Морис Симашко - Маздак
Артак с Вуником окликнули из серой мглы. Он отвернул коня от темной громады Ктесифона, и рысью понеслись они к дасткарту Спендиатов. Ветер жизни, волнующий и радостный, пел в ушах голосом Кабруя…
Никак не мог уснуть он на своей лежанке в книгохранилище, хоть уже утро блекло в оконных щелях. Вспомнились ему приход с нисибийскими письмами сначала к родственнику Авелю бар–Хенанишо, а потом с ним вместе к самому мар Акакию — главному епископу христиан Востока. Торговыми делами в своем огромном складе был занят Авель бар–Хенанишо, но принял Авраама по–доброму, дал серебра на расходы. Мар Акакий, желтолицый старик в суровой черной мантии, нехорошо дернул щекой, услыхав, что письмо от мар Бар–Саумы. Люди знали про размолвку между епископами. Ровным голосом объяснял мар Акакий обязанности члена общины, три или четыре раза напомнил, что тут они на виду у всего мира, а не где–нибудь в Нисибине. Ни одной службы не должен он пропускать… Вчера как раз была вечерняя служба, и Авраама снова на ней не было…
Заснул он на мгновение. Голос Кабруя подбросил его с лежанки, он схватился за перо. Чуть светлее стало за окнами, черными уступами выдвигались книги по стенам…
Нет, не с боевой песни Кабруя начал Авраам. Сначала записал он притчу о совах из времен царствования Бахрама Гура, которую рассказал вчера на Царском Совете главный вазирг Шапур, и легенду об Искандарии Македонском, что якобы тот был сыном арийского царя из дома Кеев. Вдруг заметил он, что пишет мерными двустишиями. Так было естественней на языке пехлеви, и он продолжал. Еще притчу о цыганах записал Авраам…
Ее рассказал позавчера голосистый Фархад–гусан. Все они снова сидели на казарменном дворе у хауза с водой, и Авраам подошел. Голозадый цыганенок Рам выплясывал перед ними, и солдаты смеялись. Вот тогда и сказал Фархад, откуда взялись на свете цыгане. Это Бахрам Гур пригласил их из Индии, чтобы в свободное время песнями и танцами забавляли земледельцев. Десять тысяч мужчин и женщин пришли оттуда, и каждому дал царь царей осла, по паре быков и зерно для посева. Разожгли сразу огромные костры цыгане и не встали с места, пока не съели всех быков и зерно. Рассердился Бахрам Гур, но по зрелом размышлении понял, что каждому следует заниматься своим делом. «Ослы–то хоть остались?» — спросил царь царей у цыган. Потом велел им погрузить поклажу, разделил их на четыре части и направил в четыре разные стороны: на Север, Юг, Восток и Запад. Так и бродят по миру теперь цыгане, потому что имел Бахрам Гур силу заклятия…
Только записав все это, взялся он за «Песню Красного Слона», которую пел Кабруй–хайям… Хайям или хоам. «Вино Жизни» это значит по–арийски. Напиток самого бога, которым причащаются зороастрийцы при своем служении огню. Поэтов тоже называют этим именем, если сладки, мудры и пьянящи их стихи.
Хайям! Лехайм! Хайль! Хай! Хей!.. На всех языках, божьих и варварских, — это жизнь, здравица. Что–то роднило людей когда–то…
6
Маленькая рука ее была, как всегда, холодной. И молчала она обычно. Даже имя свое — Мушкданэ не произнесла ни разу. «Мускусное зернышко» — означало оно. На следующий день после посещения дома врача Бурзоя остановил он дочку управляющего садом Михробазеда, бегущую с блюдом желтых слив на голове. Она без удивления посмотрела на него, повернула голову с блюдом в ту сторону, куда он показал, и побежала дальше. А вечером пришла. Он сразу взял ее за руку и удивился, что она холодная…
Каждый вечер стояли они у стены, там, где лазил цыганенок Рам. Авраам брал ее за руку, а она смотрела в темноту, куда–то поверх стены. Он начинал говорить, спрашивал ее, а она молчала. И Авраам не знал, что ему дальше делать…
Отблески светильников из узких окон библиотеки рассыпались по листьям деревьев, громадная персидская бабочка крутилась в прямоугольнике света. Сегодня снова был здесь великий маг Маздак, а с ним Сиявуш со Светлолицым, Розбех, еще какие–то люди. Каждый день приезжали они в дасткарт. Стражу без знаков на одежде выставляли теперь во всех проходах и даже на дороге…
Эрандиперпат Картир велел однажды позвать его. Им понадобилась старая ромейская книга, в которой, со слов грека Платона, пояснялось существо мира. Темной пещерой видел Платон этот мир, на стене которой двигались кривляющиеся, перевернутые тени другого, настоящего мира.
Сладкий дымок от звериной курильницы окутывал библиотечный зал. Все сидели полукругом на туго скатанных подушках. На ковре стояли кувшины с цветочной водой. Лишь Светлолицый сидел у столика для арийской игры, а маг Маздак стоял, чуть расставив ноги под красной тогой. Светлолицый с удивлением посмотрел на Авраама и кивнул — одними глазами.
И опять широко открытые глаза мага изучающе остановились на нем, когда он протянул найденную книгу. Ничего призывного, приказывающего, убеждающего не было в его взгляде, но Авраам уже знал, что если этот человек сделает знак, то он бросится в пламя. И не только он. Авраам видел уже на площади перед храмом, как дрогнули вдруг тысячи людей. Даже у тех, кто умирал от голода, появились силы встать. Из последних сил ползли они к Маздаку. И стон стоял: «О–о–о!..»
Заспорили о логических фигурах, ссылаясь на книги, которых он не знал. А Маздак все стоял, и видны были его расставленные ноги в остроносых персидских туфлях. Легкая улыбка была в уголках его рта, но слушал он внимательно. И лишь потом короткой фразой остановил спорящих… Нет, Высшая Сила, безусловно, есть. Это бог, природа или материя — назовите, как хотите. Четыре силы в нем: способность Различения противоположностей, покоряющая время Память, не дающая терять равновесие Мудрость и, наконец, Радость удовлетворения, к которой стремится все живое. Эти четыре понятия управляют миром путем семи сущностей: Власть, Управление, Хранение, Исполнение, Разумение, Рассуждение, Служение. А семь вращаются по извечному кругу двенадцати действий: произносить, давать, брать, нести, питаться, двигаться, пасти, сеять, бить, приходить, уходить, пребывать твердым. Соединение этих Четырех сил с Семью и через них с Двенадцатью и есть свет правды. Так что у платоников с их пещерой имеется зерно истины, ибо свет этот действительно попадает в наш мир через узкую щель, преломляясь и искажаясь. Но законы света тверды и извечны, в то время как тьма случайна и все равно будет побеждена. Этого не знал Платон. Наша задача — осветить пещеру до последних ее уголков!..
Авраам вдруг понял необычную силу великого мага. Ясные серые глаза под огромным лбом не ведали сомнения. И людей освобождали от него, давая им чистую веру. Да, «Четыре» через «Семь» и «Двенадцать». И свет, разгоняющий тьму. Это была та правда, которую ждали на площадях…
Листья померкли, света больше не было. Простучали копыта за стеной. К ночи они всегда уезжали: Маздак, Светлолицый и другие. Потом быстро, сверху донизу, засеребрились сразу все деревья. Луна стремительно двигалась по краю крыши. Авраам привычно сжал маленькую руку: «Мушкданэ!» И вздохнул: рука была холодной, глаза ее не мигали…
Жаркая волна вдруг прилила к сердцу. Все напряглось в нем. Он уже видел здесь ее, Белую Фарангис, когда все уезжали. И ждал…
Так близко ее еще не было. С полуспущенным покрывалом остановилась она в шаге от них. Цвета луны были ее лицо и изогнутая шея, черный провал был вместо губ. Даже частое тревожное дыхание слышал он и чувствовал, как напрягается и опадает светлый шелк на ее груди. Она не видела их, его и дочку садовника Мушкданэ, стоящих вплотную к стволу платана…
Он ничего не понял вначале. Просто Белая Фарангис перестала дышать, вся подавшись вперед. Рот ее открылся в беззвучном крике ожидания. Лишь потом, через некоторое время, послышались твердые шаги. Сиявуш подошел в отброшенном за спину плаще, и все тело ее со стоном приникло к нему. Покрывало сползло, упав краем на землю, и ничего больше не было под ним…
Рука Сиявуша двигалась, темнела на светлых бедрах… Не выпуская его, зажав в зубах покрывало, повела она высокого Сиявуша. Там была малая калитка в стене на женскую половину сада.
— Мушкданэ!..
Авраам стиснул холодную руку, взял девочку выше — за локоть, за плечо. Оно было совсем худое и тоже холодное, глаза ее не мигали. Он подержал ее еще немного, отпустил. И она ушла домой, на задний двор дасткарта…
Боясь наступить на сухую ветку, подошел Авраам к самой калитке. Маленьким квадратом темнела она в стене, а за ней было тихо. Он долго стоял, неистово прислушиваясь, потом пошел к себе, в книгохранилище. На повороте в главный коридор пришлось отступить в нишу. Эрандиперпат Картир с большим свитком в руке прошел мимо него медленным размеренным шагом. Раб с факелом освещал ему дорогу… Знает или не знает старик, что воитель Сиявуш у его жены Фарангис? По древним арийским законам, лучшая женщина дома — гостю, но кто соблюдает их? Перс Курт в Нисибине, увидев со своей молодой женой приехавшего брата, не дал им встать — так и приколол, как застал, к ковру одним кинжалом. Здесь все знают о Фарангис и Сиявуше, а в городе поют…
