Родион Феденёв - Де Рибас
– Адмирал, до вашего прихода мы говорили о вас и все выражали искреннее сочувствие вашему положению.
– Благодарю, – ответил Рибас.
О чем бы не говорили гости графини – о плохих концертах, даваемых по воскресеньям от дирекции Каменного театра, о березах, которые с зимы высаживали в два ряда на Невской перспективе от Полицейского моста до Литовского, и каждое деревце обошлось в пятнадцать рублей – разговор неизменно сворачивал на царствующего императора. Здесь откровенно смеялись над ним, не считаясь с присутствием адмирала – человеком новым в их кружке. Рибас услыхал иной вариант стиха, посвященного спуску на воду фрегата «Благодать»: «Все противится уроду: благодать не лезет в воду!». И конечно же, под уродом ясно разумелся Павел. Актриса Шевалье с чувством прочитала разговор двух петербуржцев:
– Не все хвали царей дела.– Что ж глупого произвелаНа свет Екатерина?– Сына!
Графиня Ольга перевернула свою чашку из-под кофе на блюдце, и через четверть часа француженка Бонейль старательно разглядывая причудливые потеки и кофейные узоры, начала изрекать предсказания о лице, которое загадала графиня, и закончила тем, что округлила глаза и воскликнула:
– Тот, о ком я гадаю на кофейной гуще, в следующем году умрет!
– Ах, долго ждать! – безапелляционно заявила графиня, а на расспросы: кого же она загадала, ответила: – Теперь любое предсказание опасно. Прорицатель Авель нагадал, что императора ждет скорая кончина, и посажен в тюремный замок.
Когда гости стали разъезжаться из гостеприимного дома, графиня сделала Рибасу знак, чтобы он задержался, и первое, что услышал от нее адмирал, были слова, произнесенные тридцатипятилетней хозяйкой салона с особым чувством доверия и нежности:
– Я так рада, что и вы участник заговора!
Рибас не знал, что ответить, а Ольга продолжала:
– Жаль, что вы не успели тесно сойтись с милым Витвортом.
– С английским посланником?
– Да. Его выслали из Петербурга. Но должна вам сказать, что английский кабинет по-прежнему заинтересован в нашем с вами общем деле.
«В нашем с вами. Любопытно».
– Генерал-губернатор вас весьма хвалит.
«Пален поступает опрометчиво».
– Адмирал, – продолжала Ольга, – английская казна открыта нам, но с отъездом Витворта все усложнилось. Я так надеюсь на приезд брата Дмитрия. При покойной императрице он был бригадиром и не занимался политикой. Император Павел не имеет к нему никаких претензий. Поэтому Дмитрий привезет в столицу не только вести от Платона и Валериана, но и деньги. Мы боимся, что на имения, где теперь живут братья, будет наложен арест. Английских денег придется ждать неизвестно сколько, а для задуманного нам нужны будут средства немалые. Да вот и теперь я вручаю вам шкатулку с пятьюдесятью тысячами.
– Мне?
– Генерал-губернатор просил доставить эту сумму к нему домой сегодня же.
– Графиня, я выполню вашу просьбу, – сказал Рибас, а Ольга протянула ему обе руки, адмирал целовал их, потом ему была вручена шкатулка, и визит закончился восторженным восклицанием графини:
– Это чудесно, что вы с нами в заговоре!
Пален жил у Полицейского моста, и Рибас ехал к нему с пятьюдесятью тысячами и проклинал Петра Алексеевича за то, что в таком опасном деле замешана женщина. Не успел он подняться во второй этаж генерал-губернаторского дома и войти к Палену в кабинет, передать деньги как граф, ставящий шкатулку в секретер, выглянул в раскрытое окно, переменился в лице и воскликнул:
– У моего подъезда карета из дворца! Пройдите в соседнюю комнату – мне сейчас доложат, кто приехал.
Рибас прошел в курительную, оставив дверь полуоткрытой. Из-за портьеры он мог видеть часть кабинета. Пален не дождался доклада адъютанта, потому что в кабинет, грохоча сапогами, бряцая шпорами, вошел красномундирный офицер и объявил:
– Я – фельдъегерь его императорского величества. Ваше превосходительство, мне вменено в обязанность привезти во дворец человека, который только что приехал к вам.
Офицер не снял треуголку. Широкими густыми бровями и острым взглядом он чем-то напоминал Базиля Попова.
– Помилуйте! – воскликнул Пален. – Ко мне никто не приезжал.
– Но открытый экипаж стоит у дома.
– Вы не верите мне?
– Я буду вынужден вызвать роту и сделать обыск.
– Погодите, я спрошу у жены: может быть кто-то приехал к ней.
Пален вошел в курительную, плотно затворил за собой дверь и зашептал:
– Это за вами! Фельдъегерь. Ума не приложу: как же это?
– Он один сейчас?
– Да. Но пошлет за помощью.
– Что же вы медлите?! – шепотом закричал Рибас. – Пока он один, арестуйте его!
– Это фельдъегерь императора…
– Укол шпагой – и он больше не будет им! Тело – в Неву.
– Но кто же это сделает?
– Я, если больше некому, – раздражаясь сказал адмирал, выхватывая шпагу.
– Постойте. Я попробую прислать к нему жену.
Из курительной он вышел в коридор и скоро Рибас заслышал в кабинете голос жены Палена статс-дамы двора Юлии Ивановны:
– Это недоразумение. Ко мне приехала портниха.
– Возле дома ее экипаж? – спросил фельдъегерь.
– Разумеется.
– Прошу вас, графиня, проводите меня к ней.
Пален ушел вместе с ними и через томительных четверть часа вернулся, вздохнул с облегчением:
– Все обошлось. Портниха шьет для многих – ее знают при дворе.
– Моего кучера предупредили? – спросил Рибас.
– Да-да, – заверил Пален и вдруг крепко пожал руку адмирала. – Вы по-прежнему отважный человек, – и, засмеявшись, добавил: – Укол шпагой – тело в Неву! Отлично.
Рибас почувствовал: в этот вечер Пален был впервые совершенно откровенен с ним.
– Беда в том, что нас мало. Доверять никому нельзя, – сказал граф.
– Почему у графини Ольги был командир преображенцев Талызин? – спросил Рибас. – Ему можно доверять?
– Это достойнейший человек. Образование получил в Штутгарте. Умен.
– И этого достаточно, чтобы доверять ему?
– Никита Панин давно уж рекомендовал его в командиры гвардии. Но чтобы его назначили в Преображенский – об этом мы и не мечтали. Он ненавидит Павла. Собственно, в столице нас сейчас четверо – вы, я, Никита Панин и Талызин. Он знает обо всем.
– А графиня Ольга?
– Через нее я держу связь с братьями Зубовыми.
– Она неосторожна. Много лишних разговоров. Да еще при актрисе Шевалье.
– Через Шевалье Никита Петрович узнает многое об интригах Кутайсова. Но меня все время беспокоит иное: как заполучить Зубовых в Петербург?
Решение пришло к адмиралу мгновенно:
– Платон не женат, – сказал он, и Пален подхватил:
– Да! Нужна подходящая невеста! О кандидатуре я подумаю. Но все равно наше предприятие откладывается на осень. Двор уехал в Гатчину, а там мы ничего не сможем предпринять.
– Зато будет время договориться обо всем, – сказал Рибас.
Свое пятидесятилетие шестого июня он скромно отметил обедом в кругу семьи. Рибас разрешил дочерям пригласить к обеду двух молодых людей, часто бывавших в салоне у Софьи. Это были племянник одесского старосты майор Иван Горголи и князь Михаил Долгоруков. Виктор Сулин сказал о них:
– В России растет совершенно иная порода людей. У них светлые головы и они не имеют пристрастия к роскоши. Они внутренне свободны, несмотря на бытующее кругом соглядатайство.
– Это до первого доноса в Тайную экспедицию, – заметил адмирал.
Перигорский паштет, вестфальский окорок и червивые сыры – русская закуска под любой сорт водки были оценены гостями по достоинству. Перед картами офицеры, смешно пели озорной романс из эпиграмм:
Нет, Павлуша, не тягайсяТы за Фридрихом Вторым!Как ты хочешь умудряйся —Дон-Кихот ты перед ним.
– А вы знаете, что ваш Дон-Кихот объявил войну Испании? – спросил Рибас и продолжил: – В ответ испанский король смеялся и запросил: «Где же мы сразимся?» Говорят, что Павел ответил: «У любой мельницы!». Более того, в России теперь живет будущий испанский король. Это бывший комендант Очакова Кастро де Лацерда. Я знавал его. Теперь его срочно сделали графом и дали тысячу душ, чтобы у будущего испанского короля были свои крепостные. Он многодетен, а поэтому на него и пал выбор, чтобы испанский трон обеспечить наследниками.
Рибас подумал, что в столице сейчас нет дома, в котором не рассказывали анекдотов о Павле, а Виктор Сулин признался, что не помнит ни одного смешного анекдота о Екатерине. Наутро он уехал в свои псковские имения.
В июне адмирал неожиданно получил приглашение на празднества ордена Иоаннитов. Семнадцатого освятили католическую капеллу при их дворце. Император не присутствовал. Двадцать третьего во дворце ордена собрались гроссмейстеры, командоры, кавалеры. Предстояло сожжение костров накануне Иванова дня. Рибас почему-то очень хотел увидеть того, кто так занимал его помыслы. Но Павел не приехал и после полудня, когда во дворе дворца раскладывали девять костров с цветными гирляндами над ними. Не было его и в семь, когда члены Орденского совета с длинными восковыми свечами обошли костры три раза и зажгли их. Рибас спросил у церимонимейстера:
