Дэвид Чейни - Мастер меча
В час змеи – около десяти утра – несколько высокопоставленных сановников и генералов прибыли к Йомеи-мон – западным воротам Имперского града. Они приехали в каретах с позолоченными и посеребренными крышами, напоминающими листья пальмы. Крыши сверкали на утреннем солнце, красные и синие флажки хлопали на свежем ветру.
Сановные посетители перелезли через балку-порог, но были остановлены отрядом императорской охраны.
– Я Комацу-но-Самми Тюдзе Коремори, генерал и советник третьего разряда, – представился главный из прибывших, поправляя на голове повязку-кобури. – Я нахожусь здесь по желанию императора-отшельника.
Командир охранников несколько раз поклонился, приветствуя входящих.
– Мне оказана честь проводить вас. Его величество ждет. Будьте любезны следовать за мной.
И он нетерпеливо взмахнул рукой. Охранники мгновенно поняли этот знак, выстроившись в два ряда, чтобы сопровождать генерала и его спутников по узкой улочке Саэмон-Фу.
Генерал Коремори был одет в черную мантию, оттенявшуюся серыми и белыми нижними тканями. Рукоять его меча украшала белая лента, а черная кобури была прихвачена под подбородком белым шнуром. Генерал крепко сжимал в руке свой должностной жезл. Неяркие цвета его придворного наряда объяснялись тем, что он пребывал в трауре по своему деду, покойному Первому министру.
Генералу Коремори было всего двадцать лет, но он отчетливо сознавал: ответственность за судьбу рода Тайра ложится на его плечи. Теперь, когда дед и отец умерли, а главой рода стал бездарный дядя Мунемори, молодой военачальник искал случая завоевать власть и почет. Он чувствовал: если бразды правления останутся в руках Мунемори, семья будет уничтожена.
Коремори был обут в башмаки на толстой подошве, но шел осторожно, стараясь не наступать на мелкие лужи, оставшиеся после прошедшего накануне дождя. Мощными плечами и толстой шеей молодой человек поразительно напоминал своего деда.
Генерал уважал обычаи прошлого и потому нанес немного белой пудры на свое лицо, что считалось данью классической японской традиции. Хотя Коремори лишь однажды участвовал в бою, он шел враскачку, подражая походке воина-самурая. Свита следовала за ним, не задавая вопросов: несмотря на свою молодость, Коремори был прирожденным вождем.
Императорские охранники остановились у входа во дворец и выстроились друг против друга рядами, как полагалось по этикету, образовав проход для высоких гостей. Коремори поднялся по каменным ступеням в приемный зал, где его ожидали Го-Ширакава и сидевший с ним рядом Мунемори.
Приемный зал находился в центре дворца. Его полированные полы из твердого дерева блестели. Верхние балки помещения сопрягались в узоры головокружительной сложности. Даже сейчас, в разгар утра, сюда не доходил, исчезая в полумгле свода, свет. От стоящих вдоль стен светильников разлетались брызги масла.
Го-Ширакава располагался в резном кресле на возвышении – единственном кресле помещения. За спиной императора-отшельника трепетали редкостные китайские ширмы с изображением священного города Чан-Ана. На коленях старца покоился лакированный поднос с чашкой чая и вазочкой для сластей. Сидевший рядом Мунемори расстроено хмурился, когда император-отшельник бросал леденцы в рот, облизывая свои короткие пальцы.
– А, вот и вы, мои дорогие, – произнес Го-Ширакава, когда покончил со сладким.
Коремори ничего не ответил. Пришедшие с ним сановники молча поклонились.
– Садитесь, пожалуйста, – продолжал император-отшельник. – Мне не очень нравится, когда вы нависаете над моей головой, словно стая ворон.
– Слушаюсь, ваше величество, – пробормотал генерал, и его молодое лицо помрачнело.
Посетители опустились на колени лицом к сидящему в кресле императору, образовав полукруг.
– Мой ближайший помощник Мунемори попросил меня созвать вас на это чрезвычайное собрание. Вы видите, все военные министры находятся здесь, но мы не стали приглашать тех немногих советников, которые представляют род Минамото. Думаю, лучше всего позволить Мунемори сделать объявление сейчас же.
Глава Совета ежился, не зная, с чего начать, и собравшиеся ждали, пока он заговорит. Через несколько мучительных секунд сын Первого министра нарушил молчание. Голос Мунемори прозвучал слишком громко, и глава Совета тут же смущенно примолк, заговорив тише:
– Я собрал вас здесь в присутствии его величества, поскольку вы отвечаете за безопасность императорской семьи и нашего города. Его величество недоволен результатами нашей борьбы против монахов-воинов и варваров Минамото. Мой прославленный отец, Кийомори, умер. Но мы не должны допустить, чтобы его смерть привела к расколу в наших рядах. Мы обязаны сотрудничать, отодвинув личные интересы и на первое место поставив главное – победу над нашими врагами.
– Да, да, – проворчал Коремори, Его гладкое лицо слегка сморщилось, выражая недовольство. – Мы хотим сотрудничать, мы должны победить злобную банду Йоритомо. Вопрос лишь в том, как это сделать и кто поведет нас, У меня под началом три тысячи самураев и триста стражников особой охраны. Клянусь, если меня поставят во главе войска, я принесу вам голову Йоритомо на пике! Я предлагаю свои услуги, чтобы вести наши войска.
Го-Ширакава наклонился вперед. Лысая голова мудрого старца заблестела в свете масляных ламп.
– Хорошо сказано, мой юный генерал, – мягко промолвил он, – однако я должен напомнить, что всего четыре месяца назад вы возглавляли наши войска в позорном отступлении от Фудзикавы.
Коремори покраснел. До чего бестактно со стороны императора напоминать об этом при дяде Мунемори и других сановниках! Жилка задрожала на щеке юноши. «Бой» под Фудзикавой был его единственным военным походом и закончился полным провалом.
Армия, возглавляемая Коремори, в ту пору вышла на западный берег реки Фудзикава. Разведчики донесли генералу, что большие силы Минамото перевалили горы Хаконе и двигались к Фудзикаве. Генерал Сайто Санемори, один из многих дядюшек Коремори, шестидесятилетний военачальник, посоветовал сейчас же перейти реку и сразиться с войском Минамото у подножия Фудзиямы.
Но самолюбивый самурай не пожелал подчиниться более опытному дяде. Чтобы произвести на Санемори впечатление, молодой генерал приказал войскам остановиться и разбить лагерь на равнине, возле мелкой, почти безводной реки.
Ветер одиннадцатого месяца трепал красные флаги Тайра, гнал рябь по реке и теребил камыши. В камышах трепыхались утки и гуси, не зная, куда улететь.
В горах ночь наступает мгновенно, флейтист своей печальной мелодией околдовывает одинаково солдат и маршалов.
Молодой военачальник забыл расставить часовых, Санемори, рассердившись на неуступчивого племянника, удалился, оставив его одного. Младшие командиры тоже ничего не сказали, боясь разгневать юного генерала. Большинство неопытных воинов крепко уснули.
Один Коремори не спал в эту ночь. Ветер одиннадцатого месяца поднимал полы палаток, свистел в прибрежных камышах, Вдруг тысячи птиц, ночевавших возле берега, взлетели разом, напуганные каким-то неожиданным шумом. Их крылья с силой били по воздуху среди темных облаков, хлопки сливались в громкий ровный гул. Генералу Коремори этот шум показался грозным воем сильного войска.
– Охрана! К оружию! На нас напали! – вскричал он.
Результат оказался плачевным: вместо того чтобы быстро занять свои места и противостоять невидимому врагу, новички воины бросили позиции, оружие и даже лошадей. Три тысячи самураев и солдат бежали в панике, многие полуодетыми.
Коремори ничего не оставалось, как присоединиться к ним. Он вскочил на коня и поскакал прочь во главе своей отступающей армии.
Забрызганные грязью солдаты добрались до Киото через двенадцать дней. К этому времени над Коремори уже смеялся весь императорский двор.
Не жестоко ли со стороны Го-Ширакава напоминать об этом!
Мунемори попытался смягчить слова императора:
– Наши войска были в то время утомлены боями в далекой Суруге. Мы не можем упрекать нашего искусного молодого генерала за достойное отступление. Вините в этом скорее злое божество, которое терзает провинции Внутреннего моря. Вините голод, из-за которого наши солдаты не едят досыта. Вините Йоритомо и его мятежников.
Го-Ширакава изучающим взглядом обвел собравшихся.
– Вы все достойные люди, и я никого ни в чем не упрекаю, но никто из вас не добился успеха в войне с Минамото, – не повышая голоса, возразил он. – В прошлом году Чикара и Оба Кагешика разбили Йоритомо под Ишибашиямой, но это событие не может слишком радовать нас теперь, когда Чикара умер, а Кагешики нет в нашем распоряжении. Кроме них лишь один полководец показал, что умеет побеждать. Сегодня его здесь нет. Я говорю о Тайра Шигехире, самом младшем брате Мунемори, о том, кто повел наши войска в бой против монахов Нары и принес нам головы тысячи мятежников. Итак, поскольку Чикара умер, а Коремори и Санемори потерпели неудачу, только один человек может похвалиться успехами в войне с нашими противниками. И это он, Тайра Шигехира, несмотря на свою молодость, поведет войска империи против князя Минамото Юкийе. Под командованием Шигехиры пойдут тридцать тысяч воинов. Когда Юкийе будет уничтожен, мы обратим наш гнев на Йоритомо. Как я сказал, мы поручим Шигехире двинуться в наступление и принести нам голову вождя бунтовщиков.
