Николай Наволочкин - Амурские версты
— Гляди-ка, гуси тянут. Что-то припозднились в этом году, — сказал он.
Через Амур, с юга на север, поблескивая крыльями, летел косяк гусей, даже их крик доносился до линейцев.
— Приволье им тут, — отозвался подпоручик. — Ни городов, ни деревень, вот и не торопятся, дьяволы.
Солнечный день, новизна дороги, путь по великой реке и сочувствие, прозвучавшее в словах Прещепенко, растрогали юнкера Михнева. Уже пятнадцать лет он ходит в юнкерах. Давно вышли все мыслимые сроки производства в офицеры, а дело его так и не решается. Где-то, в какой-то канцелярии потеряны его бумаги, и на все прошения приходит один и тот же ответ: «Ваше прошение передано на дальнейшее расследование». Последний рапорт он отправил перед отплытием из Шилкинского завода, когда временно стал командовать второй ротой, которую сегодня он передал Прещепенко. Может, и правда, вернувшись со сплава, он наконец станет офицером.
Капитан Дьяченко плыл по Амуру впервые. В прошлом году с конвойным отрядом он ходил только по Шилке. Все дальше и дальше уводила его судьба от родимых мест, от далекой Украины. «Хорошо, хоть сын сейчас в Иркутске, — думал он, — все-таки, по сибирским понятиям, не так уж далеко». А теперь перед ним раскрывал свои просторы Амур, и вставала дальняя дорога в новые места. Плескалась, искрилась солнечными бликами, завораживала взгляд амурская вода. Медленно уплывали назад нагромождения скал, бугрились пологие зеленые горы. К Якову Васильевичу подошел и сел рядом прикомандированный к батальону зауряд-есаул Забайкальского казачьего войска Василий Сергеевич Перфильев.
— Пошла Россия на дедовские земли, — заговорил он негромко. — Старики-то, бают, полтора века этого ждали, и вот дождались…
— Почему же только теперь дождались. До этого уже были сплавы, — возразил ему Дьяченко.
— Ну, те сплавы не то, — оживился Перфильев. — В этом году селиться по Амуру начнем. Мне бы теперь хорошие места для станиц выбрать. Чтобы и луга были, и земля подходящая.
— А далеко, Василий Сергеевич, вы с нами поплывете?
— До Кумары, — ответил Перфильев. — Девять станиц до Кумары надо расселить. — И вдруг неожиданно пожаловался: — Эх, жизнь — никакого тебе покою. Лето. Хозяйством надо бы заняться, а ты все бросай и плыви. Раньше-то какая забота у казака была. От караула до караула вершим проскакал, ярлыками обменялся — и домой. Пока снова твой черед подойдет в караул заступать, и на охоту сбегаешь, и то и се. А нынче и летом, и зимой казаку покоя нет. Летом сплавы, зимой курьеров возим, ученья, плоты рубим…
Дьяченко удивляла эта особенность в разговорах казаков. То они с радостью говорили об Амуре, о древних русских землях, похвалялись своим родом, идущим от самих защитников Албазина, а то вдруг жаловались на новые порядки и перемены. И он спросил у зауряд-есаула:
— А что, казаки с охотой на Амур переселяются?
— Да по-разному. И насиженные места бросать не хочется — все там обхожено, каждая кочка известна, и земли-то дедовские, сколько бы времени ни минуло, зовут. Видно, в крови память тоже есть. Вы откуда сами будете?
— Полтавской губернии.
— Вспоминаете, поди, тянет домой? — уставился на капитана из-под лохматых бровей Перфильев.
— Ну, Василий Сергеевич, хитро вы все подвели, — улыбнулся Дьяченко. — Тянет, понятно, да служба не пускает.
— Вот и казаков так же. И тянет, и не пускает.
На левом берегу зеленые увалы гор отступили на север. Между ними и рекой протянулся просторный зеленый луг.
— Вот здесь бы станицу поставить, — сказал капитан, — и сенокос, и место просторное. Жить было бы весело. А, Василий Сергеевич?
— Рано, — возразил Перфильев. — Первую станицу приказано основать при устье реки Игнашиной. Там, еще при Албазинском воеводстве, деревня была, тоже Игнашина.
Быстрое течение, попутный ветер, весла гребцов быстро гнали баржи на восток. Миновали два острова, а потом потянулся на целую версту запомнившийся капитану своей суровой дикой красотой высокий утес с крутыми гранитными скатами, поросший по вершине сосновым бором. Течение здесь было настолько стремительное, что гребцы опустили весла.
— Эвенки зовут этот утес Бэркэ, — сказал Перфильев, — по-нашему это значит — Смелый.
Узнал приметное место и Кузьма Сидоров. Прошлой зимой, пробираясь к Стрелке, они с Пешковым обошли утес с правого берега. Здесь, у крутояра, парили полыньи, отчего даже стены утеса покрывал белый иней. И, обходя их, пришлось делать большой крюк.
Вспоминая, Кузьма радовался быстрому плаванию. «Добро бежим», — сказал бы сейчас Пешков, думал он. Не знал солдат, что товарища его по походу, старого казака Кузьмы Пешкова не стало этим утром, когда на восходе солнца проиграли линейцы подъем. Не знал, что осиротела Настя, осталась одна.
С утра на воде было прохладно, а к полудню, когда дошли до устья горной речки Урки, спины у гребцов взмокли, то один, то другой начали сбиваться с ритма. И когда весло ударялось о весло, унтер-офицер Ряба-Кобыла начинал считать: «Ать-два, разом! Ать-два, разом!» Гребцы приноравливались под счет и опять в лад взмахивали веслами. Здесь баржи 13-го батальона догнал катер генерал-губернатора. За ним на привязи тянулась лодка с навесом. Генерал, когда баржи поравнялись с ним, крикнул:
— Чьи суда?
— 13-го линейного Сибирского батальона! — доложил Дьяченко.
— Хорошо плывете, солдаты! Благодарю за службу! — привычно крикнул Муравьев.
Дождавшись, когда солдаты, радуясь передышке, опустили весла и вразнобой ответили: «Рады стараться!» — генерал опять крикнул, указывая на долину Урки:
— По этой реке, солдаты, дважды выходил на Амур Ерофей Хабаров. Ура, ребята!
На генеральском катере было две смены гребцов, и он быстро обогнал баржи батальона. С лодки, прицепленной к катеру, помахал, узнав Перфильева, молодой казак. Зауряд-есаул тоже махнул ему фуражкой и сказал Дьяченко:
— Наш парень. Сотника Богданова сын Роман. Грамотный, черт! Три зимы в станичной школе учился в Цурухайтуевской крепости да еще зиму в Нерчинском заводе. А сейчас генерал его писарчуком взял. Он, вишь, прошлой зимой навстречу отряду Облеухова выезжал, продовольствие возил и одежу.
За Уркой русло Амура тесно зажали скалы, течение здесь стремительно неслось на восток, и командир батальона, дождавшись, когда катер Муравьева обогнал передовой 14-й батальон и скрылся за поворотом, решил дать передышку гребцам.
— Суши весла! — скомандовал он. — Рулевые, не дремать!
Игнат Тюменцев, давно уже выгребавший из последних сил, с радостью опустил весло и вытер рукавом пот. Поначалу, как выехали на Амур, он, как и все, смотрел на берега и даже переговаривался с соседями. Но через час, когда солнце все сильнее начало припекать спину, а руки и ноги заныли от однообразных движений, ему было уже не до лесов и гор. Он думал только о том, как бы не сбиться и не подставить свое весло под весла других гребцов. Сейчас, привалившись к борту, он отдыхал, зажмурив глаза.
Кузьма Сидоров сбросил за борт ведро, привязанное к веревке, и зачерпнул воды. Ведро пошло от гребца к гребцу. Пили прямо через край, обливаясь и покрякивая.
Когда усталость немного отошла, стали закуривать, передавая друг другу тлевший трут, заговорили:
— Водою плывучи, что со вдовою живучи, — вздохнул кто-то.
— А что со вдовой! Какая вдовушка попадется, а то и девку не надо.
— И чего Амур ругали, — вступил в разговор Игнат. — Я ж его не знаю как боялся, когда в батальон пришел. А тут подходяще. Тайга добрая. Козы, поди, есть, белки.
— Да уж этого добра здесь полно, — подошел к солдатам Перфильев. — Безлюдье тут. А где человека нет, там зверю приволье.
— И правда, ребятушки, плывем, плывем, а ни деревеньки тебе, ни заимки, — удивился Игнат.
— Вот так оно до моря, — сказал Перфильев. — Лежит земля, человека ждет, как девка перезревшая.
Дьяченко, попыхивая трубкой, стоял за Перфильевым, слушал и посмеивался в усы.
— Ну, Тюменцев, — сказал он Игнату, — понимаешь теперь, зачем нужны линейные солдаты?
— Так грести, — сказал Игнат.
Соседи Игната засмеялись.
— А грести зачем?
Игнат завертел головой, ища поддержки у товарищей, и, не встретив ее, сказал:
— Чтобы плыть…
— Куда же плыть? — не отставал капитан.
— Знамо, куда! Вперед…
— Вот, вот — вперед. А я что говорил: линейцы всегда впереди, на первой линии. А за нами, Тюменцев, деревни встанут, а может, и города.
— Дошло? — спросил Ряба-Кобыла.
— Так дошло, — под смех товарищей согласился Игнат и распрямил плечи. «А верно, — подумал он, — мы же передовые. Вот ведь как, а! Только насчет деревень и городов капитан зря говорит. Когда их тут построишь».
Первый короткий привал, всего на один час, сделали в конце долины, протянувшейся на много верст по левому берегу Амура, возле устья речки Игнашиной. Остановился здесь только 13-й батальон, потому что с ним плыл зауряд-есаул Перфильев, отвечавший за выбор удобных мест для новых станиц. 14-й батальон, не задерживаясь, ушел дальше.
