Ольга Гурьян - Свидетели
— Вы дурной человек! Хотите вы или нет, они выйдут из города и возьмут Огюстен, как взяли Сен-Лу.
И Гокур приказывает открыть ворота. Наша Жанна кричит:
— Идите без страха! Я скоро буду с вами! — и возвращается, чтобы вооружиться.
А мы переходим по мосту через ров и идем к Новой башне, туда, где на берегу реки лежат лодки.
В полной тишине мы переправляемся на островок Мартине. Он зарос вязами, и листья уже распустились. Под их завесой англичанам не видать нас. Осторожно проскользнув узким протоком, мы высаживаемся на Полотняный остров. Здесь нас тоже не видно в густом ивняке. И теперь, уж ничем не скрытым и незащищенным, осталось нам пересечь рукав реки между Полотняным островом и левым берегом. Мы связываем лодки одну с другой, носом к корме, и перебегаем по этому временному мосту.
Но английские дозорные уже увидели нас с верхушки башни и трубят к оружию. На вал выходят английские стрелки. Они в красных кафтанах, у них луки выше человеческого роста, они стреляют без промаха, и никакое войско перед ними не устоит.
А у нас нет луков, и биться мы можем только врукопашную. Пока добежим, многие падут убитыми. И Жанны еще нет, все еще нет, и мы без нее как стадо без пастуха.
Но так мы злы и на англичан и на господ военных, наших защитников, оставивших нас без защиты, и на самих себя — зачем у нас сердце ёкает, хочет провалиться,— что будь что будет, мы все, как один, нагнув голову, стиснув зубы, кидаемся вперед.
Английские стрелки перепрыгивают через частокол, бегом спускаются с вала, все разом останавливаются и осыпают нас градом стрел.
Но мы ведь не солдаты, мы мирные горожане — булочники, сапожники, мясники и портные. И когда мы видим, как наши соседи падают, пронзенные стрелой, и корчатся на пропитанной кровью траве — что ж, не приучены мы этому кровавому ремеслу,— и мы, как один, поворачиваемся и бежим.
Тут, поблизости от того места, где мы ступили на берег, развалины небольшой крепостцы. Мы прячемся в ней, чтобы передохнуть, собраться с духом и вновь броситься вперед. Но многие из нас не выдержали страха, убежали по мосту из лодок на Полотняный остров.
А англичане наступают.
Их лучники построились бороной. Как только передний ряд спустит свои стрелы, пока они вновь натягивают лук, второй ряд стреляет между их плеч. Оттого стрелы летят непрерывно. Огибая лучников с двух сторон, несутся верховые отрезать нас от моста.
В этом отчаянном положении остается нам только сражаться, если мы не хотим, чтобы свернули наши безгласные шеи, будто курам на заднем дворе.
Мы кидаемся вперед и отражаем их нашим натиском. Они отступают к валу и опять бросаются на нас, и мы сталкиваемся, и нас отбрасывают, и мы набрасываемся, и такая толчея, будто на Луаре в бурную погоду.
И я бьюсь, а сам думаю, что уж не быть мне живым, своими ногами отсюда не уйти. И я думаю: кому же достанется мое достояние, которое я многолетним трудом нажил? Я вдовый, и детей у меня нет, одна дальняя родня, а я с ними который год в ссоре.
Им всё и достанется. Обрадуются. Остаться бы живу, в тот же час подберу бездомного сиротку — будет мне вместо сына.
Ни к чему эти мысли, и спасения не приходится ждать.
И внезапно — вот оно, спасение!
По мосту из лодок скачет белый конь. Белое знамя острием направлено па англичан. Жанна! Жанна! Спасение наше!
Она скачет по мосту, и с ней Ла-Гир, и Ксэнтрай, и тысяча их, гасконцев. Она кричит:
— Вперед, вперед!
И сердце у нас взыграло в груди, и храбрость прибавилась, и сила возвеличилась.
От яростного нашего наступления англичане бегут с поля, а мы за ними и взбегаем на вал Огюстена, и Жанна водружает на валу свое знамя.
К англичанам спешит подкрепление из Турели, и они снова отражают нас. Подлые твари, они раскидали под валом железные шипы — повредить нашу конницу, и Жанна, в пылу битвы соскочившая с коня, наступает ногой на пронзительное острие.
Но уже скачет к нам подмога — Дюнуа и де Рэ, и с ними их отряды. Мы второй раз берем вал, и Жанна, раненная, но будто неуязвимая, вторично водружает на нем свое знамя.
Тут начинается такое, что я ничего уже не вижу и не помню и только бью, бью тяжелыми моими кулаками по английским ненавистным головам, будто быков оглушаю на бойне. И ничего я не слышу в шуме и грохоте, только Жаннин зов:
— Вперед! Вперед!
И англичане бегут. Жалкие их остатки спасаются в Турели.
Жанна, победоносная, вновь верхом на коне. Белое знамя высоко поднято. Она отдает приказ сжечь Огюстен, чтобы англичане никогда уже не могли вновь занять крепость.
Огюстен горит гигантским факелом — пламя вздымается к темному небу, отражается в реке. Я вдруг вижу, что уже настала ночь, и я довольно потрудился.
Глава шестая
ГОВОРИТ
УИЛЬЯМ ГЛАСДЭЛ
Я — Уильям Гласдэл, командующий английским войсками на левом берегу реки.
Вчера поздно вечером французы взяли Огюстен и подожгли его.
Огюстен горит всю ночь. Зарево освещает полнеба, и темная земля, и истоптанные битвой виноградники испещрены бесчисленными кострами.
Французы не вернулись на ночь в город, ждут утра.
Эту ночь я не сплю. Я обхожу Турель от вала и до верхушки башни. Турель построена крепко, и мы ее еще укрепили. Взять ее невозможно, потребуется не меньше трех месяцев осады.
У меня храбрые и опытные солдаты, и среди них многие знаменитые рубаки — Том Рейд, Дик Хаук, Том Джолли, Черный Гарри.
Я говорю Гарри:
— Почему солдаты не спят? Надо бы им отдохнуть перед завтрашним днем.
Он отвечает:
— Они боятся, что орлеанская колдунья наложила на них заклятье и все они погибнут. Они говорят, что на ней печать дьявола и оттого она неуязвима.
Я говорю:
— Пусть она покажется на полет стрелы — никакой дьявол ей не поможет.
Но он возражает:
— Колдуны не боятся железа — ни меча, ни стрелы. Их могут уничтожить только огонь и вода.
Мне самому не по себе, но я громко смеюсь и говорю:
— Не унывай, Гарри. Мы сожжем ее тело, а прах утопим в реке.
Черный Гарри еще мрачнеет и бормочет:
— Сперва надо ее поймать. А она зачарована.
Я приказываю дать солдатам вина, поднять их дух. Но эти забулдыги, эти пропойцы, не хотят пить. Они боятся, что колдунья силой волшебства отравила вино.
Светает, гаснут звезды, погасли костры в виноградниках. Огюстен догорел. Серые полосы дыма тянутся под рассветным небом. Все тихо.
Нет у меня привычного подъема перед битвой. Может быть, и я зачарован. И чтобы разорвать эту проклятую тишину, гнетущую паутину молчания, я приказываю начать бомбардировку города. Каменные ядра летят через Луару, пособьют отвагу колдуньиных солдат.
Но уже трубят их трубы, и они идут на приступ. Они тащат лестницы, приставляют их к валу и лезут на нас. Мы сверху обливаем их кипящим маслом, закидываем камнями, рубим и колем.
То они прорываются через частокол, то мы снова отгоняем их через ров. Как молния маячит среди них колдунья в белых латах.
Я кричу:
— Кто попадет в нее, тому десять золотых монет. Стрелы летят и не могут ее поразить.
Я кричу:
— Кто собьет колдунью, тому двадцать золотых монет и серебряный кубок в придачу.
Том Джолли выхватывает лук у одного из стрелков. Он натягивает тетиву, и наложенная на нее стрела долго движется вправо и влево за скачущей на коне колдуньей. И вот он спустил тетиву, и стрела летит и, проникнув в узкую щель меж пластинами вонзается в грудь колдуньи, и она падает, и ее уносят.
— Победа! Победа! — кричим мы и бросаемся вперёд.
Французы бегут, и мы преследуем их до самых развалин Огюстена.
Колдунья убита, дьявол не помог ей. Заклятие снято, и победный рев наших труб доносится за реку.
Уже французы повернулись спиной, готовы бежать, когда внезапно колдунья появляется вновь. Она верхом на коне, и нету стрелы в ее груди. Эта стрела была о четырех острых зазубринах, такую не вытащишь из тела. Дьявол, дьявол помог своей служанке, оживил мертвую.
Французы снова перед валом Турели.
Уже наступают сумерки, и в полумраке ярко белеет знамя колдуньи. Только что оно было в руках ее оруженосца. Сражаясь, он кому-то передал его. Знамя скрылось во рву, и за высоким валом его не видно. Колдунья прыгает в ров, хватает свое знамя, взбирается на вал и кричит, ее голос доносится до нас:
— Когда знамя коснется стены — все наше! Поднимается ветер, качнул белое полотнище. Знамя касается стены.
Моими солдатами овладевает ужас. Мы бежим через доски настила над взорванным мостом и укрываемся в маленьком форте перед Турелью.
Ведьма кричит мне:
— Гласдэл, Гласдэл, сдавайся! Жаль мне тебя и твоих!
И вдруг мы видим плывущее по реке пламя.
