разговаривать в доме о войне и политике, чтобы оградить от переживаний детей, городская жизнь сама ворвалась в дом братьев Богомольцев.
«Нас, кадетов и гардемаринов, распустили по домам со строгим приказом начальства не задерживаться на улицах. Наше оружие — палаши в черных лакированных ножнах, которые мы с такой гордостью носили, у нас отобрали, чтобы не случилось каких-либо эксцессов. Придя домой, я застал домашних в тревоге. Вскоре на парадной лестнице раздались выстрелы. Оказывается, (демонстранты) снимали городовых, занявших с пулеметом чердак нашего дома. На следующий день начались погромы винных складов и подвалов» [39].
Из окон этого дома Игорь смотрел на белый снег, то тут, то там залитый красными лужами.
Похожая на кровь, эта жидкость была всего лишь вином, которое солдаты, чтобы не дать поживиться отпущенным из тюрем уголовникам, выливали на тротуары и в канализацию. Дети смотрели на новый мир с удивлением, страхом и любопытством. Для Владимира же крушение монархии было настоящим ударом. Несколько поколений его предков посвятили жизнь служению Государю и отечеству. Теперь же Гирсу оставалось только утешать себя мыслью, что Николай II, отрекшись от престола, стремился предотвратить анархию. Отречение освободило от присяги всех военных, и Владимир поступил так, как он думал, хотел бы его Государь — вместе с Игорем, укрываясь в подворотнях от случайных выстрелов, он вышел из этого дома и двинулся на Мойку к военному министру Гучкову, чтобы заявить о своей лояльности Временному правительству. Гирc был назначен членом Адмиралтейского совета.
Октябрьская революция принесла новые перемены. Владимир снова принял новую власть, теперь уже советскую, и так как Адмиралтейский совет был распущен, поступил на службу одним из директоров строящегося орудийного завода. «Заработки отца значительно уменьшились в связи с его освобождением от службы в Адмиралтействе. Вместе с тем цены на товары потребления еще с 1917 года стали повышаться. Все это привело к тому, что наша семья была вынуждена переменить квартиру. Вместо нашей роскошной квартиры, занимающий целый бельэтаж в новом доме, за которую отец платил 325 руб. в месяц, мы переехали в квартиру из семи комнат… которая стоила 125 руб. в месяц» [40].
Владимиру пришлось распрощаться с прислугой — лакея, горничную и кухарку заменила деревенская женщина, в одиночку исполнявшая роль помощницы. Роскошные вещи, украшавшие парадные залы в квартире в доме Богомольцев, теперь были не к месту — белый рояль и торшер с черепахой продали. Столовое серебро в пяти ящиках сдали на хранение в банк (больше семья его не увидит). Дети Гирсов для поправки материального положения семьи устроились на службу — Нита поступила на телеграф машинисткой, владеющей иностранными языками, Вова — в морской комиссариат, а шестнадцатилетний Игорь — конторщиком в Адмиралтейство, где еще недавно его отец заседал в Совете.
Наступила весна 1918 года — самая тяжелая в жизни семьи. Сначала умерла Нита — мать противилась удалению гнойного нарыва в горле дочери, ведь некрасивый шрам обезобразил бы ее декольте, и в результате промедления девушка скончалась за день до запланированной операции. Через два месяца исчез Вова, заявивший, что едет в рабочую командировку, но на самом деле отправившийся вступать в белогвардейское движение и пропавший без вести. А еще через пару месяцев ЧК арестовал отца семейства, Владимира.
Никаких обвинений и объяснений не последовало, лишь через несколько месяцев, обивавший пороги тюрем Игорь получил в справочной короткую записку: «Гирc В. К. расстрелян».
Как позже выяснилось, он был утоплен в барже в Финском заливе вместе с другими арестантами. У Ольги Арсеньевны, еще два года назад подписывавшей карточки рассадки высокопоставленных гостей на званых обедах в доме Богомольцев, а теперь бредящей и чуть не сошедшей с ума от горя, остался один Игорь.
Мать и сын смогут не пасть духом и устроиться в новом мире. Ольга найдет работу учительницей французского языка в школе, а Игорь продолжит учебу. Вместо серебряных приборов и накрахмаленных скатертей в столовой бывшего Морского училища Наследника Цесаревича, теперь называвшегося Училищем командного состава флота, будут стоять бачки с чечевичным супом, приправленным селедочными головами. Семь курсантов на
