Александр Дюма - Асканио
– Времени у меня было очень мало, сир. Однако вот ваза и серебряный таз, над которыми я сейчас работаю, но они, пожалуй, недостойны внимания вашего величества.
Минут пять король молча разглядывал произведения Челлини.
Казалось, дивные творения заставили его позабыть о творце.
Заметив, что его окружили дамы, подстрекаемые любопытством, Франциск I воскликнул:
– Посмотрите, сударыни, да это просто чудо!
Форма вазы так нова и так смела! Бог ты мой, как тонка, как искусна работа барельефа и рельефа! Особенно же восхищает меня красота этих линий: видите, как разнообразны и естественны позы людей! Взгляните-ка на эту девушку… Художник удивительно живо передал ее мимолетный жест.Так и кажется, девушка вот-вот взмахнет рукой. Право, даже в древности не создавали таких прекрасных вещей. Вспоминаю лучшие творения античных мастеров и выдающихся ваятелей Италии… Нет, ничто не производило на меня такого сильного впечатления! Ну, посмотрите же на эту прелестную малютку: дитя утопает в цветах, шевелит ножкой. Все так живо, изящно и прекрасно!
– Вы великий король, сир! – воскликнул Бенвенуто. – Другие осыпали меня похвалами, вы же меня понимаете!
– Покажите еще что-нибудь! – сказал король с каким-то жадным нетерпением.
– Вот медаль, изображающая Леду и лебедя. Я сделал ее для кардинала Габриэля Цезарини. Вот печать, на которой я выгравировал изображение святого Иоанна и святого Амвросия. Вот эмалированная рака…
– Неужели? Вы чеканите медали? – спросила госпожа д'Этамп.
– Как Кавадоне Миланский, сударыня.
– Вы покрываете золото эмалью? – воскликнула Маргарита.
– Как Америго Флорентийский.
– Вы гравируете печати? – осведомилась Екатерина.
– Как Лантизко Перузский. Уж не думаете ли вы, сударыня, что мне достает таланта лишь на изделие филигранных золотых безделушек и чеканку серебряных монет? Хвала создателю, я умею делать все понемногу. Я недурно знаю инженерное искусство,дважды помешал врагу захватить Рим.Пишу сносные сонеты. И вы, ваше величество, можете заказать мне оду. Я сочиню оду в вашу честь, право,не хуже самого Клемана Маро! Музыке отец обучал меня из-под палки. Эта метода пошла мне на пользу– я играю на флейте и на корнете так хорошо, что папа Климент Седьмой, когда мне было двадцать четыре года, взял меня в свой оркестр. Кроме того, я изобрел способ изготовления пороха, умею делать превосходные самопалы и хирургические инструменты .А ежели вы, ваше величество, поведете войну, то соблаговолите позвать меня.
Вот увидите, я пригожусь вам– я метко бью из аркебуза и умею наводить кулеврину¹.На охоте мне случалось за один день подстрелить двадцать пять павлинов. В артиллерийском бою я избавил императора от принца Оранского,а ваше величество – от коннетабля Бурбона². Как видите, предателям приходится со мной не сладко…
[¹Кулеврина– старинная пушка.]
[²Коннетабль– верховный начальник королевских войск в средневековой Франции. В данном случае имеется в виду коннетабль Шарль де Бурбон.Король Франциск I боялся его политического соперничества и попытался отнять у коннетабля часть его владений с помощью своей матери Луизы Савойской.
Тогда последний тайно сговорился с Карлом V,бежал к нему и начал воевать против своего отечества,снискав позорную славу предателя.] – Так чем же вы больше гордитесь, – прервал его молодой дофин, – что убили коннетабля или подстрелили двадцать пять павлинов?
– Я не горжусь ни тем, ни другим, монсеньор…
Ловкость, как и все другие таланты, дана нам господом богом, и я проявил ее, вот и все.
– А ведь я и не знал, что вы оказали мне такую услугу,– произнес король.– Значит, вы убили коннетабля Бурбона? Как же это произошло?
– Бог мой, да очень просто! Армия коннетабля внезапно подступила к Риму и ринулась на приступ крепостных стен. Мы с приятелями пошли посмотреть, как идет бой. Выходя из дому, я невзначай прихватил аркебуз. Доходим мы до вала. Вижу– делать там нечего. «Но не зря же я пришел!»– промелькнула у меня мысль.И вот я навожу аркебуз туда, где погуще и потеснее ряды, беру на мушку рослого воина– он был на целую голову выше всех– и стреляю. Он падает – выстрел сразу производит смятение во вражеских рядах.Оказалось, я убил Бурбона. Он был, как я узнал потом, выше всех ростом.
Пока Бенвенуто беспечно и непринужденно вел рассказ, круг дам и вельмож расступился: все с уважением и чуть ли не страхом смотрели на героя, не ведавшего о своем подвиге. Один лишь Франциск I все стоял рядом с Челлини.
– Итак, любезный друг,– промолвил он, – я вижу, что, еще не посвятив мне свое дарование, вы сослужили мне службу своей отвагой.
– Ваше величество,– с улыбкой ответил Бенвенуто,– знаете ли, по-моему, я и родился вашим слугой! Один случай из моего детства наводит меня на эту мысль. У вас на гербе изображена саламандра, не правда ли?
– Да, и девиз: «Nutriseo et extinguo»¹.
[¹«Питаю и уничтожаю» (лат.).] – Так вот… Как-то, когда мне было пять лет, я сидел с отцом в горнице, где перед тем бучили белье. В очаге еще пылали дубовые поленья.
Стояли сильные холода.Я взглянул на огонь и заметил среди языков пламени какое-то существо, похожее на ящерицу. Казалось, ящерица весело отплясывает в самом пекле. Я показал на нее отцу, а отец… прошу простить меня за вольность, но таков уж грубый обычай в наших краях… влепил мне внушительную затрещину и ласково сказал:
«Ты ни в чем не провинился, сынок, и я ударил тебя, чтобы тебе запомнилась саламандра в огне.Не слыхал, чтобы еще кому-нибудь довелось ее увидеть». Не правда ли, ваше величество, это было предзнаменование? Я верю в предзнаменования. В двадцать лет я чуть было не уехал в Англию, но чеканщик Пьетро Торреджиано, с которым я туда собирался поехать, рассказал, как однажды, еще мальчишкой, он дал пощечину Микеланджело, поссорившись с ним в мастерской.
И все было кончено: ни за какие блага в мире я не поехал бы с человеком, который поднял руку на великого скульптора. Я остался в Италии, а из Италии попал не в Англию, а во Францию.
– Франция горда тем, что вы избрали ее, Бенвенуто. И мы сделаем все, чтобы вы не тосковали по родине.
– О, моя родина – искусство! Оно всегда со мной. А мой повелитель – тот, кто заказывает мне чеканку самой богатой чаши.
– А есть ли у вас какой-нибудь замысел сейчас?
– О да, ваше величество! Я хочу создать фигуру Христа, но не распятого, нет, а Христа во всем блеске божественной славы и, если это возможно, передать всю несказанную красоту, которую он явил мне.
– Неужели вы видели не только земных царей,но и царя небесного?– со смехом воскликнула Маргарита, бравшая все под сомнение.
– Да, сударыня,– отвечал Бенвенуто с детской бесхитростностью.
– Так расскажите же нам и об этом, – попросила королева Наваррская.
– Охотно,сударыня,– сказал Бенвенуто Челлини доверительным тоном, очевидно не допуская мысли, что кто-нибудь может сомневаться в истинности его слов. – Незадолго до того я видел сатану со всеми его присными; вызвал его мой приятель, священник-некромант¹. Сатана явился нам в Колизее, и мы с большим трудом от него отделались. Но жуткое воспоминание об исчадии ада навсегда покинуло меня, когда в ответ на мою горячую мольбу мне явился, дабы укрепить дух мой в заточении, божественный наш спаситель в сиянии солнечных лучей, увенчанный ореолом.
[¹Некромант– У древних греков некромантами назывались люди, якобы обладавшие искусством вызывать души умерших, чтобы от них узнавать будущее.] – И вы действительно уверены… – спросила королева, – вполне уверены, что вам являлся Христос?
– Вполне уверен, сударыня.
– В таком случае, Бенвенуто, сделайте для дворцовой часовни фигуру Христа, – благодушным тоном произнес Франциск I.
– Ваше величество, будьте милосердны и закажите мне что-нибудь другое. Отложим эту работу.
– Но почему же?
– Потому что я дал обет господу богу посвятить это творение только ему.
– Превосходно!Так вот, Бенвенуто, мне нужна дюжина светильников для стола.
– О, это другое дело! Я с радостью повинуюсь вам, сир.
– И не просто светильники, а серебряные статуи.
– Ваше величество, это будет великолепно!
– Да, двенадцать статуй в мой рост– шесть богов и шесть богинь.
– Они будут вашего роста, сир.
– Да вы заказываете целую поэму! – промолвила госпожа д'Этамп. – Чудесную, удивительную! Не правда ли, господин Бенвенуто?
– Я никогда ничему не удивляюсь, сударыня.
– А я бы удивилась,– сказала герцогиня,задетая за живое,– если бы какойнибудь ваятель, кроме античных, создал бы нечто подобное.
– Я все же надеюсь, что выполню заказ не хуже античных мастеров,– хладнокровно возразил Бенвенуто.
– А нет ли тут хвастовства, маэстро Бенвенуто?
– Я никогда не хвастаюсь, сударыня,проговорил Челлини, пристально смотря на госпожу д'Этамп.
