Гор Видал - Империя
— Я не думаю, что могу их использовать.
Облегчение, если Херст его и почувствовал, не отразилось на его лице, он рассеянно смотрел на Блэза.
— Не думаю, что «Трибюн», вашингтонская газета, должна впутываться в такое дело, — сказал Блэз. Если бы снова начался крестовый поход за честное правительство, мы могли бы включиться. Или Каролина могла бы. А меня устраивает бесчестное правительство.
— Ты все равно причастен, хочешь ты того или нет. Альтернативы не существует. Ты будешь сидеть на этих письмах? — напрямик спросил Херст.
— Пожалуй. — Но Блэз хотел подольше подержать Херста в напряжении. — Меня интересует только одно письмо одного политического деятеля…
— Рузвельта?
Блэз кивнул.
— Купленное мною письмо можно интерпретировать только в соответствующем контексте. А он мне не известен. А вам?
Херст начал напевать, как всегда фальшиво, модную песенку сезона «Все работают, кроме папы». Слава богу, хоть без пробирающего до костей аккомпанемента на банджо.
— Могу тебе рассказать, что это за контекст, на мой взгляд. Ханна был тесно связан с Рокфеллером. И Куэй тоже. В моих письмах они мелькают все время. Но об этом все знают. Они получали деньги от Рокфеллера и не только от него для республиканской партии, для Рузвельта и для себя.
— И лично для него?
Херст пожал плечами.
— Не думаю, что он настолько глуп. Но ему нужны были деньги, чтобы ездить по стране во время предвыборной кампании и нападать на тресты, которые оплачивали его дорожные расходы. Каким числом датировано твое письмо?
— Летом прошлого года. После выдвижения его кандидатуры конвентом.
— Это бессмысленно. К тому времени Ханна и Куэй уже отправились к праотцам. У него не осталось никого, кто мог бы пойти к старику Рокфеллеру или даже к Арчболду и сказать: «Дайте полмиллиона на кампанию и я буду с вами помягче».. Я думаю, что, написав Арчболду, он забросил наживку.
— Он что-нибудь поймал?
Херст еле заметно улыбнулся.
— Какая разница, выловил он что-нибудь или нет. Главное — как все это выглядит. Ты можешь написать, что рузвельтовские менеджеры всегда брали деньги у «Стандард ойл», а затем упомянуть о его контактах с Арчболдом, когда он отчаянно просил денег у Моргана, Фрика и Гарримана; тогда все поверят, что Тедди тоже берет, и я подозреваю, что так оно и есть.
У Блэза мелькнула подлая мысль, как сделать этот материал раньше Херста. Очевидно это невозможно, поскольку он не знает содержания писем до 1904 года, имеющихся в распоряжении Херста.
— Полагаю, вы напечатаете это, когда Рузвельт сделает что-либо в угоду «Стандард ойл».
Херст покачал головой.
— Я использую то, чем располагаю, а может быть, и не использую, сообразуясь с моей собственной избирательной кампанией девятьсот восьмого года.
К себе Блэз слово «шантаж» не применял, но на уме у Шефа было именно это. Как владелец восьми популярных газет и писем Арчболда он мог заставить лидеров республики прыгать сквозь любой обруч по своему выбору.
— Еще кое-что тебе надо знать, — сказал Херст. — Джон Д. Арчболд — старый личный друг Теодора Рузвельта.
— Это кое-что.
— Это кое-что.
— Если вы опубликуете эти письма, — Блэз изо всех сил старался скрыть свою заинтересованность, — как вы объясните тот факт, что вы их украли?
Херст принялся напевать «Все работают», подставляя другие слова.
— Ну, конечно, я не скажу, что я их украл. Они попались мне на глаза, только и всего. Потом я сказал бы, что не считаю письма, написанные должностному лицу о делах, затрагивающих общественные интересы и угрожающих благосостоянию публики, частными. — В это мгновение Блэз понял, что Херст может еще стать президентом и если это произойдет, он многим преподнесет сюрприз; трудно только сказать, какой именно.
4Каролина устроилась за инкрустированным письменным столом, тем самым, за которым, рассказывали, сидел сам граф в ту пору, когда служил королевским налоговым контролером. Она открыла кожаные папки. В первой оказались фрагменты автобиографии Аарона Бэрра с комментариями Чарльза Скермерхорна Скайлера, клерка его юридической конторы. Она пролистала страницы и решила, что по крайней мере Генри Адамс будет счастлив их прочитать. Дойдя до конца, написанного через многие годы после смерти Бэрра, она обнаружила то, что уже знала: случайное открытие дедом того факта, что он был одним из многих незаконных детей Бэрра.
Вторая папка содержала последний дневник деда, относящийся к событиям 1876 года. Он вернулся в Нью-Йорк впервые после сорокалетнего отсутствия с дочерью Эммой, княгиней Агрижентской. Дневник она решила прочитать внимательно.
После отъезда Херста с другими гостями Каролина отдавала дневнику деда все свободное время. Дед прекрасно рассказал об изумлении, которое он испытал при встрече с незнакомым американским миром, ее восхитило описание поисков матерью богатого мужа, что и послужило целью их приезда, и была несколько обескуражена циничным отношением к этому деда. Но ведь отец и дочь разорились, и он едва мог обеспечить их существование газетными и журнальными гонорарами. К счастью, миссис Астор ввела их в свой круг, их хотели видеть в свете благодаря красоте Эммы и шарму отца. В какой-то момент Эмма чуть не вышла замуж за своего кузена Эпгара, разумеется, по расчету, что сделала в следующем поколении ее дочь.
По мере чтения Каролина стала замечать, как что-то меняется в характере Эммы, это было ясно Каролине, но не рассказчику, который, похоже, сам не понимал пафоса своего повествования. Появляется Сэнфорд с женой Дениз, которая может родить лишь с риском для жизни. Читая, как сблизились и подружились Дениз и Эмма, Каролина почувствовала, что у нее настолько похолодели пальцы, что она с трудом переворачивает страницы. Она знала конец, еще не дочитав до конца. Эмма убедила Дениз родить — Блэза. Фактически она убила Дениз, чтобы выйти замуж за Сэнфорда.
Искупление явилось в виде долгой мучительной смерти Эммы после рождения Каролины. Но чувствовала ли она вину? Исповедовалась ли? Просила ли отпустить ее прегрешение?
Каролина послала за Плоном. Было уже ближе к вечеру. Она хотела поговорить со старшим сыном Эммы, пока… преступление было живо в ее сознании. Плон элегантно откинулся к спинке дивана. Каролина рассказала, что сделала их мать. В конце она драматично помахала дневником деда и прямо сказала Плону, что это было убийство. «Brulez», прочитал Плон надпись на обложке.
— Именно это ты и должна была сделать, идиотка! Сжечь. Какая теперь разница?
— Ты это давно уже знал?
Плон пожал плечами.
— Я знал, что произошло нечто.
— Она что-нибудь рассказывала?
— Конечно, нет.
— Было в ней что-то трагическое, печальное или… роковое?
— Она была восхитительна, как всегда, до самого конца, когда начались сильные боли.
— Она исповедовалась священнику?
— Ритуал был соблюден. Она была в сознании. Так мне кажется.
Плон закурил сигарету, достав ее из нового золотого портсигара.
— Видишь ли, когда становишься императором Франции и подчиняешь себе всю Европу, то не очень-то задумываешься о погибших.
— Но она была женщина, мать, а не французский император…
— Ты не знаешь, я не знаю, как она воспринимала самое себя. Ей надо было жить, и если этой печальной даме, ее подруге, матери Блэза, суждено было умереть естественной смертью, родами, то так и должно было случиться.
Наутро Каролина пригласила Блэза позавтракать с ней в ее крыле дворца. Он знал, почему. Плон ему рассказал. Они сидели в овальной комнате для завтраков с сизыми стенами в стиле дю Барри[158].
— Теперь ты знаешь, — сказал он небрежно, — что твоя мать убила мою мать ради денег отца. Я думаю, такое бывает сплошь да рядом.
— Не надо превращать это в шутку. Теперь я понимаю, чего добивалась от меня твоя бабка. Я должна была искупить…
— Ты? Не преувеличивай свою значимость. Тебя тогда и на свете не было. Я, во всяком случае, был прямым виновником смерти матери.
— Мне кажется, такое переходит из поколения в поколение.
— Это говоришь ты, атеистка из гнезда мадемуазель Сувестр! — Блэз рассмеялся, уткнувшись в омлет.
— Атеисты верят в характер, а я уж точно верю в причину, результат и последствие.
— Последствие? Оно в том, что мы еще молоды по меркам нашего мира и очень богаты по любым меркам. Это не дом Артуа.
— Атрея[159], — по привычке она его поправила. — Плон рассуждал так, словно сам поступил бы точно так же.
— Сомневаюсь. Мужчины не так жестоки в подобных ситуациях. Посмотри, как ты разделалась с Джоном. Это было вполне в духе Эммы. Я бы так не смог.
Каролине вдруг стало холодно, это был не дух, а внезапный порыв холодного ветра с озера; приближалась гроза. Блэз закрыл окно.
