Оливия Кулидж - Галльская война Цезаря
– Тебе нужно примириться с этим, – сказал я ему уже не в первый раз. – Цезарь честолюбив.
– Да, но с кем мы будем сражаться теперь? – спросил Страбон.
– Это знает Процилл.
– Я не знаю, – покраснев, запротестовал Процилл. – Я только предполагаю.
– Если так, ты можешь сказать это нам, – настаивал Страбон. – Ты не должен раздуваться от важности и делать вид, что все это – великая тайна. Перестань зазнаваться!
– Ну хорошо: я немного догадываюсь, – признался Процилл. – Заметьте, я только предполагаю это. Совет Галлии должен попросить Цезаря прогнать германцев.
– Германцы! – громко вскрикнул Стаций, взвизгнув от испуга. – Эти дикари за Рейном?! Не может быть, что ты говоришь про них!
– Не те, которые за Рейном, – нетерпеливо отозвался Процилл. – Те, которые в Галлии. Король Ариовист.
– Никогда не слышал о нем! – пожал плечами Стаций.
– Ты должен был слышать: в прошлом году он присылал к нам в Рим послов, и мы подписали договор. Он – друг и союзник римского народа.
– А, этот! – Стаций вздохнул с облегчением и, откинувшись назад, прислонился спиной к стене хижины, в тени которой мы все сидели. – Тогда все в порядке: Цезарь не может его тронуть.
– Не будь в этом слишком уверен, – сказал я ему. – Послушай, Процилл, какая обстановка в Галлии вокруг этих германцев? Я этого не понимаю.
Процилл чертил указательным пальцем по пыли, обдумывая ответ.
– Это долгая история. Чтобы объяснить ее, мне надо будет вернуться в прошлое – да, примерно лет на шестьдесят назад. В то время арверны господствовали в Южной Галлии. Мой родственник Верцингеторикс – потомок тогдашних арвернских королей, и это были славные короли. Но я не стану утруждать вас рассказом об этих давно прошедших днях.
Я кивнул с мимолетным интересом. Мы все видели арвернов, когда те въезжали в наш лагерь приветствовать Цезаря. Мы могли бы не отличить их от других, если бы Процилл не сказал нам, что Верцингеторикс считается самым красивым мужчиной в Галлии. Это был очень молодой вождь с румяным лицом и пышной гривой волнистых темно-рыжих волос. По его профилю можно было предположить, что среди его предков были греки, но цвет его лица и волос, а также формы его крупного тела были абсолютно галльскими. Он величаво ехал на коне, как все остальные, и вел с собой своих певцов. Мы едва ли могли себе представить тогда, сколько легенд породит жизнь Верцингеторикса.
– Это римляне уничтожили силу арвернов, – продолжал Процилл. – Когда вы захватили провинцию, вы отняли у них часть подданных, разбили их войска и раскололи их конфедерацию. После этого место главного племени Галлии стало свободным и могло достаться любому, кто был в силах его занять. А самыми сильными из тех, кто мог это сделать, были эдуи, которые живут здесь, и секваны, их северо-восточные соседи, чьи земли тянутся до берега Рейна.
– Те самые секваны, которые впустили гельветов в Галлию? – спросил Страбон.
– Да, из вражды к эдуям, – подтвердил Процилл. – Как вы можете догадаться, между этими племенами долго шла жестокая война за первенство. В конце концов секваны стали искать поддержки по другую сторону Рейна и позвали на помощь германцев, которые гораздо более воинственны и дики, чем галлы. Король Ариовист явился в Галлию с пятнадцатью тысячами своих воинов, разбил эдуев и увидел, как богата Галлия. Он поселился на землях секванов, и так в Галлии появились германцы. Эдуи обратились в Рим, но без всякого результата: вы охотно позволяли племенам за границей провинции ссориться как им хочется.
Со временем эдуи оказались в таком рабском подчинении у секванов, что никто из них не осмелился даже попросить о помощи, кроме Дивициака. Он в одиночку тайком выбрался из своей страны и направился за ней в Рим.
– Я помню, как он приезжал, – подтвердил Страбон. – Он присутствовал на обеде у Цицерона и какое-то время был в большой моде. Но от Сената он не получил ничего, кроме постановления о том, что эдуи наши союзники и наместник провинции должен блюсти их интересы. Наместник тогда не имел практически никакой армии и не мог ничего сделать.
– Теперь у него есть армия, – заметил я.
– Но, – напомнил мне Страбон, – теперь король Ариовист тоже наш друг и союзник. Договор об этом был подписан в прошлом году, когда Цезарь фактически был консулом. Цезарь ни за что не посмеет нарушить его.
– Возможно, если его не будут подталкивать, – сказал Процилл. – Но секваны в результате попали в тяжелое положение. Король Ариовист отнял у них лучшую треть их земель, и стало ясно, что в будущем он потребует еще. К тому же германцы, которые живут разбоем, – не самые приятные соседи. Дело дошло до того, что секваны готовы объединиться с эдуями и, насколько возможно, со всей остальной Галлией.
Несколько лет назад этот вопрос был поставлен перед Советом Галлии. Не все племена согласились, но все же против германцев выступила большая галльская армия – такая большая, что ей трудно было прокормиться. Ариовисту было легко сделать то, что он сделал: отступать перед ней, пока ее части не окажутся далеко друг от друга, а потом нанести сокрушительное поражение. Его условия были суровыми, особенно для секванов, которым было сказано коротко: отдайте еще одну треть ваших земель. По сути дела, наступил тот момент, который предсказывал друг моего отца Дивициак, – либо римляне, либо германцы должны будут потоком хлынуть в Галлию и занять ее. Долго казалось, что германцы будут здесь первыми. Но теперь, после того как Цезарь одерживает победу, Дивициак созывает Совет Галлии. Конечно, он намерен сделать так, чтобы за этим последовала схватка с германцами.
Стаций качнул головой так резко, что она затряслась.
– Я не верю этому. На этих диких варваров никто не нападает, если не будет вынужден напасть. Кроме того, Цезарь не посмеет начать войну с другом и союзником Рима. И зачем ему это делать?
– Потому что Цезарь честолюбив и хочет править Галлией, – ответил я ему. – А для чего еще собирать этот Совет?
– С гельветами нам повезло, но германцы – совсем другое дело, – мрачно произнес Страбон. – Цезарь один раз добился успеха и поэтому думает, что он непобедим. Но он, похоже, еще не стал опытным военачальником. Мне это не нравится.
– Ну, разумеется, все это только догадка, – смущенно сказал Процилл.
Слухи распространяются быстро, и вскоре вся армия следила за переговорами Цезаря с мучительным интересом. Стаций был далеко не единственным изнеженным богатым молодым человеком, который связал свою судьбу с судьбой Цезаря лишь ради внешней стороны дела. Страбон и ему подобные, хотя и были старше и крепче, были воспитаны на римской политической игре, в которой человек продвигался в обществе с помощью острых критических замечаний. Они говорили, что Цезарь вбил победу себе в голову.
Тем временем события развивались в большой степени так, как предсказал Процилл. Совет Галлии воззвал к Цезарю в любимой галлами красивой и драматичной манере: все вожди проливали слезы. Цезарь отправил послов к королю Ариовисту, настаивая на своем долге защитить эдуев. В ответ король Ариовист поступил грубо и оскорбительно: только что прибывшее германское племя начало разорять эдуев, и прошел слух, что еще сто германских родов переправляются через Рейн. Пока наша армия еще утешала себя отсрочкой, Цезарь уже принял одно из своих внезапных решений. Мы получили приказ собрать свои вещи и выступить в поход, а когда опомнились, то увидели, что бредем, спотыкаясь, по незнакомой земле секванов в сторону германских полчищ и Рейна. Времени обсуждать происходящее Цезарь нам тоже не дал. Он привел нас ускоренным маршем к городу Безансону, где хранились продовольственные запасы и всевозможное военное снаряжение. Там он остановился и стал ждать обозы, а за это время было собрано продовольствие с племен, живших вокруг Безансона. Никто из нас не сомневался, что Цезарь собирается дать бой.
До этого времени настроение армии зависело не от офицеров, а от центурионов, крепких профессионалов, которые выслужились из солдат и хорошо знали своих подчиненных. Но общая для всех легкая жизнь во время ожидания в Бибракте, внезапная смена ее походом по незнакомым, пустынным и диким местам и грозная слава германцев заставили даже центурионов помрачнеть. За короткое время боевых действий против гельветов они не успели приобрести ту слепую веру в Цезаря, которая воодушевляла нас всех позже. Перед походом они слушали критические замечания друзей Страбона не без уважения к говорившим. Поэтому, когда офицеры, начиная с самых младших, начали паниковать, на центурионов это тоже подействовало. Вскоре все были в тревоге.
Я ездил к племени лингонов с поручением по поводу поставки зерна, а когда вернулся, то обнаружил, что Стаций, который был моим соседом по палатке, упаковывает свои вещи. Он сказал мне, что попросил у Цезаря отпуск по болезни. Именно этого я и ждал от Стация, так что я просто пожелал ему счастья.
