Татьяна Альбрехт - Избравший ад: повесть из евангельских времен
– Что?! Да как ты можешь!..
– Я могу? Помнишь наш разговор в харчевне у Симона, когда ты пришел звать меня в братство? Ты сказал тогда: «Мы готовы пожертвовать жизнью во имя нашей цели, мы не щадим себя». А потом, когда я готовился принести клятву, это наперебой повторяли Иорам и все остальные…
– Конечно. Это правда.
– Правда?! Вы говорили, нужно жертвовать собой, я к этому был готов, но не другими!
– Я не понимаю, Иуда.
– А то, что произошло в городе! Площадь была залита кровью, усеяна телами! Это тоже во имя великой цели?
– Конечно!
– Но эти люди… Там были женщины, дети. Большинство из них даже не поняли, что произошло. Зачем они погибли?
– Это война, Иуда.
– Тогда почему мы живы?!
– То есть… как это?
– Мы начали все это, мы кричали на улицах: «Смерть поработителям» и вели безоружных людей против легионеров! А потом, когда сражение было проиграно, вы первые сказали: что пора уходить.
– И что же?
– Наше место было там – в первых рядах, где погибали люди, которых мы толкнули на смерть!
– Ты и был в первых рядах, ты сражался до конца, как подобает зелоту!
В глазах Иуды вспыхнула ярость.
– Спасибо! – саркастически произнес он. – Похвала из достойных уст! А вы?
– Ты обвиняешь нас в трусости?
– Нет! В лживости.
– Не смей! Что ты себе позволяешь?
– Не нравится правда, Товия? Хорошо, я замолкаю. Все же ты спас мне жизнь сегодня, хоть я и не просил.
Галилеянин некоторое время пристально смотрел на товарища. Потом мягко положил руку ему на плечо.
– Иуда, ты беспокоишь меня последнее время. Сначала ты заспорил с Михаилом, потом отказался выполнить приказ старейшин. Что с тобой происходит?
– Ты же не хотел продолжать разговор, – Иуда сбросил его руку.
– Я пытаюсь понять…
– Нет. Если бы так, я договорил бы до конца.
– Ты говоришь ужасные вещи! И все это неправда!
– Ах, вот так! – губы Иуды искривила презрительная усмешка. – Стоило начинать разговор! Что ж… пора – Самуил и Анания ждут.
– Тогда идем.
– Говорю же, оставь меня. Иди.
– А ты?
– Я хочу остаться один, – он жестом остановил возражение. – Не бойся, я не наделаю глупостей. До встречи.
– Когда ты придешь?
– Когда-нибудь.
– Но…
– Прощай…
Ничего больше не слушая, Иуда быстро зашагал к серым скалам, маячившим на горизонте. Некоторое время Товия смотрел ему вслед, потом вздохнул, и направился к иерусалимской дороге.
4Кувшин с вином был уже наполовину пуст. Иуда задумчиво смотрел на языки пламени в очаге и не замечал пристального взгляда Симона.
– Ты молчалив сегодня, друг мой, – трактирщик решился, наконец, нарушить тишину. – Что-то случилось?
– А? – обернулся Иуда. – Много чего случилось, Симон. Поверь, у меня хватает причин для раздумий.
– Охотно верю. Но сегодня все-таки праздник – День Очищения[35].
– Помню. Только я этого не чувствую.
– Ох, Махайра, что-то с тобой не так! Я давно не видел на твоем лице улыбки.
– Да? А мне кажется, я часто смеюсь.
– От твоего смеха либо плакать хочется, либо кровь стынет в жилах. С тех пор, как ты ушел в это проклятое братство, ты сам не свой.
– Симон! Мы же условились не говорить об этом.
– Да… Но что мне делать, когда ты приходишь и молчишь?! За целый час ни слова! А седые нити в твоих волосах, морщины на лбу! Это в двадцать-то три года! А это! – Киренеянин ткнул пальцем в кувшин.
– Верно, – грустно усмехнулся Иуда, – я нарушил запрет… А-а, к мастеме[36]! Я совершил более страшное отступничество.
– В чем дело? – испуганно спросил трактирщик.
– Не важно. Все, Симон, хватит об этом! Расскажи, лучше, какие новости в Иерусалиме.
– Как знаешь, Иуда… Ох, только Господь разберет, что же ты за человек!
Он лишь грустно улыбнулся в ответ.
– Я слушаю, Симон.
* * *На рассвете трактирщик осторожно откинул полог. Иуда спал, растянувшись прямо на полу. Кувшин был пуст. Киренеянин несколько секунд молча смотрел на спящего, потом вздохнул и тихо склонился над ним.
– Вставай, Махайра.
Он тронул Иуду за плечо. Тот перехватил его руку, резко выкрутил.
– Ай! Осторожно!
Иуда отпустил его, трактирщик отступил.
– Чуть руку мне не сломал! Что это с тобой? – обиженно спросил он, растирая кисть.
– Прости, Симон! Со сна показалось. Никогда больше так не подкрадывайся ко мне.
– Да уж, не буду! Ты просил разбудить пораньше.
Иуда огляделся.
– Верно. Уже рассвет. Спасибо.
– Есть хочешь?
– Нет! Ты накормил меня на неделю вперед. И напоил.
– Ну, уж, это ты сам!
– А зачем ты мне его принес? Знаешь же…
– Ты просил. Мне нет дела до ваших запретов.
– Да? Спасибо, Певец вина. Я кругом в долгу у тебя. Где еще меня так сытно накормят?
– О, об этом я не беспокоюсь, Иуда! Заработать на хлеб ты всегда сможешь. Меня волнует другое.
– Что же?
– Как дальше? Ты возвращается в братство?
– Симон! Я же просил!
– Помню! Но не могу я спокойно смотреть на тоску в твоих глазах! Ведь что-то не так с тобой, я точно знаю.
– Да не лезь ты мне в душу, ради Бога! – Иуда отвернулся, провел руками по лицу. – Симон, не надо, пожалуйста! – удивительно мягко, почти ласково произнес он. – Если мне понадобится выговориться, я приду к тебе первому, ведь ты – мой самый верный друг. А пока никаких расспросов, прошу тебя! Я сам во всем разберусь.
– Хорошо, я понял. Прости меня!
– Ничего. Ладно, дай воды, и я пойду. Мне пора.
Сборы были недолгими. Иуда решительно отверг котомку с едой, напился воды и направился к выходу. На пороге он остановился.
– Извини, если был резок. Не хотел тебя обидеть.
– Я понимаю! Махайра ты и есть – твой учитель был прав. Знаешь же, на тебя я не обижаюсь. Когда мы увидимся?
– Наверно, скоро, если я тебе еще не надоел.
Киренеянин возмущенно хмыкнул.
– Когда?
– Бог знает! Но ты же всегда меня ждешь.
– Конечно… мальчик мой.
– Симон! – голос Иуды дрогнул, он крепко обнял толстяка. – Старый ты Силен! Ну подумай, зачем я тебе нужен – одни лишние заботы и печали на твою мудрую голову?
– Перестань! Я же говорил, ты мне как сын, Иуда. Заботы, печали… Да что бы я без них делал! Только ты один и скрашиваешь мою жизнь – так хорошо знать, что хоть кому-то на свете нужен…
Иуда быстро отвернулся.
– Конечно, нужен, – улыбнулся он. – Я приду… как смогу. До встречи. Спасибо за все.
– Не за что. До встречи, Иуда. Храни тебя Бог!
Он долго смотрел вслед молодому человеку, пока тот не смешался с толпой, потом вздохнул и с грустной улыбкой настежь распахнул дверь харчевни.
5Убежища Иуда достиг при наступлении темноты. Его окликнули, он назвался. Из мрака раздался удивленный возглас.
– В чем дело? Меня не ждали? – подойдя ближе, молодой человек рассмотрел часового и узнал идумея Симона.
– Наоборот, очень ждали. Где же ты был целую неделю?
– Тебе какое дело? Может, я все-таки войду?
Каменотес отступил, открывая проход. В лицо Иуде ударил чад светильников, он спустился по лестнице, на последней ступеньке обернулся к Симону.
– Тебе приказано предупредить, как только я появлюсь?
– Нет. Но тебя ждут.
– Странно… Ладно, разберусь. Кстати, холодает – не мешает тебе одеться.
Пройдя несколько шагов в полумраке пещеры, Иуда остановился в сомнении. К кому идти – фанатику Иевораму, улыбчивому хитрецу Натану, прямолинейному Михаилу, или к самому Иораму, чье лицо всегда непроницаемо, как маски греческих актеров? Вокруг по-прежнему никого не было, словно все убежище спало глубоким сном. Иуда шагнул на свет.
– Долго будем играть в прятки? Меня ждали – я пришел.
Из темноты возникли две молчаливые фигуры.
– Анания! Рад, что ты цел и невредим! – коротко кивнул он старшему, маленькому белесому человеку с угольно черными глазами. – А это кто? А-а, рыжий Бар-Абба. Приветствую вас.
Второй – угрюмый рыжебородый верзила – гневно засопел, двинулся к молодому человеку, но Анания успокоительно коснулся его руки. Бар-Абба отступил.
– Здравствуй, Иуда. Хорошо, что ты вернулся. Мы беспокоились.
– Не стоило.
– Ты пропадал две недели. Мало ли что…
– Уйми свою подозрительность, Анания. Для нее нет никаких оснований.
– Надеюсь, что так. Впрочем, ты вернулся и не таишься. Это уже хорошо.
– Я не собирался таиться. Напротив. Я хочу поговорить со старейшинами.
– Со старейшинами? У тебя какое-то дело?
– Да. У меня есть вопросы, хотел бы получить ответы. Я имею право на это.
– Иуда, не тебе решать, на что у тебя есть право.
– Вот как! Значит тебе?
– И не мне. Но не забывай, я старше тебя.
– Помню. Так что же?
– Ты понимаешь, что твоя просьба – дерзость.
– Почему? Я член братства, как ты, как они. Мы все приносили одну и ту же клятву. По какой причине старший брат может отказать в разговоре младшему?
