Николай Алексеев-Кунгурцев - Брат на брата
— У нас есть великий князь… Иного не ведаем, — получал всюду он ответ.
Сарыхожа звал Димитрия во Владимир слушать ханский ярлык.
Московский князь отказался:
— К ярлыку не еду. Михаила в Москву не впущу, а тебе, послу, в нее путь свободный.
После этого Сарыхожа счел возможным только оставить ярлык у князя Михаила, а сам отправился в Москву. Здесь его приняли с честью, щедро одарили, и сочувствие татарского вельможи склонилось на сторону Димитрия.
Михаил, сознав свое бессилие, уехал в свой удел, засел в Твери и, злобясь на великого князя московского, разорил часть его владений, лежавших по соседству.
Дважды ослушавшись грозного Мамая, Димитрий Иоаннович сознавал, что этим навлек на себя ханский гнев. Не было сомнения, что хан вторгнется на Русь и все предаст огню и мечу.
Бороться с ним Русь еще не была в состоянии.
Заботясь о судьбе своих подданных более, чем о своей личной, Димитрий Иоаннович решился на отважное дело: чтобы умилостивить раздраженного хана, он решился сам съездить к нему в Орду.
Народ, помня участь Михаила Ярославича тверского, замученного татарами, плакал, провожая великого князя.
Но Димитрий был непоколебим. Святой Алексий сопровождал его до берегов Оки, здесь благословил великого князя и его спутников и расстался с ним, поручив его милосердию Божию.
Бог помог Димитрию.
В Орде он был принят Мамаем с почетом. Хан не только утвердил его в великом княжении, но согласился уменьшить дань. Очевидно, татары уже чувствовали силу князей московских и тем дороже ценили покорность Димитрия.
Таким образом, Михаил должен был оставить надежду стать великим князем.
Разумеется, это только еще более его озлобило.
Он делал набеги в московские пределы, великокняжеские воеводы вторгались в тверскую область.
Забавляясь этими незначительными военными действиями, князь тверской лелеял еще мысль сломить могущество Москвы.
Он снова прибег к помощи Литвы. Разорив с помощью литовцев несколько городов, он, однако, опять не достиг цели: встреченные в поле московским войском литовцы заключили мир и ушли к себе.
Михаил по-прежнему остался князем тверским.
Около двух лет прошло в мире между Тверью и Москвою.
Но тишина эта была перед бурей.
Михаил выжидал только удобного случая, чтобы обрушиться на великого князя.
Наше повествование относится именно к тому времени, когда буря готовилась разразиться.
Князь тверской зорко наблюдал за соперником и подумывал, не пора ли начинать борьбу.
Тут-то к нему и подоспели Некомат и Вельяминов.
VIII. Изменники
В сырой осенний день стражники — тверичи заметили группу всадников, приближающихся к Твери со стороны московской границы.
Зоркий глаз часовых разглядел, что двое ехавших впереди были одеты богаче, чем их спутники, а потому заключили, что — первые господа, а вторые — их холопы.
Рассмотрели они также, что все путники хорошо вооружены, а так как направлялись они прямо к городским воротам, то стражники сочли благоразумным преградить им доступ в город и ранее опросить и разведать, что они за люди и что им в Твери надобно.
Так и было сделано.
Несколько копейщиков стали в ворота и, когда всадники приблизились, очень недвусмысленно направили на них копья.
— Стой!
Путники остановились, но никто из них не думал вынимать оружия.
— Кто такие будете и зачем вам в Тверь? — начал допрос один из стражников.
— Не тебе нас о сем спрашивать, — надменно промолвил передовой всадник, красивый юноша с гордым выражением лица, — о том мы князю скажем.
— Как же так… — замялся копейщик, смутившийся от надменного тона говорившего. — Пока до князя…
Но юноша еще надменнее приказал:
— Веди нас к князю.
И, тронув коня, сделал знак своим следовать за ним.
Стражники растерянно переглянулись и расступйлись, а один из них пошел впереди в качестве путеводителя.
Путники с любопытством осматривали город. На их лицах было написано разочарование: по-видимому, они находили, что далеко Твери до Москвы!
Вскоре они подъехали к брусяным палатам, на подклетях, с резным теремом и несколькими вышками-башенками, смотрельнями тож.
Палаты были окружены обширным двором.
— Вот княжьи хоромы. А коли вам к князю, так надобно кого-нибудь из бояр позвать, — проговорил страж.
— Поди и позови, — сказал юноша.
Он говорил тоном власть имущего, и воин беспрекословно повиновался.
Юноша между тем спокойно спрыгнул с седла.
То же сделали и все остальные.
— Твери-то до Москвы далеконько, — промолвил спутник молодого человека, широкоплечий, бородатый мужчина с угрюмым лицом.
— Есть грех. Ну, да вот, когда Москву осилим, так и Тверь приукрасим. Почище московских соборы построим.
Стражник в скором времени вернулся с каким-то княжеским придворным, который, по-видимому, был очень недоволен, что его потревожили, и потому очень неприветливо спросил приезжих:
— Что надоть?
— Нужно нам пред очи Князевы… Прибыли мы с Москвы челом бить князю, чтоб принял он нас под свою руку… От великого князя Дмитрия Иваныча мы отъехали… Я сын помершего московского тысяцкого Иван Вельяминов, а этот вот — богатый гость московский Некомат Суровчанин. Сделай милость, доведи до князя о нашем приезде и просьбишке.
Узнав, кто такие приезжие и цель их прибытия, придворный смягчил тон.
— Ладно, я скажу князю. Принять не принять — его воля. А вы подите во двор, у крылечка подождите… Может, князю сегодня-то и недосуг.
Вместе с ним Вельяминов и Суровчанин прошли к крыльцу, где остановились, а придворный скрылся в сенях.
Прошло немного времени, как он вернулся и сделал знак следовать за собой, сказав вполголоса:
— Охоч вас видеть.
Можно было бы подивиться такой поспешности приема, если бы прибывшие не были людьми московского князя.
Но в данном случае являлись несколько причин, заставлявших князя без колебания и даже торопливо принять приезжих.
Во-первых, их приезд льстил его самолюбию:
— От великого князя ко мне отъезжают, стало быть, чуют, что и я князь сильный.
Во-вторых, перебежчики — или по крайней мере один из них — были в Москве не малыми людьми: сын тысяцкого что-нибудь да значил.
В-третьих, не принять их значило, быть может, не узнать каких-нибудь важных новостей о своем исконном враге — новостей, которые, разумеется, могли бы послужить ко вреду московского князя и на пользу ему, Михаилу.
Когда Вельяминов и Некомат шли по княжеским палатам, сердца их бились учащенно.
Иван был бледен и нервно кусал губы. Руки его, державшие шапку, слегка дрожали.
Суровчанин шел понурым и бледным, не менее своего со- путника. Где-то в глубине сердца шевелился неприятный червячок совести и мучительно сосал.
Оба понимали, что наступает решительный момент задуманного дела и что сейчас они совершат величайшее преступление — измену.
Но… отступать было уж поздно.
Княжой придворный ввел их наконец в обширную светлицу с громадным образом в углу, увешанную дорогими коврами и пестро расписанной подволокой [9]; лавки были покрыты алым сукном, расшитым по краю золотою каймой.
В глубине комнаты, как раз против двери, стояло на некотором возвышении дубовое кресло с резными ручками. На нем сидел мужчина лет тридцати пяти, с умным лицом и живым, несколько жестким взглядом серых глаз.
Это был князь тверской Михаил Александрович.
Рядом стояли два стражника в алых кафтанах, держа в руках блестящие секиры.
Позади толпились несколько ближних бояр.
Войдя, перебежчики покрестились на образ, потом поклонились князю, коснувшись пальцами пола.
Князь окинул их внимательным взглядом, потом проговорил звучным и мягким голосом:
— От Москвы отъехали?
— Да, — заговорил Вельяминов, — не можно служить у князя московского… Изобидел он меня до смерти. Сын я тысяцкого Иван Вельяминов… Бью тебе, княже, челом, прими под свою высокую руку.
Почти в тех же словах выразил свою просьбу и Некомат, назвав себя.
— Так вам московский князь не люб? — сказал Михаил Александрович с улыбкой, — чаете, что я боле люб буду.
— Вестимо, ты не обидишь… А мы тебе верой-правдой послужим, — сказал Иван.
— Головы своей не пожалеем, — добавил Некомат.
— Добро, — промолвил князь, — принимаю я вас к себе на службу…
Оба разом низко поклонились.
— Служите хорошо, а я вас не забуду… Надобно мне с вами потолковать. Сегодня за вечерней вы мне крест поцелуете. А после вечерни вот он вас ко мне приведет, — при этом князь указал на боярина, который вел с ними переговоры. — Мы и потолкуем как надо. Теперь, чай, с пути отдохнуть хочется. Он вас пока что сведет в боковушку. Там поотдохните…
