Даниил Мордовцев - Гроза двенадцатого года (сборник)

С самого начала новой войны с Россией войска вашего величества перейдут Эльбу и направятся к Берлину, будем ли мы друзьями или врагами Пруссии. Как союзник, какие выгоды может доставить нам прусский король? Тридцать или сорок тысяч войска, плохо к нам расположенного, в которых средства страны едва будут в состоянии содержать, если мы будем относиться к ней, как к дружественной. Если же она будет к нам враждебна, то положение изменится. Вы, уже владея Глогау, Кюстрином и Штеттином, не имеете даже нужды оставлять Париж, чтобы ужас прогнал берлинский двор за Вислу. Вследствие этого одного все средства Бранденбургии, Померании и даже Силезии, поступают в управление французов, которые будут обходиться с ними, как с завоеванной страной, что предоставит нам величайшие выгоды.

Очень может быть, что прусская армия увеличится несколькими тысячами человек, бедность, грабеж, отчаяние и ненависть к французам доставят русским до 50 тысяч солдат; но саксонцы, поляки, король вестфальский (которого владения не могут быть увеличены, если Франция будет в союзе с Пруссией) усмотрят, что Силезией и Бранденбургом вы можете щедро вознаградить их за все усилия в пользу вашего величества. Они будут надеяться, что ваше великодушие вознаградит их сообразно заслугам, и надежда стереть Пруссию с карты Германии удвоит ревность и жертвы и естественных союзников Франции.

Из этого беглого изложения оказывается, что союз, предлагаемый берлинским двором, бесполезен во время мира и отяготителен в случае войны с Россией. Пока положение Европы и политика Англии не изменятся, вашему величеству не следует менять ни союзников, ни друзей.

Но если петербургский кабинет, довольный тем, что вынудит турок уступить ему свои области по сю сторону Дуная, сблизится с лондонским двором, или вследствие такого возможного события вашим войскам придется от Пиренеев перенестись на Вислу, в таком случае, очевидно, выгоды Франции требуют как при-обресть кровь и верность поляков и шведов, насчет России, так надеждою на вознаграждение насчет Пруссии заставит Саксонию, Вестфалию употребить в нашу пользу все свои силы и, быть может, даже Австрию двинуть вспомогательный корпус в верхнюю Силезшо. Рейнский союз, созданный гением вашего величества{101}, и его тесный союз с венским двором обеспечат границы империи и мир в средней и южной Европе. Между тем петербургский кабинет, давая возможность предполагать в более или менее отдаленном будущем враждебные отношения к Франции, в настоящее время еще поддерживает мирные отношения и союз с вашим величеством. С другой стороны, положение Испании и Португалии еще несколько времени будут занимать мысли и силы ваши. При таком положении дел необходимо с постоянным вниманием следить за всеми движениями северных держав и дать возможность созревать событиям, не ускоряя их хода.

Господин герцог. <…>

Мне предписано заявить в. с-ву, что интересы е. в-ва императора, моего государя, требуют, чтобы Пруссия была сохранена как независимое государство и не была связана никакими политическими обязательствами, направленными претив России. В целях обеспечения состояния действительного мира с Францией необходимо, чтобы между нею и Россией находилась какая-либо нейтральная страна, не занятая войсками ни одной из этих двух держав. И поскольку вся политика о. в-ва императора, моего государя, имеет единственной целью установление отношений с Францией на прочной основе, что будет невозможно до тех пор, пока иностранные армии будут находиться в такой близости от границ России, то первым и основным условием каких бы то ни было переговоров может быть только данное по всей форме обязательство полностью эвакуировать прусские владения и все крепости Пруссии независимо от того, когда и на каком основании они были заняты войсками Франции или ее союзников, сократить гарнизон Данцига, эвакуировать шведскую Померанию{103} и прийти со шведским королем к соглашению, которое могло бы удовлетворить как Францию, так и Швецию. <…>

Продолжая следовать принципам, принятым императором всероссийским в отношении торговли в его владениях и допуска нейтральных судов в подвластные ему порты, принципам, от которых е. в-во никогда не сможет отказаться, он обязуется вследствие своей приверженности к союзу, заключенному в Тильзите, не вносить никаких изменений в запретительные меры против непосредственной торговли с Англией, принятые в России и строго соблюдаемые до настоящего времени.

Е. в-во император всероссийский возьмет также на себя по этой конвенции обязательства вступить в переговоры и заключить особое соглашение относительно некоторых изменений в русском таможенном тарифе 1810 г… которые Франция может пожелать в интересах своей торговли. Наконец, е. в-во согласится также взять на себя обязательства заключить договор об обмене герцогства Ольденбургского на равноценную территорию, которая будет предложена е. в-вом императором и королем; в том же договоре е. и. в-во заявит, что он берет назад протест, который он вынужден был заявить, чтобы зарезервировать за своим домом права на герцогство Ольденбургское.

Таковы, г-н герцог, основные условия, которые мне было предписано изложить здесь. <…> Не могу не повторить Вам то, что я взял уже на себя смелость заявить е. в. императору, а также Вам, г-н герцог, а именно, что если, к моему глубочайшему сожалению, я получу известия об отъезде графа Лористона из Петербурга, я должен буду немедленно затребовать свои паспорта и также покинуть Париж.

Государь, брат мой, граф Нарбонн{105} вручил мне письмо, которое в. в-во поручили ему передать мне. Из него я с удовольствием увидел, что в. в-во помните о Тильзите и Эрфурте. Мои чувства, так же как и моя политика, остались неизменными, и я ничего так не хочу, как избежать войны между нами. Вот уже год, как я единственно с этой целью жертвую всеми военными преимуществами, которые мог бы получить. Это самое убедительное, какое я только могу дать в. в-ву, доказательство того, что я весьма далек от стремления к войне или к завоеваниям, и я так же прошу в. в-во верить, что ни при каких обстоятельствах мои чувства к Вам ни в малейшей степени не изменятся и Вы всегда найдете меня таким же, каким я был в Тильзите и Эрфурте.

Год, запечатленный кровью…

Государь, брат мой, вчера я узнал, что, несмотря на добросовестность, с которой я выполнял мои обязательства по отношению к в. в-ву, Ваши войска перешли границы России, а только что я получил из Петербурга ноту, в которой граф Лористон, говоря о причине этого нападения, заявляет, что в. в-во считали себя в состоянии войны со мной с того самого момента, как князь Куракин затребовал свои паспорта. Мотивы, которые герцог Бассано привел в обоснование своего отказа выдать ему эти паспорта, отнюдь не могли дать мне основания предположить, что этот демарш когда-либо послужит предлогом для нападения. Действительно, посол князь Куракин, как он сам заявил, никогда не получал повеления действовать подобным образом, и как только мне стало известно о его демарше, я повелел сообщить ему, что совершенно не одобряю его действий, и приказал ему оставаться на своем посту. Если в намерения в. в-ва не входит проливать кровь наших народов из-за недоразумения подобного рода и если Вы согласны вывести свои войска с русской территории, я буду считать, что все происшедшее не имело места, и достижение договоренности между нами будет еще возможно. В противном случае в. в-во вынудите меня видеть в Вас лишь врага, чьи действия ничем не вызваны с моей стороны. От в. в-ва зависит избавить человечество от бедствий новой войны.

Государь. Генерал Сухтелен{107} передал мне Ваше письмо от 13/25 июня. Император Наполеон повел себя сейчас по отношению к России так же, как он поступил в 1805 году против Австрии, а в 1808 году — против Пруссии. Не имея повода для издания манифеста, он напал на их территорию без предварительного объявления войны. Государи Австрии и Пруссии были тогда союзниками в. в-ва; нерешительная политика сделала их союзниками императора Наполеона, который будет мстить в. в-ву, одновременно карая их за измену делу Европы.

Переход, только что предпринятый императором Наполеоном на Ковно, представляется мне весьма рискованным, поскольку если бы у в. в-ва было под рукой 200 тыс. человек и Вы атаковали неприятеля, а 10-тысячный корпус казаков из Белостока ударил бы ему в тыл, чтобы перехватить обозы, уничтожить резервную артиллерию и зарубить отставших, то я не сомневаюсь, что Вы одержали бы самую блестящую победу. Если же, напротив, войска в. в-ва были рассредоточены и порядок, в котором они были расположены, не позволил им выполнить этот маневр, то мое письмо, должно быть, застанет группировку Ваших армий за Двиной. Это было бы, безусловно, досадно, так как прекрасные провинции, в первую очередь Литва, оказались бы завоеваны, а император Наполеон смог бы легко осуществить свой проект восстановления королевства Польского.