Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова
И Елень задышала часто, боясь заплакать. Сейчас слезы были ни к чему.
Мужчина отстранил ее от себя, присел на сундук, стоящий позади него, и притянул к себе Елень. Она шагнула и замерла, а капитан всматривался в темное пятно, боясь прикоснуться к нему. Верхняя часть пятна залезала на ребра, нижняя — опускалась за линию, до которой была приспущена чима. Этот страшный синяк не смогла скрыть и раскрытая ладонь Соджуна. Капитан судорожно сглотнул.
— Опиши боль, — вновь повторил он.
Женщина тяжело вздохнула, но за бок не взялась — хорошо, значит, ребра целы.
— Ноет, и будто перекатывается, — тихо ответила Елень.
Соджун, терзаемый собственным бессилием, сжал и разжал кулаки, поднял на любимую глаза, там плескались тоска и боль. Огонек свечи дрожал, освещая бледное лицо Елень и ее грустные глаза, виновато глядящие на капитана.
Она впервые видела его с распущенными волосами. С них еще капала вода, ханбок на спине промок, и, наверняка, мокрый шелк холодил кожу. Без пучка Соджун выглядел иначе. Он вдруг стал старше и суровее и походил на какое-то древнее божество, лик которого Елень видела когда-то в детстве, вот только припомнить не могла, где именно. И ладони, невольно сжимавшиеся в кулаки, чуть дрожали. Елень улыбнулась и провела рукой по волосам капитана. В этот миг глаза мужчины дрогнули, и взгляд потеплел, а она шагнула к нему еще ближе и притянула к себе. Робко, неуверенно капитан склонил голову на высокую женскую грудь. Кулаки разжались, и Соджун прижался к груди любимой женщины, обняв стройный стан одной рукой. Он слышал учащенное биение ее сердца, чувствовал пульс под бледной, прозрачной кожей, ощущал ласковое поглаживание узких ладошек по голове и плечам, и страх, отравляющий душу, отпускал из своих цепких лап жертву. Соджун тяжело вздохнул:
— Я сойду с ума, если с тобой что-нибудь…
— Тихо, тихо…, — прошептала Елень, склоняясь к нему.
Мужчина поднял на нее взор. Взгляд скользнул от глаз вниз и замер на приоткрытых губах. В груди тут же сжалось томительно и нежно. Капитан судорожно сглотнул. Поймал взгляд любимых глаз, ласково на него глядящих, и кровь по жилам побежала быстрей. Женская ладошка скользнула по гладко выбритой щеке, дыхание коснулось кожи и, кажется, обожгло. Соджун потянул к себе женщину, усаживая на колено. Елень и не думала сопротивляться. Он смотрел в ее прекрасные зеленые глаза, и душа замирала от волнения. Вновь взгляд на губы, и те, словно уловив мужской посыл и принимая его, дрогнули едва заметной улыбкой, и тогда Соджун поцеловал.
Сегодня все было иначе. Не было вина, на которое можно было сослаться. Не было самопринуждения. Был трепет. Была страсть. И, наконец, была любовь! Это она толкала их в объятия друг друга. Это она сводила с ума! Это она обжигала души и тела. Это она сплетала дыхания двух любящих людей в одно, и им казалось, что и дышат они в унисон, и сердца, обожженные страстью, стучат в унисон. И хотелось любить, хотелось прикасаться к прохладной коже, лишая силы, воли, и самому терять голову, оставляя лишь горячее, как лава, желание. Желание обладать и принадлежать. И это желание было острее и сильнее всех желаний на свете! И, казалось, собственное тело вдруг теряет вес и растворяется в другом, подчиняясь закону жизни, тает, чтобы стать единым целым.
Соджун с Елень потеряли счет времени. Все, что они испытывали по отношению друг к другу, сейчас проявилось, словно очертания пышущей цветом вишни, спрятанной ото всех туманной завесой. Они будто искали друг друга много лет и, наконец, когда туман стал рассеиваться, нашли, обретя счастье в сладостных объятиях. И Соджун не спешил. Первые мгновения он помнил об ушибе Елень, а потом и это отошло на задний план. Шелк кожи под ладонями, горячее податливое тело, ласковые руки, снявшие с него ханбок, узкие ладошки, скользящие по его груди и плечам, — и он забыл обо всем. Подхватил женщину на руки, перенес на ложе и опустился с ней на тюфяк. Он целовал открытые плечи и грудь, рука скользнула вниз к веревке, поддерживающей спущенную юбку, и нетерпеливые пальцы коснулись ушиба. С губ Елень невольно сорвался стон. Мужчина отстранился и посмотрел на свою любимую. На щеках пылал румянец, грудь, еще пока перетянутая лифом, вздымалась высоко и часто. На шее от нетерпения трепетала жилка. И вся она, эта непокорная женщина, — от макушки до пят — хотела быть с ним. Хотела его, капитана магистрата, Ким Соджуна. Она не только любила, но и хотела.
Соджун вновь поцеловал ее и улыбнулся.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — проговорил он.
Елень вскинула на него испуганные глаза.
— Соджун…
— Мне не нужна наложница, я хочу, чтобы ты ходила по городу с высоко поднятой головой. Не хочу, чтоб на тебя указывали пальцем. Хочу, чтобы ты не стыдилась…
— Я не стыжусь.
— И все же тебе неловко. Хочу, чтобы на твоей руке вновь появилось кольцо. Я и шпильку тебе уже купил.
Елень молчала. Мужчина, склоненный над ней, был так дорог, что сердце сжималось и пропускало очередной стук, стоило подумать, что с Соджуном может что-то случиться. Сейчас его мокрые волосы, касаясь ее живота и груди, щекотали кожу, и хотелось обнять, прижаться и забыть обо всем, что было, и не думать о том, что будет. Просто быть с ним. Но…
— Наши дети… Ты знал?
Соджун вздохнул и лег рядом. Его тяжелая рука осталась лежать на животе, не касаясь синяка.
— Знал.
— И что будем делать? Они серьезно настроены.
Соджун опять вздохнул, просунул руку под голову женщины, ткнулся носом в волосы.
— Не знаю. Но от тебя не откажусь. Ни за что!
— Соджун, а может… может уедем?
Капитан чуть приподнялся, нашарил одеяло и укрыл им любимую.
— С Гаыль, которая должна родить со
