Александр Патрушев - Германская история
Угас Европы дух бесследно, Но бьет в Германии родник. И наши армии победно Сразят французов в этот миг. (Пер. мой. — АП.)
Поборники национализма усматривали основу преодоления всех трудностей в создании немецкого национального государства, в единении всей германской народности. В этот же ряд входили имперская мифология и призыв к возрождению империи. Присущее национализму мессианское сознание и вера в избранность, превращение национализма в религию, ядовитая ксенофобия и упования на «немецкого Наполеона», который железной рукой сотворит единое национальное государство, соединились во взрывоопасную идеологическую смесь. Прозорливо писал в 1848 г. консервативный австрийский писатель Франц Грильпарцер, что «путь современного человечества начинается с гуманизма, проходит через национализм и заканчивается зверством».
Но не надо забывать и о том, что ранний немецкий национализм не только требовал единого сильного государства, но и боролся против монархической автократии и сепаратистского дворянства, выступал за участие граждан в исполнении политической власти и за устроенное в интересах народа общество. Гуманный, просвещенный, космополитический аспект этого национализма полностью отвечал традициям и образу мышления образованных слоев немецкого общества, из которых и происходили его главные представители.
Немецкий национализм так и не сумел разрешить коренное противоречие, которое кажется вообще неразрешимым. С одной стороны, объединенным в единую нацию и государство немцам уготовано более высокое призвание, чем остальным народам. С другой, они должны не замыкаться в рамках своего национального эгоизма, а отдать все свои дарования на благо человечества. Страстный поборник национализма и вообще «первый политический проповедник большого масштаба», берлинский теолог и философ Фридрих Шлейермахер подкреплял требование единства национализма и космополитизма словами пророков Ветхого Завета: «Так хочет Бог».
РЕСТАВРАЦИЯ
В то время как участники освободительной войны возвращались домой, ожидая исполнения своих надежд на создание единой и свободной Германии, в Вене собрался конгресс европейских монархов, для которых не было ничего страшнее, чем справедливое национально-государственное устройство Европы, казавшееся им революционным и опасным.
Венский конгресс проходил под лозунгом реставрации, возвращения к дореволюционной системе государств и прежнему социально-политическому порядку. Для победителей Наполеона в основном было восстановлено положение, существовавшее в 1792 г. Только Пруссия получила значительную часть Саксонии и расширила свои рейнские владения. Напротив, Австрия потеряла Бельгию и область Верхнего Рейна. Этим закончилась многовековая прямая конфронтация Австрии и Франции, которая началась еще в XVI в. войнами императора Карла V с королем Франциском I за Италию и бургундское наследство. Теперь вместо Габсбургов немецким соседом и потенциально главным противником Франции на Рейне стала Пруссия, простиравшаяся отныне от Ахена до Тильзита.
Германия, как и прежде, осталась раздробленной. Венский конгресс даже не стал рассматривать предложенный Штейном план объединения страны. Ее скреплял только рыхлый Германский союз, этот секуляризированный преемник «Священной Римской империи», о восстановлении которой не было и речи. Союз состоял из 35 суверенных государств и 4 вольных городов. Во главе его находился постоянный конгресс посланников. Союзный совет или бундестаг, являвшийся единственным общегерманским учреждением. Работой бундестага руководил австрийский император. Австрия и Пруссия входили в Германский союз только теми территориями, которые прежде относились к империи. С другой стороны, в союзе оказались и иностранные монархи: король Дании как правитель Шлезвига, английский король, владевший Ганновером, и король Нидерландов, которому принадлежал Люксембург. Такое устройство Германии, вновь связанное с европейским порядком, было решительным отрицанием национального принципа и последней попыткой сохранить раздробленность страны для поддержания баланса интересов великих держав.
Внутриполитическое устройство германских государств по решениям Венского конгресса до поры до времени оставалось неопределенным: были возможны как либеральные конституции, так и старые сословные представительства. Но общественность Германского союза, взбудораженная войной против Франции, громко требовала введения обещанных свобод и конституций, на что в годы бедствий легко соглашались перепуганные князья.
В авангарде оппозиционного движения шло студенчество. В октябре 1817 г, по случаю трехсотлетнего юбилея Реформации около 500 студентов из 11 протестантских университетов собрались в Вартбурге, где Лютер некогда переводил Библию, под черно-красно-золотыми флагами. Это были цвета формы солдат добровольческого корпуса барона Адольфа фон Лютцова времен освободительной войны, состоявшего в основном из студентов и ремесленников, носивших черные мундиры с красными обшлагами и золотыми пуговицами. Теперь эти цвета стали символом национального движения и единства родины. Ораторы, выступавшие в Вартбурге, решительно требовали создания единой и свободной Германии. Часть наиболее радикальных студентов в знак протеста сожгла те книги, которые являлись для них «реакционными и антигерманскими», а также солдатскую косичку и капральскую палку. Но вместе с книгами идеологов Реставрации в огонь полетел и Кодекс Наполеона, что говорило об элементах тевтонского шовинизма и национализма в студенческом движении.
Спустя два года студент Карл Занд совершил бессмысленное убийство российского агента, плодовитого драматурга Августа Коцебу, который едко высмеивал идеалы национального движения. Это событие произвело эффект разорвавшейся бомбы, так как стало первым политическим убийством в Германии с того времени, как в 1308 г. король Альбрехт I Габсбург был убит своим племянником.
Убийство Коцебу дало австрийскому канцлеру и фактическому руководителю Германского союза князю Клеменсу фон Меттерниху (1773–1859) желанный повод разгромить оппозиционное движение. В августе 1819 г. первые министры германских государств приняли Карлсбадские постановления, чтобы жестоко подавить революционные настроения. Повсюду начались полицейские преследования «демагогов». Австрия и Пруссия фактически вернулись к абсолютистским порядкам, оппозиционные силы ушли в подполье. Казалось, что удалось воздвигнуть прочную плотину против революционных перемен. Но циник Меттерних понимал, что в прошлое вернуться невозможно. В своем дневнике он тогда записал: «Старая Европа находится в начале своего конца».
Германия вступила теперь в период, который позднее назовут «бидермейером», по фамилии литературного героя, олицетворявшего собой простодушие и мещанский уют. В Европе уже два десятилетия царил покой, острые политические дебаты временно затихли. Но эта идиллия оказалась обманчивой. Когда в июле 1830 г. во Франции вспыхнула очередная революция, то волнения начались и в большинстве германских государств, правители которых были вынуждены ввести умеренно-либеральные конституции и согласиться на созыв ландтагов.
Через два года немецкая оппозиция вновь показала свою живучесть. В мае 1832 г. около замка Гамбах в Пфальце собралось свыше 30 тыс. студентов, либеральных бюргеров, демократически настроенных ремесленников и рабочих. Снова во весь голос зазвучали требования о создании единой и свободной Германии и даже низвержении княжеских тронов. Один из главных ораторов, депутат баварского ландтага Филипп Якоб Зибенпфайфер заявил, что «настанет день, когда величественная Германия встанет на бронзовый пьедестал свободы и справедливости, держа в одной руке факел просвещения, который пошлет луч цивилизации в отдаленные уголки земли, а в другой — третейские весы». Меттерних ответил на гамбахскую демонстрацию новыми репрессиями. Была полностью ликвидирована свобода прессы, союзов и собраний, некоторые из инициаторов праздника подверглись аресту, другие бежали за границу.
Одной из главных причин обострения ситуации явился бурный прирост населения, приведший к нехватке продуктов питания. На селе, прежде всего в Остэльбии, это привело к настоящему перенаселению, ибо быстрее всего росло число безземельных людей. Не находя дома работы, они уходили в города, пополняя там многочисленные слои нищих. От этой массовой пауперизации страдали и ремесленники. Прусские и рейнские реформы ликвидировали регулирующие механизмы цехов, что вело к их чрезмерной раздутости и к тому, что все большее число подмастерьев и учеников оставались без работы. Никто не знал, каким образом можно справиться со столь массовым обнищанием.
Возможно, что немецкие государства сумели бы и в 1840-х гг. сохранить лояльность своего населения, а Германия так и оставалась бы только географическим понятием. Но к этому времени реформы были практически приостановлены. А экономическая модернизация, проводимая с помощью реформ, повлекла за собой такие социальные издержки, которых никто не предполагал. Постоянно нарастало возмущение как невыполненными обещаниями введения настоящей конституции, так и политикой властей, усиливших цензуру и все чаще применявших полицейские меры против оппозиции. Пути государства и общества расходились все больше.
