Элизабет Фримантл - Гамбит Королевы
– Да, – кивнула Катерина. – Иногда я совершенно забываю, что нахожусь в Лондоне.
Вокруг пруда разбиты свежевскопанные грядки с лекарственными растениями; поблескивает красноватая влажная земля. Молодые побеги тщательно помечены резными деревянными кружками на палочках. Сестры сели на каменную скамью в тени, а ноги выставили на солнце.
– Ты останешься здесь? – спросила Анна.
– Не знаю. Не знаю, как лучше. Я стараюсь не появляться при дворе, но король…
– Он только о тебе и говорит!
– Не понимаю, Анна. Он ведь почти не знает меня, и…
– Когда знакомство служило препятствием для брака? – перебила ее Анна.
– Для брака! Уж не думаешь ли ты, что он хочет на мне жениться?
– Всем известно, что он ищет новую королеву. А после неудачи с Анной Клевской о заграничных принцессах он даже не помышляет. – Колокол церкви Святого Варфоломея пробил три раза; ему откликнулись колокола дальних церквей. – Почему бы и не ты, Кит? – продолжала Анна. – Ты идеальна. Ты в жизни не сделала ни одного неверного шага.
– Ха! – досадливо выдохнула Катерина. Тайны тяжело давят на нее. – На твоем месте я бы не была так уверена. Хьюик считает, что король жаждет заполучить меня только потому, что я сама не стремлюсь в его постель, а он привык получать все, что хочет. Я для него новинка. – Она язвительно усмехнулась. – Подумать только, к его услугам столько молодых девиц! Они исходят соком, мечтая о нем.
– Кит, неужели ты не понимаешь? В прошлый раз он выбрал именно такую девицу, а чем все закончилось? Ты привлекаешь его именно тем, что не похожа на Екатерину Говард; ты ее полная противоположность. Король не вынесет, если его снова сделают рогоносцем.
– Как мне избежать своей участи?
– Не знаю, сестрица. Если ты и впредь не станешь появляться при дворе, ты рискуешь сильнее раздуть пламя. Кроме того, леди Мария так или иначе скоро позовет тебя. Ей хочется видеть тебя рядом с собой.
– Ах, Анна… – прошептала Катерина, закрывая лоб рукой, зажмуриваясь. Она представила, как садится на Кубка и скачет прочь, ищет для себя другой жизни, другого мужа…
– Подумай, как радовалась бы матушка, будь она еще жива… ведь за тобой ухаживает сам король!
– Наша тщеславная матушка! Анна, почему мне нельзя поступить, как мне хочется, и выйти замуж по любви?
– Но, Кит, ведь ты будешь королевой… Разве ты этого не хочешь?
– Уж кто-кто, а ты, по-моему, знаешь, что значит быть его королевой. Ты ведь давно при дворе. Ты видела, что случилось с ними со всеми. Екатерину Арагонскую он бросил; она окончила свои дни в сыром замке в каком-то захолустье, забытая всеми, даже собственной дочерью. Об Анне Болейн… не нужно и напоминать. Джейн Сеймур умерла родами; возможно, за ней не слишком хорошо смотрели…
– Кит, многие женщины умирают от родильной горячки. Уж в ее смерти короля обвинить нельзя, – возразила Анна.
– Возможно, ты и права. А возьми Анну Клевскую; ей удалось спасти свою голову только потому, что она согласилась аннулировать брак… А потом была юная Екатерина Говард… – Она умолкает. – Ты ведь все видела и видела их всех! – Катерине хочется влепить сестре пощечину.
– Кит, ты совсем не похожа на своих предшественниц. Ты разумна и добра.
Катерина спрашивала себя, что бы сказала Анна, знай она, что ее разумная сестра отдалась мятежнику-католику и дала смертельную дозу лекарства своему мужу.
– Разумная… – повторила она. – Хм…
– Я хочу сказать, что ты не обуреваема страстями.
– Да, наверное, – согласилась Катерина, хотя голова ее кружилась при одной мысли о Сеймуре.
Анна перевела разговор на другую тему:
– Кит, помнишь, как мы играли в королев в Рай-Хаус?
– Конечно, помню. – Гнев Катерины совершенно испарился. Анна такая славная! – Да… Я заворачивалась в простыню и выходила замуж за нашего пса.
– Короны были бумажные и все время слетали с головы. А как звали пса? Может быть, Дульчи?
– Нет. Дульчи я не помню. Должно быть, он появился уже после того, как я вышла замуж за Эдварда Боро. Того пса, кажется, звали Лео.
– Ты права. Он еще укусил сына цирюльника.
– Да, а я и забыла… Лео был псом Уилла.
– Ничего удивительного, что он так кусался, – покачала головой Катерина. – Не сомневаюсь, Уилл дразнил бедное животное.
– А помнишь, как Уилл, изображая кардинала, наряжался в мамино красное парчовое платье и подкладывал на живот подушку? Он уронил серебряный крест из часовни… – смеется Анна. – После крест так и не удалось поправить; он остался чуть косым. Во время службы я не смела и взглянуть на него – боялась расхохотаться.
– А когда ты наступила на мой шлейф из простыни и врезалась в дворецкого с кувшином вина?
Веселье Анны заразительно. Раньше они часто смеялись, если им не нужно было находиться при дворе и соблюдать правила этикета.
– Я забыла, – спохватилась Анна. – Кит, у меня для тебя кое-что есть… от Уилла. – Она достала из складок платья кожаный мешочек и передала Катерине.
Катерина знала, что там, даже не глядя, – мамин крестик. Горло у нее сжалось, как будто она проглотила камень.
– Откуда он у Уилла? – поинтересовалась Анна.
– Его отдавали в починку. – Катерина встала и подошла к грядкам, отвернувшись, чтобы не выдать себя. Почему Сеймур не привез крестик сам?
Значит, тогда он только играл с ней! Захотелось переспать с вдовой… «Успокойся! – приказала она себе. – Ты ведь его почти не знаешь!»
– Есть еще письмо. – Анна, протянула сестре запечатанный свиток. – Почему на нем печать Сеймура?
– Понятия не имею, – ответила Катерина, пряча свиток в рукав.
– Ты не вскроешь?
– Это не важно; наверное, всего лишь счет от ювелира. – Ей казалось, что письмо прожигает дыру в ее платье. – Пойдем, я покажу тебе, что я тут посадила. Вот мандрагора от ушной боли и подагры. Видишь, я все пометила. – Она представила корни мандрагоры в виде маленьких похороненных трупиков, которые тянут щупальца в черную землю. – Говорят, ведьмы варят из них приворотные зелья, – добавила она.
– Неужели можно влюбиться, отведав какого-то зелья? – широко раскрыв глаза, спросила Анна.
– Нет, конечно; приворотные зелья – вздор, – решительно ответила Катерина.
– Дигиталис, – прочла Анна название на другом табличке. – Что это такое?
– Наперстянка. – Катерине стало душно, как будто призрак мужа душил ее. – От болей в печени и селезенке, – отрывисто закончила она.
– Кажется, наперстянку еще называют колокольчиком мертвых?
– Да. – Вопросы сестры все больше раздражали Катерину.
– Почему?
– Потому что, если увеличить дозу, она способна убить, – резко ответила она. – Яд! Анна, все лекарственные травы ядовиты. Видишь… белена. Если жечь ее и вдыхать дым, можно избавиться от зубной боли. – Она почти кричит и не может остановиться. – А болиголов… – она отламывает веточку и машет ею перед лицом Анны, – успокоит буйнопомешанного, если смешать его с буквицей и семенами фенхеля. Но достаточно влить в отвар лишнюю каплю, и он отправит взрослого человека в могилу…
– Кит, что на тебя нашло? – Анна погладила сестру, успокаивая.
– Не знаю, Анна. Не знаю. – Письмо в рукаве как будто жгло кожу. – Я не в себе.
– Ты горюешь… ничего удивительного. И еще король… – Анна не договорила.
Катерина молчала.
Когда Анна наконец ушла, Катерина достала письмо, держа его самыми кончиками пальцев, как будто боялась, что бумага отравлена. Говорят, итальянцы умеют делать такие вещи. Первым ее движением было бросить письмо в огонь и никогда не узнать, что в нем написано, притвориться, что она не встречала Томаса Сеймура и при мысли о нем ее не обдает жаром. Просто безумие… она сама от себя такого не ожидала!
Она провела пальцами по печати, соединенным крыльям Сеймуров, боясь, что под ней – всего лишь вежливая записка, и так же боясь, что там нечто большее.
Катерина сломала воск, и красные осколки разлетелись во все стороны. Затем, часто дыша, развернула бумагу. Неразборчивый почерк, как ей показалось, не сочетался с его внешностью, в которой все гармонично. Да таков ли он, каким она себе его представляет? И если нет, какой он на самом деле? Почему она, которая обычно точно знает, чего хочет, так заворожена, как будто околдована? Она различает слово «любовного», и сердце ее трепещет, как птичка, попавшая в силки.
«Дорогая леди Латимер!
Во-первых, примите мои самые искренние извинения за то, что я долго не возвращал Вашу вещь. Я намеренно тянул время, потому что хотел привезти ожерелье лично, но не решился из страха, вдруг Вы сочтете меня слишком дерзким. Мне казалось, что я ношу на себе кусочек Вас, что, впрочем, было слабым утешением. Господь свидетель, я придумываю всевозможные предлоги, лишь бы увидеть Вас! Но боюсь, что при виде Вашего милого лица я не удержу в себе любовного чувства, которое глубоко укоренилось во мне, незримо вырастая и расцветая. Я боялся, что Вы выставите меня вон. Я до сих пор боюсь этого. Нет для меня более огорчительной вещи, чем знать о планах короля… он часто упоминает о своем желании женить меня на Вашей милой Маргарет. Если он прикажет, я подчинюсь, но буду самым несчастным человеком на свете. Его же намерения касательно Вас, слухи о которых носятся по дворцу, как щебет стаи скворцов, ввергают меня в пучину отчаяния, и я молю небо об одном: чтобы его внимание обратилось на другую женщину.
