Борис Федоров - Царь Иоанн Грозный
Прикамская пустынная сторона составляла окраину, или украйну, на которую нападали дикие зауральские и приуральские народцы. Правительство могло давать льготные грамоты населителям этих пустынных пространств, но не могло защищать их от нападений враждебных соседей: насельникам приходилось защищаться самим своими средствами, приходилось строить городки или острожки, снабжать их нарядом (артиллерию), содержать ратных людей. Само собою разумеется, что это было доступно только для таких насельников, которые обладали обширными средствами. Отсюда уясняется важное значение именитых людей Строгановых, которые одни, по своим средствам, могли заселить прикамскую страну, приблизить русские поселения к Уралу и через это дать возможность распространить их — в близком или далёком будущем — и за Урал.
Основав городок, Строганов нуждался для наряда пушек и пищалей в селитре. По его челобитной царь дозволил ему на Вычегодском посаде и в Усольском уезде сварить селитры, но не больше 30 пудов, причём наказывал старостам тех мест: «Берегите накрепко, чтоб при этой селитряной варке от Григорья Строганова крестьянам обид не было ни под каким видом, чтоб на дворах из-под изб и хором он у вас сору и земли не копал и хором не портил; да берегите накрепко, чтоб он селитры не продавал никому». Новопостроенный городок Строганов назвал Канкором. Но через 5 лет одного города оказалось мало: в 1564 году Строганов бил челом, чтоб царь позволил ему поставить другой городок в 20 вёрстах от Канкора. Тут нашли рассол, ставят варницы и хотят варить соль; но без городка люди жить не смеют. Царь исполнил и эту просьбу, и явился новый городок — Кердеган со стенами в 30 сажен, а с приступной стороны закладенный вместо глины камнем. В 1566 году брат Григория, Яков, от имени отца своего, Аникия Фёдорова, бил челом, чтоб государь взял их городки Канкор и Кердеган и все их промыслы в опричнину (под своё покровительство), и эта просьба была уважена. В 1568 году тот же Яков просил, чтобы ему додано было земли ещё на 20 вёрст к прежнему пожалованию, обязываясь также построить на свой счёт крепости с скорострельным нарядом. Земля дана была ему на таких же условиях, как и прежняя; но поселенцы освобождались от податей только на 10 лет.
До 1572 года в прикамских областях всё было тихо и благополучно; но в этом году Пермский воевода донёс царю, что 40 человек возмутившихся черемис вместе с остяками, башкирами и буинцами приходили войною на Каму и побили здесь пермичей 87 человек. Получив эти вести, Иоанн послал Строгановым грамоту, в которой писал: «Вы бы жили с великим бережением, выбрали у себя голову доброго да с ним охочих казаков, сколько приберётся, с всяким оружием; велели бы прибрать также остяков и вогул иней, которые нам прямят, а жёнам и детям их велели бы жить в остроге (крепости). Этих голов с охочими людьми, стрельцами, казаками, остяками и вогуличами посылайте войною ходить и воевать наших изменников, черемису, остяков, вотяков и ногаев, которые нам изменили». Строгановы исполнили царский приказ: выбранный ими голова с охочими людьми ходил на государевых изменников, одних побил, а других привёл к присяге, что вперёд будут верно служить государю.
Утвердившись по сю сторону Урала, предприимчивые Строгановы не могли не обратить внимания и на земли Зауральские, обещавшие им ещё более выгод, чем страны Прикамские. Скоро им представился благоприятный случай к испрошению себе права на отыскание новых землиц за Уралом. А случай этот был следующий. Новый сибирский царь Кучум начал действовать враждебно против московского государства, побивал и брал в плен остяков, плативших дань в Москву; в июле 1573 года сибирский царевич Маметкул[69] приходил с войском на реку Чусовую проведывать дороги, как бы ему пройти к Строгановским городкам и в Пермь великую, причём побил много остяков, московских данников, увёл в плен их жён и детей и убил государева посланника, шедшего в Киргиз-Кайсацкую орду. Не доходя пяти вёрст до Строгановских городков, Маметкул возвратился назад, напуганный рассказами пленников, что в этих городках собралось много ратных людей. Уведомив царя о нападениях сибирского салтана и царевича, Строгановы печаловались на то, что они не смеют без царского ведома послать своих наёмных казаков против сибирской рати; а между тем зауральские остяки просят, чтоб государь оборонял их от сибирского салтана, обязываясь, со своей стороны, платить дань в Москву. Поэтому Яков и Григорий Строгановы просили государя дозволить им на реке Тоболе и по рекам, впадающим в Тобол, до верховьев их, на удобном месте делать крепости, нанимать сторожей и держать на свой счёт огненный наряд, вырабатывать железо, пахать пашни и владеть угодьями. Царь дал Строгановым право укрепляться и за Уралом на тех же условиях, на каких они завели селения по Каме и Чусовой, с обязанностью надзирать и за другими промышленниками, которые вздумают поселиться по Тоболу и другим рекам сибирским. Вместе с этим правом Строгановы получили право вести войну не только оборонительную, но также и наступательную — посылать войско на сибирского салтана, брать сибирцев в плен и делать их данниками московского царя. Эта наступательная война была и необходима, и неизбежна: прежде чем взять в своё владение землю за Уралом, завести на ней промыслы, надобно было очистить её от сибирского салтана, который считал её своей собственностию. Но из кого могли Строгановы составить своё войско для ведения войны с сибирским царём? На охочих инородцев-остяков, вогуличей, югричей, самоедов была плохая надежда: для этого требовались люди более верные.
По южным и восточным степным окраинам московского государства появляются ещё с XV века вольные, гуляющие люди, охочие до войны, — казаки[70]. Одни из них жили по станицам: это были казаки городовые. Они несли государеву службу, обороняя границы от нападений разбойничьих, татарских шаек. Другие, в полном смысле вольные «степные птицы», уходили из-под всякого надзора, «гуляли» в степном раздолье, нападали на татар, грабили их, охотились в степи, рыбачили по рекам, разбивали купеческие караваны татарские, да и русским купцам порой спуску не давали. Шайки таких казаков гуляли и по Дону (впадающему в Азовское море), и по Волге. Уже при великом князе Василии Иоанновиче рязанские казаки хорошо знали места по Дону; а при сыне Василия они здесь утверждаются, принимают от места название донских и становятся страшны ногаям, крымцам и азовцам. Впрочем, толпы донских казаков состояли не из одних только жителей рязанской области: на Дон шли также и жители Северской украйны, издавна славившиеся своею отвагой. Равным образом и городовые казаки, находившиеся под ближайшим надзором государства, провинившись в чём-нибудь, уходили на Дон, где встречали всегда радушный приём и увеличивали собою толпы буйной вольницы. На жалобы ногайского хана, что казаки, несмотря на то, что он в мире с московским царём, грабят татарских купцов по Дону, царь отвечал: «Эти разбойники живут на Дону без нашего ведома, от нас бегают. Мы и прежде посылали не один раз, чтоб их переловить, но люди наши добыть их не могут. Мы и теперь посылаем добывать этих разбойников, и которых добудем, тех казним. А вы бы от себя велели их добывать и, переловивши, к нам присылали. А гости (купцы) ваши дорогою береглись бы сами, потому что сам знаешь хорошо: на поле (в степи) всегда всяких людей много. И этих людей кому можно знать? Кто ограбит, тот имени своего не скажет». Действительно, очень мудрено было изловить в широких степях шайки этих воровских казаков.
Надеясь на безнаказанность, донские казаки не ограничивались тем, что не исполняли царских и посольских приказаний или исполняли их вполовину: они нападали не на одних ногаев, азовцев и крымцев, но, разъезжая по Волге, грабили суда царские, разбивали персидских и бухарских послов и русских торговых людей. Царь принуждён был выслать против них воевод с большим числом ратных людей: казаков ловили и казнили; другие, по выражению летописца, разбежались, как волки, и одна толпа их отправилась вверх по Волге, где получила приглашение от Строгановых вступить к ним в службу, на что и согласилась с радостию.
Предводителем этой шайки донских казаков был Ермак Тимофеевич. Ермак был росту среднего, бороду имел чёрную, волосы кудрявые, глаза светлые и быстрые. Это был удалец богатырской силы, притом очень ловкий, сметливый. Роду он был простого. Дед его был посадским человеком города Суздаля и «жил в великой скудости». Ища себе пропитания, Афанасий Григорьев Аленин (так назывался дед Ермака) переехал в город Владимир, где стал извозничать. Занимаясь извозом, он свёл знакомство с разбойниками, жившими в знаменитых муромских лесах. В скором времени он попал в тюрьму вместе с разбойниками, которых возил и укрывал. Однако ему удалось бежать из тюрьмы: захватив с собою жену и двоих сыновей, Родиона и Тимофея, он переехал жить в уезд Юрьевца Повольского (Волжского), где и умер; а дети его от скудости переехали жить на реку Чусовую, в вотчины Строгановых, и слыли здесь Повольскими. У них родились сыновья: у Родиона Димитрий да Лука, у Тимофея — Гаврила, Фрол и Василий, главный герой нашего рассказа. Василий[71] был особенно боек, силён и речист. Нанялся он работать на барках (стругах) и ходил по Волге и Каме. Он был в бурлацкой артели кашеваром, и товарищи прозвали его Ермаком, потому что ермаком назывался дорожный артельный таган[72]. Так за ним это прозвище и осталось на всю жизнь.. Работа бурлацкая скоро прискучила Ермаку, затосковал он по вольной жизни и ушёл к донским казакам, которые в скором времени выбрали его за удаль старшиной Качалинской станицы, чтобы он охранял рубеж от Астрахани до Дона. Но Ермак не усидел долго и у донских казаков: набрав себе шайку молодцов, он ушёл с ними на Волгу разбойничать. Главными помощниками его были: Иван Кольцо (который, по словам царской грамоты к ногаям, был присуждён к смертной казни), Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряк. Всё это были молодцы, прошедшие, как говорится, огонь и воду, не знавшие страха. Походили на них и остальные товарищи Ермака.
