Катарина - Кристина Вуд
А после он с особой медлительностью оставил поцелуй на моей шее, от которого я превратилась в одну сплошную мурашку. Но в один момент с другого конца коридора послышался шорох, а затем и приближающиеся неторопливые шаги. Алекс прошептал, что это горничная, и увлек меня за собой в ближайшую дверь.
Соседним помещением оказалась его спальня. Как только он включил свет, я уловила приоткрытую дверь в уборную, парочку шкафов с зеркалами, два просторных окна и совершенно обычную широкую кровать без лишних королевских изысков. Но получше разглядеть его аскетично обставленную спальню не удалось. Мюллер почти сразу же принялся осыпать меня поцелуями, а я вдруг засмеялась словно трехлетняя девчонка. Но все же позволяла себя целовать, растаяв от каждого поцелуя.
В какой-то момент он слегка отстранился и расплылся в простой мальчишечьей улыбке. А после произнес низким голосом то, отчего сердце мое подпрыгнуло, пропустив очередной удар:
— Хочу слышать твой смех до конца своих дней.
Я ответила ему смущенной улыбкой, и он тут же принялся зацеловывать ее. В тот момент я решительно потянула за края его свитера, и мы избавились от него за считанные секунды. Очередь дошла и до белоснежной рубашки, и спустя мгновение я дотронулась до его горячей обнаженной груди. Это было так волнительно и трепетно — дотрагиваться до мужского тела, но от того и не менее приятно.
После он развернул меня спиной и спустя мгновение в воздухе раздался неторопливый звук молнии. Он так быстро и неожиданно расстегнул мое хлопковое платье, отчего я затаила дыхание от волнения и капли смущения. Неторопливыми движениями он стянул рукава, постепенно обнажив спину, а затем и плечи и, наконец, все тело. Я развернулась к нему, и его ласковая ладонь обнажила ключицы. После слегка дотронулась до груди, очертив ее форму, и с томящим желанием опустилась к животу. Я глубоко вдохнула, прикусив нижнюю губу от распирающего волнения, а затем незамедлительно потянула его в сторону кровати.
За считанные секунды избавились от оставшейся одежды, которая благополучно полетела в неизвестном направлении. Алекс навис надо мной с той неотразимой хитровато-подтрунивающей улыбкой. Я вскинула руку, дотронулась до его губ, медленно очертила скулу и не могла поверить, что все происходящее — не сон. Он наклонился, обжигая горячим дыханием шею, и его губы слегка коснулись мочки уха. А после раздался его такой теплый близкий шепот:
— Ты уверена?
Я не желала тратить время на разговоры, поэтому ответом моим послужил пылкий поцелуй. В ответ он также жадно и трепетно завладел моими губами, и мысли мои ровно в тот же миг испарились. Я отдалась тому будоражащему чувству, плавно прикрыла веки и болезненно прикусила губу, чтобы выдох не превратился в рваный стон.
Та ночь была особенной. Незабываемой. Душераздирающей. Та ночь была наполнена тяжелым сбитым дыханием и жаром сплетенных страстью тел. Она стерла все границы: его чин и погоны, мой патриотизм и национальность. На маленькую вечность ей удалось остановить целую войну. Нашу войну с самими собой. Сопротивление пало, все бои проиграны.
Вокруг были разбросаны подушки, смятая белая простынь и нагота разгоряченных тел. В тот момент остались лишь мы. Остались лишь приятные ощущения нашей долгожданной близости, оттого и не менее страстной.
Я отчаянно пыталась понять, отчего же меня так тянуло к нему… ведь мы были такими разными. Но та ночь расставила все на свои места — я просто любила его. И полюбила не за знание немецкого и те устрашающие руны в петлицах… Ася была права — я полюбила человека, что скрывался за немецкой формой. Человека, чей голос сводил с ума, а от поцелуев подкашивались ноги. Человека, который научил меня смотреть на мир сквозь палитру разнообразных красок, не останавливаясь лишь на черном и белом.
Алекс Мюллер открыл для меня новый удивительный мир, который прежде был так далек от моего понимания и воображения. Он сломал меня и починил по щелчку пальцев. Сломал все те древние устои во мне, что хранились долгие годы. Я до последнего отчаянно сопротивлялась тем изменениям, но в конце концов сдалась…
* * *
Я внезапно проснулась посреди ночи. Глаза столкнулись с темнотой и одиноким лунным светом, который просачивался сквозь шторы. Не помню, как заснула. Было настолько сладко находиться в его объятиях и нежиться в той приятной усыпляющей неге, что я мгновенно провалилась в сон. Его теплые безопасные объятия — это все, что мне было нужно в тот момент.
Еще, к тому же, это была моя первая ночь вне стен прачечной с соломенными матрасами и колючей подушкой. Впервые за долгое время мне довелось поспать на человеческой кровати, которая на тот момент показалось настоящим королевским ложем.
Глаза, привыкшие к темноте, мельком огляделись. Я обнаружила Алекса на краю кровати. Руки его опирались об матрац, ноги опущены, а взгляд был направлен в сторону окна. Чутье подсказало мне, что что-то было не так. Даже плечи его были напряжены в тот момент слишком непривычно.
Я потянулась в его сторону, и шуршание одеяла сдало меня с потрохами. Не успела я прикоснуться к нему, как он тут же повернул голову в мою сторону.
— Плохой сон?
Я обняла его со спины и приложила голову, обнаружив, как были напряжены мышцы во всем его теле. Мюллер не ответил. Лишь мягко взял меня за руки и потянул к себе, чтобы поцеловать в макушку, а после принялся медленно поглаживать мои волосы. Сердцебиение его было ровным и спокойным, вот только поведение говорило об обратном. Он явно не горел желанием делиться подробностями. Но мне и не нужно было знать, что именно его беспокоит. Главное быть рядом в тот момент.
В ту ночь я впервые задумалась, что война оставила на нем болезненный отпечаток. Он видел что-то такое, с чем не столкнешься в обычной жизни и вряд ли подумаешь об этом, будучи счастливым. Правы были старики, что в нашей деревне про войну говорили: каждый, кто хоть глазком увидит ее, прежним уже не вернется.
Были ли вещи, о которых он умолчал?
* * *
Утром разбудили яркие лучи солнца. Но как только я распахнула глаза, сладко потянувшись в теплой постели, увидела горничную Эмму в неизменном светло-розовом платье и белоснежном переднике. Девушка поднимала шторы на окнах одну за другой, впуская таким образом солнечные лучи. Я смущенно натянула одеяло до самого подбородка и поняла, что Алекса рядом уже не было.
— Который час? — прочистив горло, спросила я сонный голосом.
— Без четверти двенадцать. Обед уже
