Ефим Курганов - Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта
А фигура была колоритная, и заслуживает она на самом деле целого романа. Дюма-отец, безо всякого сомнения, был бы счастлив набрести на данный материальчик.
Я же предлагаю сейчас всего лишь абрис фигуры, легкий, но точный. Для последователей Дюма — коли они объявятся! — надеюсь, сгодится.
Глава вторая. Виктор Антонович
Флигель-адъютанты Бенкендорф и Волконский были наипервейшие соратники и помощники генерал-адъютанта барона Винценгероде, обе его руки фактически. Однако был в летучем корпусе барона, бившемся в тылу «Великой армии», ещё один совершенно блистательный командир, имевший под своим началом особую партию партизан. Я разумею тут майора Виктора Антоновича Пренделя (впоследствии он дослужился до генерал-майора).
Это был поистине великий партизан. Барон Винценгероде им неизменно гордился, и по праву. Составляя список отличившихся, барон написал о Пренделе следующее: «Отличнейший штаб-офицер, употреблённый мною в самые нужнейшие откомандировки. Исполнял все данные ему от меня препоручения с отличнейшею расторопностью, отважностью и деятельностью».
Майор Прендель в партизанском деле был маг и волшебник, истинный виртуоз. Были у него и свои партизанские шутки. Так, когда он со своими казаками ловил секретных вражеских курьеров — а сие происходило достаточно часто, — то писарь его снимал с арестованных бумаг точнейшую копию. А Виктор Антонович ставил на оригиналах оттиски своей печати и затем отсылал их по назначению (самому Наполеону или маршалам его).
Но расскажу всё по порядку.
Виктор Антонович Прендель родился в Альпах, он из семьи тирольских дворян, из рода хоть и обедневшего, но древнего. Отец его занимался лесничеством, и наш герой с детских лет сопровождал его при многодневных объездах альпийских лесов. Когда ему было 12 лет, он самовольно ушел в горы, встретил там медведя, убил его наповал из ружья и несколько верст тащил до дома. Родителей история эта напугала, и они отослали его в монастырь, в Коллегиум братства Святого Бенедикта.
Виктор Прендель зарекомендовал себя учеником блистательным. Монастырских наставников его особливо поражало, с какой легкостью он осваивает географические карты и выучивает языки — Прендель освоил французский, итальянский, венгерский, польский и русский языки. Монахи были довольны им: это был практически готовый католический миссионер. Но Прендель вовсе не хотел быть миссионером, и он убежал из монастыря. Несколько лет по поручению одного венецианского банкирского дома ездил по Европе, изучал финансы. Однако мирная, спокойная жизнь не была суждена Пренделю.
В Париже вспыхнула революция, и Прендель стал непримиримым её врагом. Он участвовал едва ли не во всех антиреволюционных войнах, однажды был ранен, попал в плен, трибуналом Лиона был приговорён к смертной казни, но сумел бежать.
Виктор Антонович принял участие в итальянском и швейцарском походах Суворова, командуя казачьим отрядом. Однако на российскую службу он перешел токмо в 1804 году.
В сражении при Аустерлице он во главе партии из ста гусар и ста пятидесяти казаков действовал в тылу неприятеля и сумел захватить в плен 260 солдат и 60 офицеров!
На Пренделя обратил внимание Барклай де Толли, и, став в 1810 году военным министром, он определил его в военные атташе и послал в Дрезден. И Виктор Антонович в течение двух лет совершал ценнейшие разведочные поездки по Франции, Италии, Голландии, Австрии и Германии.
В июне 1812 года началась военная компания Наполеона, и уже в июле Прендель появился в России. Он тут же бросился в Смоленскую губернию.
4 и 5 августа Виктор Антонович был среди смельчаков, оборонявших Смоленск, но далее с армией не отступил, будучи определён в отряд генерал-адъютанта Винценгероде. Под его начало было отдано 200 казаков. Это и была его партия, с коей он совершал в тылу противника дерзкие наезды.
Когда «Великая армия» заняла Москву, Прендель оставил пределы Смоленской губернии и действовал под Рузой и Можайском, сумев, между прочим, захватить в плен порядка двух тысяч человек.
Это был великолепный партизан — дерзкий, отчаянный и умный, пример для всех смоленских ополченцев. Сколько я знаю, Павел Иванович Энгельгардт отзывался о нём с восторгом.
Пару раз Прендель бывал в Дягилеве. Энгельгардт угощал его своей знаменитой «дягилевкой», и она произвела на Виктора Антоновича неизгладимое впечатление. Потом они совершили и дружеский обмен. Энгельгардт презентовал Пренделю ящик бесценной «дягилевки», а Прендель прислал Павлу Ивановичу ящик шампанского из обоза, который был послан из Парижа Наполеону, но Прендель сумел отбить весь обоз.
Впоследствии, уже во время заграничного похода, когда у Дениса Давыдова за нарушение приказа был отобран его отряд, тот был отдан под начало Пренделя.
На покое Виктор Антонович принялся за записки. Кажется, они пропали; во всяком случае, текста их ни один известный мне специалист как будто так и не держал в руках. А там должна содержаться масса любопытного, и не только по истории партизанского движения, но и по истории европейской разведки начала XIX столетия.
Но записки всё-таки были. Ещё при жизни Пренделя немецкое историческое общество хотело приобрести у Виктора Антоновича сии записки, но он отказал, следующим образом мотивировав окончательное своё решение:
«Жизнь и сведения мои принадлежат гостеприимной России — моему второму Отечеству — где живу и где намерен умереть».
Таков был этот несостоявшийся католический миссионер и состоявшийся разведчик, великолепный мастер тайных военных наездов, летом и осенью 1812 года лихо рубившийся в тылу противника.
Но возвращаемся к началу августа 1812 года, когда русские войска после двухдневной обороны Смоленска, вдруг исчезли из города и двинулись далее, дабы Наполеон не проскочил к дороге на Москву, заперев нашу армию на погибель её в Смоленске. В губернии же покамест оставался лишь летучий корпус генерал-адъютанта Винценгероде.
Задач было несколько, и все были очень непростые — совсем небольшому сравнительно с размерами «Великой армии» соединению надобно было не только пытаться дестабилизировать наполеоновский тыл, но и ещё поставить «замок» на дорогу, ведущую к столице российской империи, а также нещадно бить мародёров всех мастей. А ещё надобно было содействовать местным помещикам, городничим, исправникам, становым устраивать отряды сопротивления.
И приструнивать как следует надобно было трусов и предателей, помогающих французским властям. А в этом роде случаи были, и нередкие, увы.
Что греха таить, находились крестьяне (не все, слава Богу, но находились), которые выходили из повиновения своим помещикам, приказчикам и старостам. Бунтуя, мужики да бабы говорили не раз, что отныне принадлежат они французам, поэтому повиноваться будут им, а отнюдь не царской власти. Были в данном отношении истории и совсем даже страшные. На ниве измены было пролито много крови.
Приходится признать, что в Смоленской губернии находились тогда некоторые подданные российского императора (сие неоспоримо), способствовавшие неприятелю в отыскании фуража и сокрытии припрятанных барами имуществ, а другие, сообща с солдатами и офицерами Наполеона, попускались даже на грабительство господских домов.
Увы, так было.
Глава третья. От Смоленска к Москве. О действиях отряда императорского генерал-адъютанта, барона Винценгероде в августе и начале сентября 1812 года
(хронологическая роспись)Августа 9-го, собрав весь свой отряд, Винценгероде направился по большой дороге, ведущей от Витебска на Поречье и Духовщину, к Дорогобужу.
Одна из наших партий, посланная на Поречье, благодаря рвению и храбрости жителей, получила столь действительную поддержку, что у нее оказалось в руках свыше 150 пленных.
Так как мы находились совершенно в тылу французской армии, то марши наши сделались затруднительными. Нас часто останавливали неприятельские отряды, которые со всех сторон наводняли страну, жгли и грабили деревни. Мы повсюду находили следы их опустошений и святотатств, и повсюду генерал Винценгероде спешил на помощь несчастным жителям. Их рвение, до прихода нашего отряда никем не направляемое, хотя и побуждало их к мужеству, но в то же время распространяло страх даже в местах, удалённых от опасности. Чтобы устранить это неудобство и обеспечить внутренность страны, отряд наш направился на Белую, которая уже была оставлена жителями. Зрелище наших войск и пленных, число которых увеличивалось с каждым маршем, произвело наилучшее впечатление и так ободрило некоторых помещиков и исправников, что они стали раздавать вооружение крестьянам и в порядке, разумно действовать против общего врага.
Августа 19-го. Из Белой мы направились к Покрову по Дорогобужской дороге, посылая части по различным пунктам и возможно ближе к большой Московской дороге.
