Крестоносцы 1410 - Юзеф Игнаций Крашевский
Это было легкомысленное, ветренное, смеющееся, кокетливое, поющее, подвижное и чрезвычайно хитрое создание. Она знала гораздо больше матери, которая, как другие женщины в это время, никогда читать не училась, и хоть с бумагой она не имела никогда дела, говорила по-немецки, как немка, и это на всех диалектах, какие встречались на землях крестоносцев; говорила по-польски, благодаря няньке выучила литовский, а были такие, которые утверждали, что, когда намеренно по-латыни говорить начали, дабы от неё скрыть, она и латинский понимала.
Что её головка однажды услышала, навеки в ней увязало. Также она имела большую скорость в познании людей, так что, посмотревши в глаза человеку, скоро знала, как с ним говорить и как с ним обходиться. Сначала молодёжь к богатой Носковой толпой залетала, через мать, через знакомых рекомендовали себя беспрестанно люди; но ребёнок капризный и уверенный в себе забавлялся с каждым, как кот с мышью, а в завершении царапал зубками или коготками. Затем ухажёры, жалуясь, повесив уши, шли прочь, а девушка смеялась. Эта девочка была настоящим бесёнком.
Когда кто поважней являлся в дом: пожилой человек, барон, князь, в которых не было тогда недостатка, потому что их Германия в тевтонскую гостиницу поставляла, Офка умела изменить себя, что узнать её было трудно: состроить минку, спокойно сидеть, серьёзно говорить, удерживать в себе смех, опускать глаза, так что её принимали за робкую и наивную.
Ей ничего не стоило в один час быть четырёхкратно и легкомысленной, и набожной, и шаловливой, и невинной девушкой.
Дом пани Носковой посещало множество людей, отчасти это из-за её торговли – потому что держала заморские товары, вина, специи, сахар и то, что для кухни и винных погребов было необходимо (у неё также запасы для Мальборга и других домов были сделаны) – отчасти из-за её великого гостеприимства и связей с иными странами. А когда кто хотел письма послать или приказ, либо отправить деньги, через Носкову было значительно легче и наиболее безопасно это сделать. Также сам В., казначей Ордена, часто использовал её посредничество. Вдова письмо и счёт будто бы не понимала, но память имела особенную и разум быстрый. Она сама управляла всем с помощью одного старого домочадца, который звался Вольфем, а был он человек седой, сгорбленный, и тёплой шапки из-за лысой головы никогда не снимал, даже в костёле. Кроме каменицы у рынка, имелись примымыкающие к ней большие магазины, где всегда вин, специй и всякой заморщины было полно, а бочки и бутыли стояли как броги. Там шафран, который в другом месте взвешивали щипотками, лежал камнями в магазине.
А когда Носкова принимала у себя, то не по-мещански, а почти по-княжески. Птичьего молока только не хватало. Когда приглашала гостей, должна была быть музыка и самые остроумные комические актёры из города и фигляры, и шуты, дабы развлекали компанию. В эти времена также был такой обычай и в усадьбах, что пиры, роскошные приёмы и тому подобное веселье без шутов обойтись не могли. Шутовское ремесло было таким же приличным, как и другие. Каждый город имел своих актёров, заказывал их на собрания, поил, кормил и без платы они не уходили, а часто и пожертвования вымогали у гостей. Обед без шутов вкусным и полным не был, скорее, обошёлся бы без жаркого.
На самом деле пани Барбара не устраивала часто таких дорогих приёмов, но, когда до этого доходило, люди знали, что это у неё значило.
Тогда выставляли серебро вместо олова, венецианские стёкла и самые лучшие глиняные миски – шафрана, имбиря, гвоздики не жалели, так, что на улице их было слышно. Нагретое вино с сахаром и приправами пьянило так, что душа радовалась…
Не удивительно, что о такой вдове, которая, не выходя замуж, умела со всем справляться и без чьей-нибудь помощи обходилась, ревнивые люди плели невероятные истории: она о них либо не думала, либо не заботилась о них. Говорили также разное об Офке: ни она, ни мать головы этим себе не забивали.
Только раз, когда приятель пана Шпота начал слишком язык распускать, неизвестно кто направил четырёх прислужников с палками, ночью на улице на него напали и сильно избили, повторяя: «Держи язык за зубами, если хочешь быть целым». Тех, кто были, никто потом никогда выследить не мог, а следы от ударов на спине этого друга пропали. Он должен был их пару недель смазывать, пока не зажили, и в дальнейшем, осторожный, он молчал.
Когда начали собираться на войну, конец которой всегда трудно предвидеть, осторожная пани Носкова сразу, по-видимому, свои бочонки с золотом и серебром отдала в темницу замка на хранение, потому что и у В., орденского казначея, и у комтура, недавно избранного, Иоганна фон Сайна, она была в великой милости.
Хотя комтуры в замке часто менялись, все в дальнейшем имели большое уважение у пани Носковой.
Другие сановники также, прибывая в Торунь для орденских дел, часто гостили в её доме, и в этом не было ничего удивительного, так как она кухонные и подвальные запасы импортировала, а через неё также отправлялись и деньги за границу, многие были из казначейских счетов.
Вскоре после своего приезда в замок казначей Мерхейм, оставив карету в стенах замка, сам под вечер пошёл в каменицу «Под оленем».
Неприятную и некрасивую физиономию сделала Офка, которая, по своему обыкновению, в дверях подстерегала пропрохожих, увидев его, и хлопнув в ладоши, побежала к матери. Она бросила ей только слово:
– Казначей тащится!!
Сама же как можно быстрее побежала приукраситься. Хоть крестоносец был старый, некрасивый и отвратительный, а вдобавок и монах, девушка даже перед ним хотела предстать во всей своей красе.
Мать, вскочив со стула, также пошла к зеркальцу причесать волосы, поправить жабо. Потом, достав из выдвижного ящика цепочку, надела её себе на шею. Затем села на стул с подставкой для ног и ждала его в парадной комнате.
Она могла называться парадной, потому что, действительно, была отлично убранной. Свод, изрисованный зелёными ветвями, золочёными гроздьями и фигурами святых, поднимался над комнатой, изогнутый в стройные арки. Стены покрывали узорчатые занавеси, а где их не было, стояли шкафы из дерева, искусной работы, на них кувшины и посуда серебряная, позолоченная, деревянная и каменная. Стол посередине был
