Ханкерман. История татарского царства - Юрий Манов
Сказ 15. Ахмед упертый
Год 1716 от Р. Х. или 1128 год от Хиджры.
Меж молотом и наковальней
Плохо стало в Касимове правоверным татарам, совсем плохо. Русский царь Петр, осерчав на мусульманский мир в Азовском походе, повелел разрушить в городе древнюю мечеть. И минарет хотел снести да оставил пока как дозорную башню. Теперь вместо муэдзина там стрелец с пищалью и подзорной трубой.
Годом позже многих татар принуждением погнали в Воронеж строить флот для русского царя. И царь тем флотом у Азова одолел мусульман. А в прошлом году суровый Петр прислал в Касимов Указ, по которому у всех, кто остался верен исламу, отнимали крестьян и землю и записывали их за царем. Так и повелел: «Если люди магометанской веры, за которыми есть русские крестьяне, примут православную христианскую веру, и за ними русским крестьянам быть по-прежнему, а которые не захотят, у тех русских крестьян с пашнями и со всеми угодьями отписать на государя».
Большая обида! Как можно отнимать кровью заработанное?! В походах и боях заслужены те земли. Веком раньше не стерпели бы такого касимовские татары, взялись бы за сабли. Но времена изменились, нынешний воевода по званию теперь бургомистр и всю округу держит в кулаке. У него стрельцы да пушки, с таким не пошалишь. А если что, то и драгуны приедут. От них пощады не жди, если царь прикажет, бить будут без жалости.
Многие татары от такой обиды покинули Касимов, где деды и прадеды их родились, и отправились в теплые страны, где чтят Аллаха, где над мечетями светится золотой полумесяц. Большей частью в Крым. Но немало оказалось и татар, которые, чтобы уделы свои сохранить, изменили вере отцов и дедов – спешно крестились со всеми семействами. Русские попы не успевали воду в крестильной купели менять.
Вчерашние правоверные теперь стали заводить в домах русские порядки, вешать образа в углы, спать после обеда, париться голыми в банях, теперь чужому мужчине можно зайти на женскую половину дома. Срам!
Касимовский купец Ахмед Беркузле, как обычно, поступил по-своему. Оттого и кличут его в Касимове Упертым. И из города не съехал, и веру менять не стал. Не отказался от веры отцов и дедов Ахмед Беркузле, а стиснув зубы, поехал в свое село над Окой-рекой, в последний раз зашел в дом, еще прадедом построенный, снял со стены его боевую саблю в потертых ножнах. Только с ней и с древним Кораном вернулся в Касимов.
Ахмед оказался одним из первых, а потом уже многим касимовским татарам пришлось взяться за купеческое ремесло. Их лишили крестьян и земли, а в гвардейские полки и на государеву службу «басурман» теперь почти не брали. Их, славных воинов, два столетия сражавшихся за московских князей! Несправедливо.
Ошибка купца
Продал усадьбу над Окой Ахмед Беркузле. Зачем усадьба, если при ней нет земли, и работать некому? Полученные деньги пустил в промысел.
Один свой двор, что выходит воротами на Оку, сделал торговой лавкой, благо от пристани совсем близко. Кожи мял и торговал мерлушкой. Небыстро развивалось дело, но и не все деньги вложил в него Ахмед. Пригляделся к другим торговым людям, подумал-подумал, и, купив две малых галеры, начал возить из Астрахани соль в Москву. В столице хорошо соль брали!
Что ж, доход не слишком большой, зато постоянный. Другой на месте Ахмеда успокоился бы и стал себе жить-поживать. Да не таков Упертый Беркузле, даром что больше полувека на свете прожил: захотелось ему быстро разбогатеть. Наслушался других торговцев, которые дальше Астрахани ходили, и вбил себе в голову, что надо торговать персидским шелком. Несколько дней ходил задумчивый, жена думала уже, что заболел, но он что-то там считал в уме, что-то взвешивал, а потом решился. Все накопленные деньги вложил в дело, да еще взял в долг у купцов под честное слово. Дело, конечно, рискованное, но и прибыли сулило невероятные: в Москве очень ценился персидский шелк.
В конце концов, Ахмед Беркузле снарядил галеру и послал в Персию за дорогим товаром верных людей, а старшим над ними поставил сына Ибрагима.
Уж как убивалась жена Ахмеда Зухра, уж как просила мужа пожалеть единственного сыночка! Где это видано, в такую даль пятнадцатилетнего отрока посылать?
Не послушал жену купец, сказал, что настоящий татарин в пятнадцать лет не мальчик уже, но мужчина. Он сам в пятнадцать лет ходил с салтаном Василием Арслановичем в Чигиринский поход, откуда Зухру и привез, правда, звали ее тогда Марией.
И что? Права оказалась Зухра, чуяло беду материнское сердце. Напали в кыпчакских степях на Ибрагима дикие ногайцы, когда он уже возвращался с товаром. Отстал он от большого каравана из-за того, что галера села на мель.
Где мель, там и ногайцы. Налетели ночью, товар пограбили и галеру пожгли, а самого Ибрагима ногайский князь взял в полон. Товарищи попробовали его выручить, обратились к воеводе. Но Астраханский воевода только руками развел: шалят еще по Волге разбойнички. Волга большая, за всей не уследишь, вот и озоруют, что еще сказать? Не помог и ногайский бий, пообещал только, что всем пленниками сохранят жизнь, а там как родня договорится. Что с него взять, сам такой же разбойник, как тот князь.
И вот спустя месяц к Ахмеду Упертому приехали из степи послы с грамотой. В грамоте прописано: «Молодой правоверный Ибрагим из уважаемого рода Беркузле пока находится в почетном плену в степном юрте, где его кормят и поят, как князя. Но если за полгода выкуп за него не придет, посадят в яму. И в той яме будет он сидеть, пока семья Беркузле не заплатит».
А выкуп установили огромный, неподъемный выкуп!
Защемило сердце у Ахмеда, потемнело в глазах. Выронил грамоту, упал замертво.
Последнее чудо
Скорбь пришла в дом касимовского купца Ахмеда Беркузле, все женщины одеты в черное. Трех дочерей сиротами оставил Ахмед Упертый. И некому тех сирот пожалеть. Приходят в дом Беркузле касимовские татары, соболезнуют вдове, сочувствуют горю. Помогли деньгами, собранными общиной. Да что те деньги? Долги раздать за усопшего – и то не хватит. А уж на выкуп за Ибрагима и подавно.
