Чабуа Амирэджиби - Дата Туташхиа
– Давай к параше! Ступай, брат, ступай!
Поктии дали дорогу, и он пошел отхаркиваться и сморкаться в парашу.
– Харчо-джан, нельзя же так, ни жалости, ни снисхождения, ей-богу!
Я не знаю, кто крикнул, но кличка была мне известна. По роду занятий торговец цветами, по призванию – активный мужелож, он то и дело попадал в Ортачальскую тюрьму.
– Ха, не твое собачье дело! – огрызнулся Харчо и снова погрузился в мысли, мирное течение которых было прервано визитом Поктии.
Он сидел, как Шива, и вообще сильно смахивал на него.
Цепочка прогуливающихся опять пришла в движение, и я вместе с ней. «Дата это или нет? Может быть, мне показалось?» И при следующем повороте я решил получше разглядеть седобородого.
Поктиа стоял над парашей и унимал кровь, а потом опустился возле нее и, запрокинув голову, совсем затих. Ну, не совсем, может быть, не возле, а чуть подальше, но все же он сел возле параши. Это значило, что уже никогда не зваться ему вором в законе. Хорошо подкованный теоретически, он поймет теперь: чтобы выжить, надо искать другие пути.
Я еще несколько раз прошел мимо седобородого и, подойдя к своим, спросил Андро Чанеишвили: кто это?
– Дата Туташхиа. Слышал о нем?
Оказывается, Дате Туташхиа дали пять лет и он отбывал свой срок здесь, в Ортачала. Месяц назад его перевели в жандармскую тюрьму, но не прошло и десяти дней, как он вернулся сюда. Вся тюрьма знала его, и друзей у него было много.
– Как он держится? – спросил я.
– Да так, сам по себе. Никто его не трогает. Так и живет.
– Тронь его! А то они не знают, кого трогать, а кого нет?
Пришлось рассказать своим новым друзьям, откуда я знаю Дату Туташхиа.
Поктиа сидел несчастный и жалкий, то и дело щупая свой нос. Но два пинка, доставшиеся ему, были ничто в сравнении с тем, что в тюрьме считалось весьма умеренной расправой, и с тем, что доводилось мне наблюдать не раз. Другим подобные ошибки стоили половины жизни. Это так и называлось: «отнять полжизни».
Я снова спустился вниз и решил пройтись мимо Даты еще разок-другой, – может, узнает меня… А нет, так сам напомню.
– Поди-ка сюда, парень! – позвал Харчо Поктию. Поктиа сидел не поднимая головы, он и не понял, что зовут его.
– Чапай сюда… кому говорят! Да двиньте ему! – приказал Харчо.
Сосед толкнул Поктию.
Поктиа сидел, будто его пригвоздили к полу, и исподлобья поглядывал на Харчо. Наконец он поднялся и приблизился к нему, но лишь настолько, чтобы носок Харчо его не достал.
– Поднимись и сядь рядом! – дружелюбно пригласил Харчо.
Очень неуверенно, но все же Поктиа поднялся.
Дата взглянул на его побитую физиономию и отвернулся.
Одну ногу подобрав под себя, а другую свесив с нары, Поктиа настороженно уставился на Харчо.
– Вот что я скажу тебе, сынок, – ласково начал Харчо, – тот, кто тебя всем этим премудростям научил, забыл, видно, сказать, что надо делать, когда дяденька откажется слезть с нар и уступить свое место?
Поктиа глянул на него во все глаза и молчал.
– Во-о, видишь! Значит, не научил. Тогда я тебя научу, может, и пригодится.
Харчо спрыгнул вниз и вцепился в ногу Поктии…
Поктиа слетел с нар, описал в воздухе дугу над головами доминошников и рухнул рядом с парашей.
– Вах! – вырвалось у одного из игроков. – Видал?!
– Ставь давай! Нашел время!
– Вах! Правда, не видал?
– Ставь, говорю!
– Да нет… видал, что было?!
– Будешь ставить или нет!..
Игрок поглядел на концы, потом на свои костяшки и поставил.
– Да, этому, видно, он тебя не научил, – задумчиво протянул Харчо, вскарабкавшись на нары и устроившись в той же позе.
Но тут – никто и не ждал – Дата Туташхиа, чуть отодвинувшись к стене и упершись в нее спиной, обеими ногами двинул Харчо в зад. Харчо повторил траекторию Поктии, но плюхнулся задом на столик доминошников. Столик был ветхий и от такого удара развалился. Пытаясь подняться и сохранить равновесие, Харчо угодил одной ногой в парашу. Те, что сидели и лежали вокруг параши, вскочили как ошпаренные, и поднялся такой гвалт, какой редко услышишь даже в тюрьме.
Восстановить, что за чем потом следовало, невозможно, да я и не буду пытаться. Тут же в разных местах одновременно вспыхнула драка. Два игрока в домино свалились на тех, кто лежал возле стола, – здесь дрались в основном сапогами, тяжелыми башмаками и галошами. Железный ряд, облитый содержимым параши, кинулся на Харчо. Молотили мужеложа одновременно человек десять: кто кулаками, кто ногами, а один, схватив здоровенную крышку от бочки с водой, размахивал ею, но никак не мог опустить ее на Харчо, так как боялся попасть в тех, кто его избивал. Наконец он изловчился, но попал не в Харчо, а в кого-то еще, и тут же завязался новый очаг драки. Поктиа вертелся вокруг Харчо, норовя ткнуть пальцем своему мучителю в глаз.
Как только развязалась драка, я, спасаясь, вскочил на верхние нары, откуда развертывался прекрасный вид на панораму битвы. Утверждаю со всей ответственностью: меньше всех досталось Куркале, третьему игроку в домино. Железнорядцы, потаскав его по полу, схватили за руки и ноги и, раскачав, как мешок, забросили на верхние нары. Он плюхнулся между мной и Датой Туташхиа. На его счастье, он никого здесь не потревожил и, получив два-три ленивых тычка и благоразумно не ответив на них, перешел, таким образом, в партию зрителей. Пока шло побоище, он тянул лишь одно:
– Ты только погляди, что творится… э-э-эх! Ух-ух! Вай-вай! – Потрет отбитое место и опять за свое: – Ты только погляди, что творится – э-э-ээх! Ух-ух!
Кстати, никто уже и не понимал, что творилось и с чего началось. Разве только Харчо помнил об этом. Так, по крайней мере, было в тот момент, о котором я сейчас вам рассказываю.
Но над самим Харчо нависла, оказывается, огромная опасность. Я сам не заметил, как это началось, ибо был увлечен другим участком военных действий, но вдруг сбоку завопил Куркала:
– На Харчо гляди, на Харчо… Нет, на Дардака, на Дардака… Э-э-э, что творится! Ух-ух! Вай-вай-вай-вай…
Оголенного Харчо согнули в поясе и с трудом удерживали в таком положении, потому что он старался увернуться от Дардака, своего коллеги по мужеложству.
Дата Туташхиа сидел по-прежнему в той же позе на скрещенных ногах, созерцая этот жестокий и разнузданный мир. На лице его было больше любопытства, чем сожаления по поводу того, что он-то и заварил эту кутерьму. Все происходящее он воспринимал как огромный оркестр, совершенно не интересуясь исполнителями отдельных партий.
Нетрудно представить, какой гвалт стоял в камере, но вдруг его прорезал такой вопль, что я невольно отвел глаза от Харчо и Дардака. Кто вопил, понять было нельзя, ибо прямо подо мной в огромном слившемся клубке каталось по полу человек двадцать, и кто кого бил, понять тоже было невозможно. Четвертый игрок в домино, вор в законе по прозвищу Тамбиа, крутился вокруг клубка, пытаясь вытащить из-под сплетенных и задыхающихся тел хотя бы одну ножку разломанного стола. Несколько раз ему удавалось ухватиться за ножку, но никак не получалось вытянуть ее. В это время Дардака хватили по голове крышкой от питьевой бочки, оглушили и, не дав упасть, аккуратно усадили прямо в парашу. Правда, тут же опомнившись, он выскочил из параши, но, разумеется, после столь острых ощущений пыл его испарился, и Харчо спасся от профессионального оскорбления!
Одну ножку стола Тамбии наконец удалось-таки вытащить. Я подумал было, что он начнет орудовать ножкой, как дубинкой, но не тут-то было: он, видно, и не думал никого трогать, а двинулся вдоль нар, миновал Дату и еще шагов через десять, занеся дубинку над головой, стал подниматься к нам на верхние нары. Может быть, он хотел поддать сверху тем, что дрались внизу, но в последний миг дубинка Тамбии оказалась прямо у виска Даты Туташхиа, однако Дата вдруг увернулся, непонятно как почувствовав опасность, и дубинка, скользнув по его лопаткам, ударила по пустым нарам. Еще через миг Тамбиа был обезоружен и пытался спастись, спрыгнув на головы дерущихся, но тут его достала дубинка, перехваченная Датой, и, свалившись на самый край верхних нар, Тамбиа мокрой тряпкой соскользнул вниз.
– Э-э-э!.. Смотри… На Тамбию погляди… до воров добрались… воров бьют… что творится! – заорал Куркала.
В тогдашней тюрьме вор считался личностью неприкосновенной. Того, кто осмеливался поднять на вора руку, если и не убивали, то полжизни отнимали наверняка. Никто из дерущихся и в мыслях не держал, что его противником мог быть вор в законе. В подобных свалках воры вообще никакого участия не принимали. Они могли наблюдать за дракой, рассевшись на верхних нарах и позволяя себе лишь комментарии. Но когда крикнули, что бьют воров, каждому уже необходимо было убедиться, что он не бьет вора. Поэтому, стоило Куркале заорать, как темп драки тут же спал, но лишь на две-три секунды, с тем чтобы тут же вспыхнуть с новой силой.
– Где бьют? – закричал Спарапет.
