Вольдемар Балязин - Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых
Обо всем этом с горестью размышляя и видя, что ничем не могу склонить тебя к добру, я посчитал за благо написать тебе сей последний тестамент и подождать еще немного, если нелицемерно обратишься. Если же этого не случится, то знай, что я тебя лишу наследства, яко уд гангренный. И не мни себе, что один ты у меня сын и что все сие я только в острастку пишу: воистину исполню, ибо если за мое Отечество и людей моих не жалел и не жалею собственной жизни, то как смогу тебя, непотребного, пожалеть? Пусть лучше будет хороший чужой, нежели непотребный свой».
Отвечая отцу, Алексей во всем соглашался с ним и просил лишить его права наследования престола, ссылаясь на слабость здоровья и плохую память, утверждая, что «не потребен к толикого народа правлению, где требует человека не такого гнилого, как я».
Когда Алексей писал это письмо, Екатерина Алексеевна родила очередного ребенка. Это был мальчик, и Алексей просил отца назначить наследником престола новорожденного брата. В заключение Алексей клялся в том, что никогда не заявит своих прав на престол, а для себя просил лишь «до смерти пропитания».
Это письмо он писал по совету своих ближайших друзей — Александра Кикина и князя Василия Долгорукова. Причем последний сказал Алексею: «Давай писем хоть тысячу. Еще когда это будет. Старая пословица: «Улита едет, коли-то будет». Это не запись с неустойкой, как мы прежде давали друг другу». Долгорукий намекал на то, что отказ от престола — пустая отговорка и что только реальный ход событий определяет, на чьей стороне окажется фортуна.
Петр, по-видимому, узнал и об этом. 19 января 1716 года отправил Алексею еще одно письмо, в котором не верил клятвам сына, полагая, что если бы тот и сам хотел поступать честно, то сделать это ему не позволят «большие бороды, которые ради тунеядства своего ныне не в авантаже обретаются, к которым ты и ныне склонен зело. К тому же, чем воздаешь за рождение отцу своему? Помогаешь ли в таких моих несносных печалях и трудах, достигши такого совершенного возраста? Ей, николи! Что всем известно есть, но паче ненавидишь дела мои, которые я делаю для своего народа, не жалея своего здоровья. И конечно же после меня ты разорителем этого будешь. Того ради, так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно, но или перемени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах…»
Когда Алексей прочитал это письмо Кикину, тот сказал: «Да ведь клобук-то не гвоздем к голове прибит». И после этого Алексей допросил отца отпустить его в монастырь.
Еще через неделю Петр отправился на воды в Карлсбад, взяв с собою, между прочим, и Александра Кикина. Перед отъездом он навестил сына и еще раз попросил его, не торопясь, в течение полугода, обдумать: быть ему наследником или монахом? А Кикин, прощаясь с Алексеем, шепнул тому, что, находясь в Европе, найдет царевичу какое-нибудь потайное место, где тому можно будет укрыться, бежав из России.
Двадцать шестого августа 1716 года Петр послал Алексею письмо все с тем же вопросом. И написал, что если Алексей хочет остаться наследником, то пусть едет к нему, сообщив дату своего выезда из Петербурга, а если — монахом, то пусть скажет о сроке принятия пострига.
Алексей сделал вид, что решил ехать к Петру, и, взяв с собою Ефросинью Федоровну, ее брата Ивана и трех слуг, 26 сентября 1716 года оставил Петербург. По дороге он встретился в Либаве с Кикиным, сообщившим, что царевича ждут в Вене и австрийский император примет его как сына, обеспечив ежемесячный пенсион в три тысячи гульденов. После беседы с Кикиным Алексей решился окончательно: проехав Данциг, он исчез.
Через два месяца Петр распорядился начать поиски беглеца. Генерал Адам Вейде, стоявший с корпусом в Мекленбурге, русский резидент в Вене Абрам Веселовский, майоры Шарф и Девсон отправились на поиски Алексея. Более прочих повезло Веселовскому. Хорошо зная европейские обычаи, он везде расспрашивал — конечно же за денежную мзду — о русском офицере с женой и четырьмя служителями. Двигаясь от Данцига на юг, Веселовский обнаружил следы Алексея, ехавшего под именем подполковника Кохановского и останавливавшегося в разных городах и гостиницах. Во Франкфурте-на-Одере царевич жил в «Черном орле», в Бреслау — в «Золотом гусе», в Праге — в «Золотой горе». Наконец в Вене 20 февраля 1717 года Веселовский нашел человека — референта Тайной канцелярии Дольберга, который сказал, что Алексей находится во владениях австрийского императора инкогнито.
* * *Алексей и его спутники приехали в Вену в ноябре года. Не останавливаясь в гостинице, царевич явился в дом вице-канцлера Шенборна, который уже лег спать. Алексея долго не пускали, предлагая подождать до утра, но царевич так боялся погони и ареста, что добился встречи с Шенборном среди ночи. Бегая по комнате, где происходило рандеву, Алексей кричал:
— Император должен спасти меня и обеспечить мои права на престол! Я — слабый человек, но таким воспитал меня Меншиков, с намерением расстраивая мое здоровье пьянством. Теперь, говорит мой отец, я не гожусь ни для войны, ни для правления, однако же у меня достаточно ума, чтобы царствовать. А меня хотит заточить в монастырь, куда я идти не хочу! Император должен спасти меня!
Алексей более всего рассчитывал на свое родство с императором, который был женат на родной сестре его покойной жены Софьи-Шарлотты и, таким образом, доводился ему шурином, а дети Алексея — Наталья и Петр — были племянниками императрицы.
Карл VI Габсбург немедленно собрал тайную конференцию, на которой было решено сохранить пребывание Алексея в секрете. Он распорядился отвезти царевича сначала в местечко Вейербург под Веной, а оттуда в крепость Эренберг в тирольских Альпах.
Для сохранения тайны Алексея и его спутников переодели простолюдинами и на крестьянских телегах, настрого наказав соблюдать в пути абсолютное инкогнито и ни слова не произносить по-русски, отправили в Альпы.
Однако же, останавливаясь на ночлеги, Алексей и вся его компания много пили, сильно шумели и тем привлекали к себе внимание австрийцев. Наконец, на восьмой день пути, проехав 600 верст, они добрались до крепости Эренберг, одиноко возвышавшейся на вершине высокой и крутой горы. Крепость располагалась вдали от больших дорог и была идеальным местом для укрытия царевича от любопытных глаз. Эренбергский комендант, генерал Рост, получил от императора инструкцию о строжайшей изоляции «некоторой особы». Причем эта «особа» ни с кем не должна общаться, выходить из крепости, а место ее пребывания должно оставаться непроницаемой тайной. Император предупредил Роста, что в случае нарушения приказа хоть в чем-то он будет лишен имени, чести и жизни.
Инструкция предписывала не менять ни одного солдата в гарнизоне, пока узники там находятся: под страхом смерти всем солдатам, и их женам запрещалось выходить из крепости. «Некоторой особе» разрешалось писать письма, но отправлять их имел право только сам комендант через Вену.
Меж тем Веселовский от своего агента — референта тайной конференции Дольберга — узнал о месте пребывания Алексея и 23 марта 1717 года сообщил об этом приехавшим в Вену денщику Петра капитану гвардии Александру Румянцеву и трем офицерам, сопровождавшим его. Румянцев немедленно выехал в тирольские Альпы и там доподлинно узнал, где скрывают царевича.
О поиске Румянцева узнали и австрийцы и, спасая Алексея, предложили тому тайно переехать в Неаполь, оставив слуг и Ивана Федорова в Эренберге, поскольку передвижение целой группой скрыть бы не удалось.
Переодев Ефросинью в одежду мальчика-пажа, Алексей вместе с ней в три часа ночи выехал из Эренберга. Но все старания обмануть бдительных петровских соглядатаев оказались напрасными: Румянцев уже несколько дней находился под чужим именем в соседней с Эренбергом деревне Рейтин, где проживал и комендант крепости генерал Рост. От одного из гостей Роста — офицера из Вены — Румянцев узнал, что таинственного узника увезли в Неаполь. Румянцев отправился следом.
Алексея и Ефросинью поместили в замке Сент-Эльм, стоящем на вершине горы, где они и прожили пять месяцев — до осени 1717 года.
Скоро стало ясно, что их новое убежище раскрыто: в июле в Вене появились тайный советник граф Петр Андреевич Толстой и капитан Румянцев. Они передали императору Карлу VI письмо Петра о просьбой о выдаче сына.
Депеше этой предшествовали многие попытки захватить царевича и доставить в Россию. Толстой и Румянцев начали операцию по извлечению Алексея из замка Сент-Эльм 1 июля 1717 года, когда Петр находился в Спа. 10 июля Петр передал им письмо к Карлу VI, в котором просил австрийского императора передать царевича в руки графа Толстого, приведя убедительные юридические и моральные доводы.
Двадцать девятого июля Толстой вручил письмо императору, но Карл VI нашел его недостаточно понятным и просил какое-то время, чтобы принять решение.
