Константин Седых - Отчий край
Только они вышли из лавчонки, как услыхали пронзительные мальчишеские голоса. По тротуарам бежали оборванные ребятишки и, размахивая газетами, отчаянно горланили:
– Вот кому газета «Дальневосточный путь!»
– Кому «Забайкальскую новь»!
– Газета «Боец и пахарь»! В номере напечатаны подробности занятия Владивостока!..
– Привет освобожденному Приморью! – вдруг закричал бегущий навстречу Гошке и Гавриилу проворный оборвыш. – Читайте телеграмму Ленина!
– О чем телеграмма-то? – спросил Гошка, схватив белобрысого парнишку за рукав неимоверно замызганной телогрейки.
– Не цапайся грязными руками! – огрызнулся тот. – Купи газету – и сам узнаешь.
– А сколько твоя газета стоит? – спросил умиравший от нетерпения Гавриил.
– Пять копеек серебром. Покупайте, не задерживайте, а то я и на хлеб не заработаю.
Гавриил подал парнишке гривенник. Тот сунул им в руки по газете и стремительно помчался дальше. Они тут же развернули газеты и принялись искать ленинскую телеграмму. Она была помещена на первой странице под крупным заголовком: «Привет освобожденному Приморью!»
Текст телеграммы был набран косым светлым шрифтом.
«Чита. Председателю Совета Министров Дальневосточной Республики.
К пятилетию победоносной Октябрьской революции Красная Армия сделала еще один решительный шаг к полному очищению территории РСФСР и союзных с ней республик от войск иностранцев-оккупантов. Занятие Народно-революционной армией ДВР Владивостока объединяет с трудящимися массами России русских граждан, перенесших тяжкое иго японского империализма.
Приветствуя с этой новой победой всех трудящихся России и героическую Красную Армию, прошу правительство ДВР передать всем рабочим и крестьянам освобожденных областей и города Владивостока привет Совета Народных Комиссаров РСФСР.
Председатель Совнаркома РСФСР В. У л ь я н о в (Л е н и н).»
– Вот это да! – сказал, прочитав телеграмму, Гошка. – Теперь мы будем жить вместе с Россией. Я не я, Ганька, буду, а обязательно в Москве побываю. Давно я об этом мечтаю. Вот закончу училище, послужу в Красной Армии до первого отпуска и дуну в Москву без пересадки. Здесь у нас захолустье, здесь и поучиться-то как следует негде. А Москва – это город!.. Там учись хоть на доктора, хоть на инженера. Там из любого чурбана человека сделают. Недаром туда нашего Кузьму Удалова на днях отправили в какую-то военную академию.
– Разве Удалов чурбан с глазами? – обиделся за знаменитого партизана Гавриил.
– Нет, это не чурбан. Это настоящий самородок. Только ведь он почти неграмотный, а тут на тебе – сразу в академию. Туго ему на первых порах придется. Зато потом, глядишь, полководцем в Красной Армии станет.
– Значит, уехал Удалов учиться?
– Уехал. Да и не один он, а многие уже в Москву укатили. Все туда рвутся. Кто подучиться, а кто и насовсем. Твоего дядю тоже наверняка в Москву отзовут и заставят комвуз кончать. Всех, кто показал себя в гражданскую войну героем, заставят учиться. Нам образованные люди до зарезу нужны. И если у меня получится с Москвой, я там время даром тратить не буду.
Гавриил завистливо вздохнул.
– Да, тебе легко и в Москву укатить. Ты один, а у меня мать-старуха. Ее не бросишь. Придется мне пока в секретарях болтаться.
– Ну, это ты зря! – напустился на него Гошка. – Да ты, может, вперед меня в Москву попадешь. Уедут туда Василии Андреевич с Антониной Степановной и заберут вас с матерью к себе. Так что головы не вешай. Теперь твое от тебя не уйдет… Слушай, Ганька, а чего мы, как неприкаянные, на улице торчим? Давай пойдем к китайцам в харчевню пообедаем, пропустим по одной за взятие Владивостока и за нашу встречу.
– Да ведь я не пью.
– Ну, одну-то выпьешь. Ничего не случится. Пойдем! Я и сам раз в году выпиваю…
Гошка так решительно звал Гавриила, что он не посмел отказаться. Обижать старого товарища ему не хотелось.
По каким-то узеньким закоулкам они спустились вниз от главной улицы и оказались в районе китайских харчевок, где сильно пахло жареным на кунжутном масле чесноком, вареными китайскими пельменями и пампушками.
– Позавчера я вон в той харчевне обедал с партизаном Косяковичем, – показал Гошка на обмазанную глиной и неизвестно из чего выстроенную хибарку с подслеповатыми маленькими окнами. – Он меня хорошим обедом угостил. Только там шибко грязно. Давай сегодня получше харчевню выберем.
Выбрали они двухэтажный деревянный домик с вывеской над входными дверями: «Харчевня Фынь Хунсяня. Обеды и ужины по сходным ценам. Всегда свежие позы».
В прихожей их встретил китаец с подковкой седых усов, с благообразным желтым лицом и веером в руках. Одет он был в черную курму и еще какую-то похожую на юбку одежду. Он почтительно поклонился и сказал:
– Здрасьте!.. Что желаете?
– Нам бы пообедать, – ответил Гошка.
– Пожалюста, пожалюста! Ваша раздевайся, ходи наверх.
Скоро Гавриил и Гошка сидели в комнате на втором этаже за столиком с довольно грязной скатертью и изучали захватанное жирными пальцами меню, вложенное в прейскурант со спиртными напитками.
– Мне тарелку щей – и хватит, – сказал Гавриил. – Я и есть-то не хочу.
– Какой же это обед из одних щей! – сказал Гошка. – Давай не будем скупиться. В кой годы встретились, а ты хочешь щами обойтись. Ты ел когда-нибудь китайские позы?
– Нет. А что это за позы?
– Это китайские пельмени, только каждый пельмень чуть не с кулак будет. Они их здорово, холеры, делают. Прямо пальчики оближешь. Давай закажем по десятку поз, какой-нибудь холодной закуски и самый маленький лафитничек с водкой. Это не ради пьянства, а ради встречи. Да ты не смущайся, не робей!.. Никто нас за это не осудит.
Дюжий стриженный под машинку китаец в белом фартуке и таком же колпаке с красным распаренным лицом принял у них заказ. Пока не подали еду, Гошка расспрашивал Ганьку о его жизни, о знакомых мунгаловских партизанах и больше всего о Семене Забережном, в полку которого он находился после возвращения из госпиталя.
Когда он удовлетворил любопытство, Гавриил спросил:
– Как ты на женитьбу моего дяди смотришь?
– Никак не смотрю. Мне-то до этого какое дело?
– Да ведь ты же увлекался Антониной Степановной.
– Мало ли я кем увлекался, – пренебрежительно бросил Гошка. – Что было, давно прошло.
– А не встречал ты здесь Антонину Степановну?
– Встречал. Она ведь здесь в главном военном госпитале работает. Когда там лежал твой брат Роман, я раза три заходил его навестить. Там и Антонину видел. Сидишь, бывало, у него, так она раза два, а то и больше в палату забежит. По-моему, она к твоему брату не совсем равнодушна. Да и не удивительно. С ним они почти ровесники, а Василий Андреевич, как там не бодрись он, вот-вот на пенсию запросится.
От Гошкиных слов Гавриилу стало неприятно. «И зачем он мне про это рассказал?» – с раздражением и неприязнью подумал он о приятеле. Тот словно понял и поспешил заговорить о другом:
– Ты знаешь, где я после заграничного госпиталя воевал?
– Нет, не знаю.
– До двадцатого года я у Забережного в ординарцах был. А после меня на Амур отправили. Выучился я там на сапера-подрывника и на Читинский фронт поехал. Вышибали мы семеновскую пробку с востока. От станции Зилово до Карымской с боями шли. И там я не раз железнодорожные пути подрывал в тылу у белых. Однажды так ловко подорвал мостик, что пришлось семеновцам свой бронепоезд «Усмиритель» бросить и пешком удирать. Мне за это командующий фронтом Дмитрий Шилов в награду именные часы поднес.
– Вот это здорово! Значит, ты хорошо повоевал… А как тебя в Чите-то ранили?
– Здесь одно время столько бандитов и грабителей расплодилось, что никому от них жизни не было. Каждую ночь – налеты на квартиры и учреждения. Каждую ночь кого-нибудь обязательно убьют и разденут. Дело дошло до того, что эти бандиты даже секретаря Дальбюро ЦК тов. Анохина нынче весной убили. Поехал он с двумя товарищами за город под выходной день. Бандюги подкараулили их и убили всех из засады… Вот тогда и взялись за них. Нас, курсантов, членов партии и комсомола много раз на облавы по ночам посылали. Повоевали мы с бандитами в Кузнечных рядах и на Большом острове, где у них притоны и берлоги были. Человек двести мы этой сволочи перебили и арестовали. А недавно ходили на облаву против самого неуловимого бандита Цыганкова. Пока его не своротил комсомолец Венька Рогожин, он одного нашего убил и меня успел ранить.
– Венька Рогожин?! Я его знаю. Он к нам приезжал по организации комсомола. Не думал я, что он такой геройский парень.
– Геройский не геройский, а молодец. Он этого Цыганкова три месяца выслеживал. Раз десять на грани смерти ходил, пока своего не добился…
