Игорь Генералов - Святослав (Железная заря)
— В Тмутаракане поход собирают. Раз вы туда идете, возьмите и меня с собой.
Святослав с интересом облокотился на стол, подвинув грудью тарель с вяленой рыбой.
— Какой поход?
— Хазары попросили Володислава наказать исмальтян.
— А хазарам отказать нельзя. Только их милостью Тмутаракань держится, не то сами придут или ясов с касогами на русов натравят, — перебив брата добавил Игорь.
— Хазария вечно, как кость в горле! — вдруг резко сказал Асмунд так, что все посмотрели на него.
— С ромеями это они Игоря Старого стравили, — продолжал кормилец, — торговлю полуночную у нас перебивают. Купцы предпочитают Итилём ходить больше, чем по Днепру. Народу под ними: и булгары, и буртасы, и ясы с касогами, и славяне некоторые, да наши Тмутараканские росы. В Тавриде их владения есть. До Белобережья власть их не дошла, через это и с греками и с печенегами здесь мирно живут. Ради чего теперь Володиславу людей своих класть? Ради того, что арабы с хазарами что-то не поделили?
— С похода и Володиславу прибыток будет, — возразил Акун.
— Будет, только берёт он не своею волей, а разрешили ему, — ответил Асмунд.
— На каждый шаг у хазарского кагана разрешения спросить надо что ли? А если самим на хазар ударить? — зло потемнев глазами, спросил Святослав.
Игорь странно посмотрел на княжича, а Акун и вовсе рассмеялся. К хазарам здесь относились как к чему-то по-божьи неизбежному, как относятся к мору или голоду, к тому, что нельзя одолеть человеческими силами, потому, чтобы идти на Хазарию походом, не думали вовсе.
— Сил у нас никогда не достанет, — сказал Игорь.
— Может, и достанет, — задумчиво молвил Асмунд, — Хазарское море наступает на их земли, сжирая пахотные поля. Да и народ не очень доволен своими иудейскими правителями. Новая вера глубоко разделила народ. Купцы говорят, что нестроения там гуляют. А когда люди недовольны, то и за правителей они сражаться не пойдут.
Княжич, растерявшийся от смеха Акуна, с благодарностью посмотрел на кормильца. Жаль, опыта не хватает большие дела решать. Иметь бы Ольгину голову — у той всё получалось, она бы и сейчас не стала теряться, сказала, что нужно сделать, куда грамоты послать, у кого помощи попросить. Хотелось делать всё самому, но вдруг Святослав осознал, что без материнского совета не обойтись, как ещё она на это посмотрит? За столом повисло молчание: слова княжича заставили всех задуматься новой тяжёлой и широкой мыслью. Асмунд думает о сборе ратей, о кормах, труднотах похода; Акун видит себя в сече средь сверкающей молниями стали; Игорь, отбросив ратное бремя, просчитывает, какую выгоду принёс бы разгром хазар.
С улицы доносятся песни и хмельные голоса: в Белобережье можно передохнуть от постоянного ожидания опасности, и ватажники пьют пиво. На следующий день они пойдут дальше в неведомые заморские края.
Наутро набольшие дружины, в том числе и свейские, собрались у священного дуба. Асмунд на правах старшего должен принести требу. Собравшиеся торжественно замерли в молчании, боясь неосторожным словом помешать священнодействию. Асмунд воткнул вокруг дуба восемь стрел — оружие Перуна и по числу лепестков громового знака.
— Прими жертву от нас, отче Перун Сварожич, на дорогу дальнюю и дела многотрудные!
Несли хлеб, мясо, Святослав под одобрительный взгляд Асмунда принёс турий рог, сделанный у основания серебром. Перун был доволен жертвой, и брошенный жребий выпал отпустить жертвенного петуха.
Пути Святослава с купцами расходились. Здесь до устья подать рукой, там на берег уже никто сходить для прощания не будет, потому прощальную чару обнесли по кругу на Хортице. Впереди было безбрежное море, которое многих из русичей, его не видевших, поразит водяной бесконечностью, оглушит величием, а кого-то покорит навсегда.
Глава 10
Сколько бы нашествий ни было с Востока на Запад, почти все племена оставили свой след в Таврии. Были рода, причислявшие себя к гуннам, готам, сарматам и древним скифам, но все они забыли и язык, и обычаи предков. Вот новые, печенеги, булгары, угры — те, кто ухитрились осесть здесь, имели собственные кочевья в засушливых таврских степях. Хазары были вторыми по многочисленности после греков, они же привели и братьев по иудейской вере — жидовинов, которые, впрочем, всегда появляются там, где можно собрать хорошую прибыль. Уживаются все мирно, земли хватает всем и в отличие от остальных подданных Империи, жителям Тавриды в данях и налогах легота. Тавры, народ вольный, и Византия лелеет Тавриду, как любимого ребёнка, да и ребёнку было легче любить своего родителя издалека. С соседями тавры тоже почти всегда уживались мирно, был ли тут особый талант, либо что-то другое, но воинственные русы тому пример — с ними торговали, дружили, но только не воевали.
Асмунд показывал Святославу длинную, тянущуюся вокруг города в несколько вёрст, из пожелтевшего кирпича стену:
— Её построили мегарские греки, чтобы защищать с моря Бухту Символов и сам Херсонес. Я повидал многое и поверь, эта бухта самая лучшая, что я видел. Ромейский Золотой Рог, может, и не уступает по размерам, но здесь гораздо спокойнее в шторм.
Если ранее встречались только рыбацкие лодки, что смело подходили к русским лодьям и предлагали на продажу рыбу, то здесь стали встречаться корабли из арабских стран, Хазарии, Персии и, конечно, из Византии. Над головой хлопал шёлковый парус с вышитыми на нём двумя лепестками — знаком рода Святослава. Ласковое южное солнце отражалось от спокойной зеркальной глади синего моря, играло на пряслах стен, на бойницах боевх башен, и открывался сказочный каменный, утопающий в виноградных садах, залитый светом город. Перекрывая крики чаек, неслась с кораблей иноплемённая речь, пели рога, другим, непривычным русскому уху голосом. Кмети, прилипнув к бортам, оживлённо обсуждали корабли, спорили о названиях и странах, орали что-то мореходам на чужих наречиях, кто что знал и где-то когда-то ухватил, глазели на город.
Русам помогли причалиться сразу и сразу же пустили на берег, учтиво попросив оставить дружину пока на кораблях.
Асмунд ещё раньше рассказал Святославу о херсонском архонте[28], что правит городом и всей землёй таврской, о стратиге[29]Антонине, что был другом его отца и Тмутараканского воеводы Володислава. Княжич знал, куда шёл и теперь оглядывал каменные палаты, стараясь скрыть интерес и удивление, изредка невольно хватаясь за полы алого корзна.
Слухи давно опередили приезд днепровских русов, да они и не пытались плыть тайно. Здесь не Византия и не было долгой подготовки к церемониям, разместили княжича и вятших, дружину, и через какие-то пару часов архонт принял гостей. Приём был простым, без лишних поклонов, сопровождающих евнухов и прочего. Русы вошли, произнесли подобающие приветственные речи, архонт в знак уважения поднялся со стольца навстречу Святославу, крепко пожал руку, улыбнувшись. Нет, не ромейский порядок жил здесь. Дарили подарки, доставали связки соболей, куниц, бобров. Стратигу Святослав лично поднёс меч, работы русских кузнецов. Стратиг Антонин был высок, поджар, под просторным хитоном, как и должно быть у настоящего воина, угадывались тугие узлы мышц. Впрочем, друг отца и должен быть таким, другим княжич не мог его представить. Стратиг с интересом рассмотрел обвитый серебряной вязью черен, отливающий позолотой крыж, потянул меч из ножен, провёл пальцем по харалужному узору и не смог сдержать возглас восхищения. Произнес по-русски, почти не коверкая слов:
— Поистине княжеский подарок! За такой на торгу и целый боевой корабль попросить не грех!
— Я рад, что смог порадовать тебя, стратиг! Ты оценил красоту меча, и я клянусь, что в бою он тебя не разочарует тоже! — ответил Святослав.
— Доброе и верное оружие всегда прекрасно, как рослый и резвый скакун много красивее мелкого упрямого осла, — возразил Антонин.
С сыном стратига, о котором вскользь как-то упомянул на Хортице Игорь Молодой как о «друге росов», Святослав познакомился на пиру. Княжич сразу обратил внимание на быстроглазого, лет восемнадцати, юношу, сидевшего рядом с Антонином и часто и внимательно рассматривающим Святослава. Асмунд наклонился к уху воспитанника и шепнул:
— Это Калокир, сын Антонина. Бают, умом вельми светел, при дворе базилевса будет служить, наукам различным обучаться.
Калокир был похож на отца и лицом, и статью, и, сравнивая их, Святослав невольно сравнил себя со своим отцом, примерив, опять же нечаянно, на себя дружбу, так могущую состояться между сыновьями двух воинов. Некогда Антонин, истинный херсонец, воспитывал сына в неприятии Византии, называя Константинополь не иначе как жирным отвисшим брюхом на теле всего разложившегося тела некогда великой римской империи, но жизненно необходимой Таврии, как старый корабль, нужный до тех пор, пока не появится новый. Впрочем, ромеи тоже недолюбливали херсонитов, посматривая на них с гордостью и свысока, как столичный житель смотрит на мужика, живущего на задворках империи. Чем больше среди соседей друзей, тем меньше врагов — золотое правило Херсонеса. Херсониты не брезговали дружбой с варварами. Калокир, дождавшись, пока пир разгуляется, пересел поближе к Святославу.
