Путешествие к вратам мудрости - Джон Бойн
– Не то чтобы дружил. Но я был с ним немного знаком. Мы с друзьями стараемся как вывозить из страны, так и ввозить художественную литературу. Пожалуйста, скажите, что я могу вам доверять, – умоляюще попросил он, и я немедленно кивнул.
– Вам нечего бояться. Я готов помочь вам даже ценой моей жизни.
– Спасибо. Через полтора месяца с небольшим будет первая годовщина со дня смерти Бориса Леонидовича. Мы хотим разложить на заметных местах в центре города пятьдесят экземпляров романа и таким образом отметить эту годовщину.
– Пятьдесят? – поразился я. – Но вы дали мне только…
– Скоро получите еще. С промежутком в несколько дней я буду приносить вам копии. Сможете переплести пятьдесят книг к концу мая?
Я задумался. Естественно, у меня были и другие заказы, но я бы успел уложиться в срок при том условии, что переплеты не будут чересчур изысканными. Однако в любом случае мне предстояло найти материалы, которые я прежде не использовал, иначе меня бы мигом вычислили и в мастерскую заявились непрошеные гости.
– Учитывая большой объем и сжатые сроки, переплеты будут совсем простыми, – сказал я. – Никаких украшений.
– И не надо. Но с именем автора и заглавием на обложке и корешке. Мы не хотим утаивать, что это за книга и кто ее написал.
– И, думаете, вам удастся проделать все так, чтобы вас не арестовали?
– Мы разложим книги ночью. Нас столько, что каждый сможет взять по три или четыре книги и оставить их в подходящих местах. На следующее утро город разбудит приятная новость: в Советском Союзе снова доступна хорошая литература. И возможно, другие люди последуют нашему примеру. Чем больше изданий обнаружится на улицах, тем лучше.
– Ладно, – сказал я, убирая рукопись под прилавок. – Сделаю, как вы просите. Пятьдесят копий. И желаю вам удачи. Вы ведь знаете, какое наказание вас ждет, если вас поймают?
– Знаю, – улыбнулся он. – Но, по-моему, это пустяковая цена за вещь столь драгоценную, разве нет?
Поскольку нынче был вторник, я знал, что Радомир вернется домой вместе со своей девушкой Женей, такой же необщительной, как он сам. Тот день недели был у них постоянно забронирован, ровно на час они уединялись в комнате сына, а я выходил прогуляться в любую погоду. К моему возвращению их рандеву заканчивалось, раскрасневшиеся, они пожимали друг другу руки и прощались. По-моему, это была не самая великая история любви всех времен и народов.
Однако в тот вечер вели они себя несколько необычно. Не молчали угрюмо, а оба выглядели взволнованными и обрадованными. Когда я спросил, что случилось, Радомир взглянул на меня так, будто поверить не мог – неужели я до сих пор не в курсе?
– Ты не слушал новости? – спросил он.
– Какие новости?
– Ты не смотрел телевизор?
Я глянул на телевизионный приемник, стоявший в углу комнаты, и покачал головой. Полдня я провел, читая «Доктора Живаго» и обещая себе, что с завтрашнего дня прекращу читать и возьмусь за переплеты, коли уж от меня ждут полсотни экземпляров к определенному сроку.
– Ваш сын гений, – объявила Женя, и на лице ее мелькнуло нечто похожее на улыбку. – Он скоро станет национальным героем.
– Нет, – запротестовал Радомир. – Не я один. Вся группа, да. А по отдельности мы останемся безымянными, и это правильно и предусмотрительно.
– Что произошло? – спросил я, их неожиданный энтузиазм подействовал на меня вдохновляюще.
– Сегодня, – сказал Радомир, положив руку мне на плечо и глядя мне прямо в глаза. – Россия выиграла космическую гонку!
– Каким образом? – поинтересовался я.
– Мы запустили человека в космос. Зовут его Юрий Алексеевич Гагарин. Его космический корабль вышел на орбиту, облетел вокруг нашей планеты и благополучно возвратился на Землю.
Я уставился на них в ошеломлении. Я и вообразить не мог, что такое вообще возможно.
– И ты к этому причастен? – спросил я.
– Самую малость, – сказал он.
– В огромной мере, – возразила Женя. – В космической программе ваш сын проявил свой высочайший математический интеллект. Возможно, товарищ Хрущев представит его к награде. Подумать только!
Я включил телевизор, как раз началась программа «Новости», и таки да, все, что они сказали, было правдой. Диктор торжественно повествовал о том, что сегодня СССР изменил мир и теперь американцы, несмотря на их официальные поздравления, должны чувствовать себя униженными нашим грандиозным свершением. На экране возник улыбающийся молодой человек в военной форме.
– Это он, – сказал Радомир. – Юрий Алексеевич Гагарин.
– Поразительно, – откликнулся я. – Я так горжусь тобой.
– Спасибо, отец. – Радомир слегка поклонился, и впервые я увидел нечто похожее на чувство в его глазах. Он редко поддавался эмоциям, и я обрадовался, обнаружив, что мой сын не целиком сделан из камня.
Позднее, лежа в постели, я смотрел в потолок и пытался вообразить, что, должно быть, испытывал отважный космонавт, облетая на корабле «Восток» нашу планету. Страх, восторг, гордость, оттого что он видит наш мир таким, каким прежде его никто не видел. Это были захватывающие размышления. И все же, когда я заснул, мне снились не космос и не инопланетные пришельцы, но доктор Живаго и Лара. Пусть мой сын и придумал нечто оригинальное, продвинувшее человечество вперед, но и я, проснувшись наутро, почувствовал, что тоже, на свой скромный лад, способствую развитию человеческой мысли и культуры, а именно этого я всегда хотел больше всего.
Не меня ли поджидают еще сорок девять книг на переплет?
Соединенные Штаты Америки
2016 г. от Р. Х.
Рэймонд поздно вернулся с работы, и в итоге я остался один на один с его подругой Зои. Сидя на диване, она набивала рот кукурузными хлопьями и не отрывала глаз от телевизора. Я надеялся, что в день выборов она предпочтет смотреть телик у себя дома, а я смогу спокойно понаблюдать за происходящим, у меня даже и в мыслях не было, что этот вечер затянется допоздна. Предполагалось, что результаты обнародуют к девяти вечера и на этом все закончится. Этот длительный национальный кошмар, эта ярмарка нетерпимости и ксенофобии, это торжество высокомерной тупости над интеллектом за предыдущие полтора месяца дали о себе знать по всей стране, но теперь всему этому придет конец и Дональда Трампа отошлют обратно, в тот режущий глаз памятник дурновкусию, который он соорудил на Пятой авеню. Пусть там портит себе зрение,
