Николай Дмитриев - Казна императора
— Твоя чего мало-мало еси тут делать?
Китаец заулыбался, с готовностью закивал головой и ответил на таком же ломаном русском:
— Моя говори, люди мимо ходи, мало-мало ханжа пей, веселый буди, узнавай, какой дальше живи буди…
— Ага, прорицатель, — полковник усмехнулся, протянул китайцу монету и повернулся к Яницкому. — Ну, поручик, тащи билетик, узнавай будущее…
Шурка весело замотал головой — внезапный переход от душной камеры к приветливо-теплому городу будоражил сознание и заставлял делать глупости. Подчиняясь этому чувству, поручик запустил руку в стопку бумажек, испещренных яркими иероглифами, и вытянул билетик. Китаец тут же перехватил у него вынутое предсказание и с важным видом произнес:
— Твоя ходи старый дорога, пой новый песня.
— Чудно! — Шурка посмотрел на полковника. — Смешно говорит, а вроде как правильно…
— Ясно, что правильно, иначе он «лицо потеряет». А что до разговора, то привыкай, они тут все на «пиджине»[9] болтают… — и, не обращая больше внимания на китайца, Чеботарев повлек Шурку к входу в городской сад, сразу за которым начиналась широкая, усыпанная красноватым песком аллея.
В городском саду по дневному времени народу было немного. Отыскав укромную скамейку, полковник усадил на нее Яницкого, сел сам и замолчал, явно чего-то выжидая. Окружавшее сейчас Шурку благоухание так не вязалось с недавней вонью камеры, что преисполненный благодарности к Чеботареву он сказал:
— Я теперь ваш должник, господин полковник!
— Это еще почему? — Чеботарев удивленно посмотрел на Яницкого.
— Ну как же, — с жаром возразил поручик. — Позавчера еще сидел в камере и вдруг… Выпускают, сажают в поезд, еду в Харбин, а на перроне вы встречаете. Я ж помню, вы обещали…
— Ну было такое, только врал я тебе, поручик, — неожиданно перешедший на «ты» Чеботарев резко повернулся к Яницкому. — Понимаешь, врал. Подсадной я был, а как Виленский смотр вспомнил…
Чеботарев горестно взмахнул рукой и отвернулся. Некоторое время Яницкий ошарашенно молчал и только потом заговорил:
— Но меня же выпустили, а вы обещали и встретили…
— А за это не меня благодари, — перебил Шурку полковник. — Хохлушку, что с тобой в одном вагоне ехала, помнишь?
— Конечно, только она-то при чем? — пожал плечами Яницкий. — Что она могла сделать?
— Да вот смогла… — Чеботарев снова повернулся к Шурке. — Тут, брат, дело такое… Лет десять назад здесь малороссийская труппа подвизалась…
— Гастролировала? Писень спивали? — усмехнулся Шурка:
— Что? — не понял полковник и только потом усмехнулся. — Ну конечно же пели. И она — то ли прима, то ли как. Дальше, как водится, провинциальный роман, замужество, а муж возьми и дослужись чуть ли не до статского. Вот она, как приехала, мужа и отправила к генералу Хорвату за тебя хлопотать, а тот самого дзянь-дуня[10] за шкирку тряхнул…
— Ну а меня тогда кто схватил?
— Да есть тут такой, то ли Чжингунд, то ли как…
В словах Чеботарева была странная недоговоренность, заставившая Яницкого недоверчиво посмотреть на полковника. Было ясно, Чеботарев неспроста заговорил так откровенно, а значит, он ведет какую-то свою игру, и Шурка медленно, с расстановкой, сказал:
— Господин полковник, ну раз вас посадили ко мне специально, выходит, вы знаете, чего от меня хотят?
— Ясно, знаю… Видишь ли, милый ты мой, золотой запас России был в распоряжении Колчака. Из-за него вся драчка. Я точно знаю, какая-то часть этого золота уже здесь, за рубежом, да и твой полковник Костанжогло тоже кое-что знает, вот он и посылал тебя к Миллеру.
— Выходит, всему причиной письмо?
— Выходит, так.
— И что же мне теперь делать?
— А вот это ты уж сам решай. Или ты идешь на Артиллерийскую, к генералу Миллеру, или со мной, на Гоголевскую.
— А там что предложат?
— Службу в интересах господ японцев…
— Думаете, есть смысл?
Еще там, в Цицикарской тюрьме, где вместе они просидели почти неделю, поручик понял, что Чеботарев ох как непрост, и уж если он его встретил тут, в Харбине, и зачем-то притащил в городской сад, то у него конечно же свои виды на Шурку. Пожалуй, это был выход, и поручик решился.
— Ладно, иду с вами на Гоголевскую.
— Ну вот, я в тебе не ошибся, — Чеботарев дружески улыбнулся Яницкому. — Да и идти пока никуда не надо. Их благородие майор императорской армии господин Мияги сейчас сам сюда явится…
* * *Левый берег Сунгари с его пляжами и протоками был испятнан яркими точками цветных зонтиков, навесов лоточников и крышами каких-то явно временных строений. Дальше, чуть ниже по течению, напротив города, почти сразу за затоном, виднелись слепленные на живую нитку хибарки осевшей там бедноты.
Сидя на корме ялика, полковник Чеботарев, наслаждаясь теплым летним днем, смотрел то в сторону затона, то на пляж, а то и вовсе, чуть прикрыв глаза, совсем по-детски ловил блеск веселых солнечных зайчиков, искрившихся на мелкой волне.
Перевозчик, молодой мускулистый китаец в синей дабовой куртке с обрезанными по летнему времени рукавами, энергично греб, хитро поглядывая на безмятежно щурившегося русского. Однако, когда ялик, миновав стрежень, начал приближаться к желто-песчаной полоске берегового пляжа, китаец неожиданно сказал:
— Теперь твоя, капитана, отдыхай, а моя работай…
В словах перевозчика полковник уловил явный подтекст, но промолчал. С одной стороны, не хотелось в такой день портить настроение по пустякам, а с другой, чтобы так говорить, косоглазый имел все основания, и возражать ему было нечего.
Так в молчании они добрались до места, и едва ялик ткнулся носом в берег, Чеботарев вылез, расплатился с китайцем и, шагая по пляжу, чтобы отогнать подспудно давивший его неприятный осадок, оставшийся после слов перевозчика, неожиданно принялся загребать песок носками ботинок…
Полковник Костанжогло ждал Чеботарева у самого начала протоки, спрятавшись в тень от куста. Сам кустик был маленький, и, чтобы укрыться от солнца, Костанжогло пришлось, подстелив платочек, усесться прямо на землю.
Вид весьма солидного дяди в чесучевом костюме, светлой шляпе и белых парусиновых туфлях, сидящего под кустом и при этом важно поигрывавшего тросточкой, рассмешил Чеботарева, и он, забыв про китайца, громко рассмеялся.
— Простите, милостивый государь, — Чеботарев, явно дурачась, шутовски поклонился. — Эта река, случайно, не Сена?
— Нет, — показывая, что шутка принята, Костанжогло усмехнулся и, поднимаясь с земли, ответил почти серьезно: — Это, как вы сами понимаете, только Сунгари, но для вас, полковник, все может перемениться…
— Что уж в нашем положении может перемениться? — вздохнул Чеботарев и, махнув рукой вдоль пляжа, предложил: — Идемте, полковник, подыщем местечко поудобнее.
Они медленно пошли вдоль песчаного пляжа, на котором там и сям в самых живописных позах расположились группы молодежи. Юные девушки, делая вид, что они загорают, принимали самые соблазнительные позы, а юноши шумно бросались в речку, а потом нарочно брызгали в угревшихся на солнце подруг водой, отчего кругом царило всеохватывающее веселье.
Некоторое время Костанжогло занимался созерцанием, но потом, явно возвращаясь к уже сказанному, повернулся к Чеботареву.
— Кстати, полковник, я насчет перемен не шутил. Я остаюсь здесь, а вот вам предстоит и в самом деле перебраться поближе к Сене.
— Значит, переберемся, — с самым безмятежным видом согласился Чеботарев и неожиданно, кивнув в сторону веселящейся молодежи, добавил: — Вот ведь время-то…
— Время как время, — суховато ответил Костанжогло и упрямо вернулся к прежней теме. — Мне бы хотелось получить информацию.
— Это можно… — Чеботарев приостановился, зачем-то посмотрел на противоположный берег и тихо заговорил: — Судя по всему, союзники готовы на какое-то время оставить большевиков в покое, а нас предоставить самим себе.
— Согласен, — кивнул Костанжогло и добавил: — Вот только как японцы?
— Они просто сменили тактику. Знаете, есть тут такой Мияги, скорее всего офицер генштаба. Так вот он уж очень ретиво меня обхаживает и, пожалуй, принимая во внимание мое прошлое и то, что я знаю, японцы постараются прибрать меня к рукам.
— Вы хотите сказать, полковник, — Костанжогло повернулся к Чеботареву, — что покинуть Харбин вам будет затруднительно?
— Именно так, — усмехнулся Чеботарев. — Если только я не пойду к ним на службу.
— А как же Европа?
— Не беспокойтесь, приходилось выкручиваться и не из таких ситуаций…
Внезапно полковник замолчал и остановился. Его внимание привлекли дети, игравшие прямо на пляже в серсо. Девочка-подросток в чопорном купальнике со множеством оборок бросала кольца, а маленький мальчик, лет семи, скорее всего ее брат, старательно пытался поймать хотя бы одно.
