Вольдемар Балязин - Правительницы России
А теперь — о Павле, Марии Фёдоровне и их сыновьях.
Павел и Мария Фёдоровна имели два собственных двора: у цесаревича это была Гатчина, расположенная в двадцати четырёх вёрстах от Царского Села, у великой княгини — Павловск, находившийся совсем рядом с Царским Селом.
Кроме того, Павел и его жена имели дворец на Каменном острове в Петербурге, и отведённые им апартаменты в Зимнем и Царскосельском дворцах. Августейшие дети не были обделены императрицей ни деньгами, ни подобающим их сану почётом.
В Павловске тихо шелестели шелка и бархат нарядов придворных дам и строго чернели сюртуки лейб-медиков Марии Фёдоровны, которая с 1777 года пребывала в состоянии перманентной беременности: за двадцать один год она родила десять детей — четырёх мальчиков и шесть девочек, и в связи с этим акушеры, гинекологи, педиатры, терапевты были в Павловске почти в таком же числе, что и камер-юнкеры и камергеры.
Гатчина же была маленьким военным лагерем. Ещё ребёнком Павел получил из рук матери звание генерал-адмирала Российского флота, и тогда же в Гатчине был расквартирован морской батальон, а вслед за тем на глади гатчинских прудов забелели паруса небольших кораблей и заплескались вёсла галер. Начались учебные плаванья и особенно милые сердцу цесаревича «морские» парады. Прошло ещё несколько лет, и Павел стал шефом Кирасирского полка — отборной тяжёлой кавалерии. Из-за этого в Гатчине появился эскадрон кирасир, а со временем в резиденции цесаревича разместилась целая армия, состоящая из шести батальонов пехоты, егерской роты, четырёх полков кавалерии — драгунского, гусарского, казачьего и жандармского, а также из двух рот артиллерии — пешей и конной.
Правда, вся эта игрушечная армия состояла из 2000 солдат и матросов, 250 унтер-офицеров и 130 обер- и штаб-офицеров, что равнялось полному штату одного полка настоящей армии.
Главным занятием гатчинского войска, одетого в тёмно-зелёные мундиры прусского образца и живущего по уставам армии Фридриха II, были строевые учения, смотры, разводы и парады. И, попадая в Гатчину, сильно напоминавшую Берлин будками, шлагбаумами, кордегардиями и гауптвахтами, Александр и Константин из великих князей превращались во взводных командиров в разных полках армии своего отца.
Забегая чуть вперёд, скажем, что с 1795 года братья должны были приезжать в Гатчину по четыре раза в неделю к шести утра и находиться там до часа дня, занимаясь экзерцицией, учениями и манёврами. Проходя артиллерийскую практику, Александр оглох на левое ухо, и поправить его глухоту не смогли уже до конца дней.
Следует признать, что и Александр и Константин, очень боясь отцовского гнева за нерасторопность или нечёткость в собственных действиях, всё же полюбили общий строй Гатчины, её дух, её камуфляж. До конца дней они пронесли неувядающую любовь к блеску парадов и показательных манёвров, к чётким механическим передвижениям многотысячных колонн, которые по единому мановению руки мгновенно перестраиваются в каре, меняют фронт, образуя причудливые квадраты и линии.
Так, меж Царским Селом и Гатчиной завершилось детство Александра и Константина.
Когда же Александру пошёл пятнадцатый год, Екатерина решила, что пора подумать и о его женитьбе. Поисками невесты занялся посланник при мелких германских дворах граф Николай Петрович Румянцев, сын фельдмаршала Румянцева-Задунайского, будущий министр иностранных дел, основатель известного московского музея и библиотеки, носивших его имя.
Екатерина обратила внимание Румянцева на внучек Баденского маркграфа Карла-Фридриха — дочерей наследного баденского принца Карла-Людвига. Семья Карла-Людвига и его высоконравственной и добродетельной супруги Амалии славилась тем, что все четыре их дочери воспитаны были самым лучшим образом, отличались хорошим нравом, красотой и здоровьем.
Румянцеву следовало особенно внимательно присмотреться к двум старшим принцессам — одиннадцатилетней Луизе-Августе и девятилетней Фредерике-Доротее. В случае, если, по мнению Румянцева, девочки окажутся достойными стать великими княжнами Российского императорского дома, следовало, собрав все необходимые сведения, добиться согласия родителей на поездку сестёр в Петербург.
Румянцев сразу же очаровался старшей — Луизой-Августой. Сопровождавший его в поездке в Карлсруэ граф Евграф Комаровский писал о ней: «Я ничего не видывал прелестнее и воздушнее её талии, ловкости и приятности в обращении».
Юному Александру, после того как сёстры 31 октября 1792 года прибыли в Петербург, оставалось лишь остановить выбор на одной из них. И его избранницей оказалась старшая — Луиза, а младшая, пробыв в Петербурге до августа 1793 года, уехала обратно в Карлсруэ.
После того как выбор был сделан, события носили обычный порядок: невесту образовали в православии, крестили по греческому образцу, нарекли русским именем — на сей раз Елизаветой Алексеевной, обручили с Александром Павловичем, объявив их женихом и невестой, и затем в конце октября 1793 года сыграли свадьбу.
После свадьбы Александр и Елизавета окунулись в жизнь, наполненную праздниками и нескончаемыми удовольствиями. У них появился свой двор, свой штат, а вместе с этим начались сплетни, интриги и борьба сразу же образовавшихся при «молодом дворе» враждебных друг другу партий. Не обошлось и без скандалов, самым громким из которых стало настойчивое ухаживание за юной женой Александра Платона Зубова.
Влюбившись в Елизавету, а может быть, лишь сделав вид, что влюблён, Платон Александрович не встретил ответного чувства, и оттого впал в меланхолию. По целым дням валялся он на диване, заставляя играть для себя на флейте. Сладострастные и печальные звуки ещё более ввергали его в грусть и томление.
15 ноября 1795 года Александр писал своему другу, графу Виктору Павловичу Кочубею: «Вот уже год и несколько месяцев граф Зубов влюблён в мою жену. Посудите, в каком затруднительном положении находится моя жена, которая воистину ведёт себя, как ангел».
А она и действительно вела себя, как ангел, однажды написав своей матери об Александре: «Счастье моей жизни в его руках, если он перестанет меня любить, то я буду несчастной навсегда. Я перенесу всё, всё, но только не это». Однако, если внук императрицы не сразу разобрался в происходившем, то его бабушка мгновенно всё оценила и решительно отвратила намечавшийся роман. Платон быстро пришёл в чувство и вернулся от пятнадцатилетней великой княгини к шестидесятичетырёхлетней императрице.
Свадьба многое переменила в жизни Александра. Он перестал учиться, признавая из учителей лишь Лагарпа — первого из всех его воспитателей и наставников, который продолжал сохранять над ним всю силу своего прежнего влияния. Переменив порядок жизни, Александр из прежних привязанностей сохранил лишь одну — к плац-парадам, разводам, фрунту.
Его главный воспитатель, генерал Протасов писал о первых месяцах после женитьбы своего воспитанника: «Он прилепился к детским мелочам, а паче военным, подражая брату, шалил непрестанно с прислужниками в своём кабинете весьма непристойно. Причина сему — ранняя женитьба и что уверили Его Высочество, что можно уже располагать самому собою... Вот как, к сожалению, окончился 16-й год и наступил 17-й».
Между тем, очарованная своим старшим внуком, Екатерина не хотела замечать и малейших его недостатков и именно после свадьбы твёрдо решила сделать Александра наследником престола, в обход сына-цесаревича.
Ещё в 1780 году, когда Александру не было и трёх лет и, следовательно, его достоинства не могли быть определены хоть сколько-нибудь убедительно, Екатерина, независимо от чувств к старшему внуку, пришла к выводу, что его отец не может после её смерти занять российский престол. После одной из бесед с Павлом Екатерина заметила: «Вижу, в какие руки попадёт империя после моей смерти. Из нас сделают провинцию, зависящую от Пруссии. Жаль, если бы моя смерть, подобно смерти императрицы Елизаветы, сопровождалась изменением всей системы русской политики».
С тех пор мысль о лишении Павла права наследования престола не оставляла Екатерину, причём всё чаще она стала задумываться над тем, чтобы ещё при своей жизни объявить цесаревичем Александра. 14 августа 1792 года, Екатерина писала Гримму: «Сперва мы женим Александра, а там со временем и коронуем его». Платон Зубов, всячески пытавшийся вредить Павлу во мнении Екатерины, более прочих поддерживал императрицу в намерении венчать на царство Александра в обход Павла. Такая позиция Зубова объяснялась прежде всего тем, что он опасался прихода к власти Павла, ибо ничего хорошего для него лично это не сулило, и кандидатура Александра для Зубова была намного предпочтительней.
Через три недели после свадьбы Александра Екатерина начала подготовку к осуществлению второй части своего плана. 18 октября 1793 года она привлекла к делу Лагарпа, желая, чтобы он должным образом повлиял на Александра, но так как императрица говорила обиняками, Лагарп сделал вид, что не понял, о чём идёт речь.
