Аркадий Кудря - Фердинанд Врангель. След на земле
— Как же, вместе льды на нартах бороздили, — лицо сотника просветлело при, должно быть, приятном ему воспоминании. — Как он, здоров?
— Бодр и деятелен. Но, к сожалению, до сих пор не избавился от ревматизма. Да и другие заботы не позволяют присоединиться к нам, хотя Матвей Матвеевич очень этого хотел. В то же время он выразил уверенность, что вы, Антон Максимович, сможете помочь нам.
— Ежели берете, помогу, — тотчас согласился Татаринов. — Мне Федор Федорович помянул уже, будто вы собираетесь отыскать земли, кои усматривали на севере и Яков Санников, и сержант Андреев.
— Да, — подтвердил Врангель, — такова одна из задач экспедиции, кроме описи берегов Ледовитого моря на восток отсюда.
— Дело достойное, и поеду с охотой.
— Пока же я бы хотел поручить вам отбор и закупку у жителей края собак и нарт для экспедиции. Придется, видимо, поискать по Колыме, Омолону и другим рекам, где есть становища. Нам будет потребно для выезда весной девять-десять собачьих упряжек, с учетом, разумеется, тех, кои будут везти провиант.
Татаринов озадаченно крякнул: видимо, понимал, что закупить примерно сто двадцать собак будет нелегко. Однако ничего не сказал, лишь понимающе кивнул головой.
Чтобы обеспечить экспедицию необходимым, Врангель решил по совету Татаринова собрать в Нижнеколымске старшин якутских, юкагирских и чуванских селений по Омолону и Анюю и объявить им свою твердую таксу на закупку рыбы, сушеного оленьего мяса и оленьих языков и таксу за наем проводников и суточную аренду нарт.
— Когда они от самого начальника экспедиции ваши цены услышат, — пояснил Татаринов, — договариваться с ними будет легче. Да и для исправника лазеек не останется, как бы и их, и вас половчее надуть.
Совет был неплох, и Врангель поторопился воспользоваться им.
Сотник Татаринов уехал по селениям собирать собак. Строительство обсерватории через пару недель было успешно завершено, и тут сполна показал свое мастерство взятый в поход матрос и искусный плотник Михаил Нехорошков.
Вспомнив дерптские уроки Струве, Врангель попробовал начать астрономические наблюдения. Поначалу казалось, что спустившаяся над Нижнеколымском полярная ночь благоприятствует этому, но одновременно пришедший холод значительно осложнил пользование инструментами.
Однажды в полнолуние Врангель с Матюшкиным впервые наблюдали полярное сияние, сполохи, как называли это явление местные жители. Темный, с кое-где просвечивающими звездами небосклон вдруг озарился на горизонте мертвенно-тусклым светом. Он становился все ярче и, принимая форму огромных полукружий, заиграл почти всеми цветами радуги, соединился в движущиеся по горизонту, как исполинские волны, огненные столпы, и вот они уже распались, и на их месте вспыхнули искрящиеся лучи, простершиеся до зенита и образовавшие светлые венчики вокруг помраченной их сиянием луны.
С тех пор сполохи регулярно радовали своими вечно меняющимися картинами.
Встречаясь с жителями селения, Врангель расспрашивал их о прежде бывавших в этих краях исследователях. Некоторые старики еще помнили приезд сюда пятьдесят с лишком лет назад геодезистов Лысьева, Пушкарева и Леонтьева. Некоторые что-то слышали, больше от отцов, о путешествии еще ранее приезжавшего сержанта Андреева к Индигирке и Медвежьим островам. Однако настораживало, что никто из старожилов не знал и не ведал о земле и следах многочисленного оленьего рода, будто замеченных Андреевым к северу от Медвежьих островов.
О более поздней же экспедиции Биллингса[16] и Сарычева[17] память была свежа. Нашелся даже один из казаков, кто в молодости, живя в Верхнеколымске, помогал строить там экспедиционные суда «Паллас» и «Ясашна», на которых мореходы вышли по Колыме на морской простор и отправились на поиски земли, усмотренной сержантом Степаном Андреевым. Не добравшись из-за льдов даже до Медвежьих островов, Биллингс и Сарычев вынуждены были повернуть назад и пошли на восток, намереваясь, по примеру Семена Дежнева, пройти северным путем в Тихий океан. Но и здесь потерпели неудачу. В местечке, называемом Барановым Камнем, непроходимые льды вновь остановили их. Однако наблюдения, сделанные Сарычевым во время стоянки у Баранова Камня, убедили его, что отсутствие там заметного прилива и дрейфа льдов на север, даже при южных ветрах, говорит о возможности существования немалой земли в море к северу от Баранова Камня. Она-то и могла сдерживать движение воды и дрейф льдов. Потому-то Сарычев и поставил Врангелю задание исследовать на собаках, а если будет возможность — и на байдаре море в этих местах с целью отыскания неведомой земли.
Казак, способствовавший постройке кораблей «Паллас» и «Ясашна», между делом упомянул, что после отъезда Биллингса и Сарычева суда эти долго стояли здесь, в Нижнеколымске, пока разлившаяся в половодье река не унесла их подальше отсюда, в лес.
— Нельзя ли увидеть их? — спросил Врангель.
— Почему нельзя? Можно, — уверил казак. — Да толку-то от них теперь! И как доставить обратно в острог?
Для нужд экспедиции обветшавшие суда, разумеется, совершенно не годились. Но как историческая реликвия представляли интерес.
По словам казака, корабли находились недалече, верстах в двух от острога, в лесистой лощине. Осмотреть их отправились на двух собачьих упряжках в сопровождении проводника-якута. Оба корабля покоились в снегу, среди сверкающих ледяным убором лиственниц, метрах в ста друг от друга. На более крупном «Палласе», который водил Биллингс, сохранилась даже мачта. Борта кораблей кое-где вздулись от климатических перемен и пропитавшей их влаги. Грустные мысли навеяло на Врангеля созерцание этих кладбищенских останков, наглядного свидетельства тщеты дерзких попыток человека проникнуть в тайны Севера. Не будет ли столь же плачевным исход и его поисков?
Якут на обратном пути показал в одном из нижнеколымских складов и другие достопримечательности — мортиры, снаряды и орудия для колки льда, оставшиеся от почти вековой давности экспедиции Дмитрия Лаптева.
Вот так невзрачный с виду острог приоткрывал, страницу за страницей, славное прошлое крайнего форпоста России, откуда один за другим, со времен Семена Дежнева, шли русские люди окрест земли — на север, запад, восток...
В самый канун Нового года, 31 декабря, из Среднеколымска неожиданно прибыл на собачьей упряжке, в сопровождении казака, еще один путешественник. На вид ему было около сорока. Его длинное худощавое лицо с крупным носом обрамляли рыжеватые бакенбарды и такая же рыжая бородка. Гость сразу попросил провести его к Врангелю и представился:
— Джон Дундас Кокрэн, капитан британского флота.
Было от чего потерять дар речи, но, прежде чем подробнее узнать, какими судьбами англичанин попал сюда, надо было в первую очередь позаботиться о его здоровье. Дорогой капитан Кокрэн, одетый в неподходящее для северных странствий нанковое пальто, изрядно замерз, и у него, как говорится, зуб на зуб не попадал.
Отогревшись в натопленной избе и выпив несколько чашек горячего чаю, гость смог более связно рассказать о себе. Итак, он лет десять служил офицером флота в Западной Индии. Однажды осознал в себе страсть к дальним походам и предложил английскому правительству свои услуги по исследованию внутренних районов Африки и поиску истоков реки Нигер. Но благородный порыв его не был оценен, и тогда на свой страх и риск морской офицер решил отправиться в кругосветное пешеходное путешествие с намерением пройти всю Европу, Азию, перебраться через Берингов пролив в Америку, пересечь ее от тихоокеанского побережья до атлантического и, поскольку пешего пути через океан нет, кораблем вернуться на Британские острова.
Ныне, с гордостью повествовал Кокрэн, полпути уже позади. Он прошел через Европу, Францию и Германию, вступил в пределы России, в Санкт-Петербурге был будто бы принят Александром I, и весьма благосклонно. При этом путешественнику была обещана всяческая помощь и содействие со стороны властей в любом городе Российской империи.
Внимательно слушавшие английского капитана Врангель и Матюшкин понимающе переглянулись. Врангель вспомнил, что еще в Иркутске слышал о некоем чудаке-англичанине, прошедшем пешком всю Европу и уже находящемся в России. Сама идея пешеходного кругосветного маршрута казалась ему неосуществимой.
Вероятно, англичанин нередко плутовал — преодолевал часть пути, сплавляясь по рекам, верхом на лошади, в повозке или, как здесь, на Севере, на собачьих упряжках.
— Как вы шли, капитан Кокрэн, — вежливо поинтересовался Врангель. — Что имели с собой?
— О, — расплылся Джон Кокрэн, — совсем налегке. Я нес в рюкзаке лишь самое необходимое — сменное белье, пару запасных сапог и пару башмаков. Все было о'кей почти до Москвы, но в ее окрестностях на меня напали в лесу разбойники, раздели догола, привязали к дереву и оставили так, забрав и мой рюкзак. Господа, — с трагической нотой продолжал Джон Кокрэн, — я умолял оставить мне хоть одну рубашку, хоть штаны, хоть пару башмаков — тщетно! Мы не могли понять друг друга. Худо! — заключил он рассказ о неприятной встрече выученным русским словом.
