Валентин Пикуль - Кровь, слезы и лавры. Исторические миниатюры
– Срочно езжайте в Ревель, – наказал он ему, – чтобы отвадить адмирала Нельсона от привычки шляться у наших берегов…
Очень скоро Чичагов сделался доверенным лицом императора; современники оставили нам свидетельства, что он, крайне самолюбивый и не в меру горячий, бывал вежлив только с низшими, но даже императору никогда не боялся дерзко высказать самые жестокие истины. Мало того, Чичагов доказывал царю, что пора отменить крепостное право, столь позорное для русского народа. Александр I был хитер; он покорно выслушивал Чичагова, украшая его орденами, произвел в вице-адмиралы, назначил в сенаторы, пожаловал ему имение на Виленщине:
– Вы меня растрогали прямотой своего характера. Но менять что-либо в порядках Руси нам еще рано…
Управляя морским министерством, Чичагов с его строптивым нравом оказался на своем месте. Не боясь наживать врагов и завистников, он преследовал злоупотребления и казнокрадство на флоте, улучшал кораблестроение и укреплял гавани, он запретил заковывать матросов в колодки, по берегам морей ставил сигнальные маяки, занимался морской медициной и гигиеной, налаживал производство навигационных инструментов. Ему исполнилось сорок лет, когда он стал полным адмиралом.
– Ветер дует в мои паруса, – говорил он жене…
Елизавета родила ему трех дочерей, и вдруг паруса поникли, потеряв счастливый ветер. Жена стала болеть, врачи доказывали, что для ее спасения надо переменить климат. Чичагов взял длительный отпуск; два года они прожили во Франции, но Лиза просилась в Англию и там, на родине, умерла. Чичагова с трудом оторвали от мертвой жены, он не мог отвести взор от ее лица. Историк пишет, что адмирал “встретил смерть ея полным отчаянием, совершенным упадком духа… не хотел оставить тело любимого им существа далеко от себя и своей родины”. Он перевез прах жены в Петербург. Надгробие над ее могилой заказал знаменитому Мартосу: скульптор изобразил самого Чичагова в позе отчаяния; эпитафия в английских стихах была украшена стонущим признанием на русском языке: “На сем месте навеки схоронил я мое блаженство…”
После похорон жены, полностью разбитый, подавленный горем, Чичагов пожелал оставить пост министра:
– Я в таком состоянии, что пользы не принесу.
Александр I с ним согласился.
– Но я оставлю вас в свите. Кстати, – сказал он, беря со стола бумагу, – прочтите, адмирал, что пишут из Парижа…
Это было донесение тайного агента: Наполеон собирал армию для нападения на Россию, уверенный в успехе, ибо русская армия под командованием Кутузова сражалась на Дунае.
– Я уже писал Михаиле Ларионычу, дабы он поспешил с миром, чтобы освободить Дунайскую армию для борьбы с Наполеоном…
Чичагов отметил в мемуарах: “Кампания 1812 года уже открывалась перед нами. Иноплеменная армия, составленная из войск многих государств материка Европы, стояла на рубежах России… все готовились к войне, которая предвиделась нам в самом кровавом виде”. Утром 6 апреля 1812 года император принял Чичагова в своей спальне, сказав, что завтра выезжает в Вильну, а Наполеон усилил себя армиями своих сателлитов – Австрии и Пруссии, на что адмирал ответил ему:
– Дунайская армия, тоже усиленная добровольцами Молдавии, Валахии и Сербии, способна разрушить тыл Наполеона со стороны Балкан, сразу проникнув в земли венских монархов.
– Вот вы и возьмите на себя Дунайскую армию…
Чичагов прибыл в Бухарест, где Кутузов накануне уже подписал прелиминарные условия мира, а когда трактат о мире был утвержден, он сдал Дунайскую армию адмиралу:
– Теперь османы не могут помешать нам расправиться с этим зарвавшимся корсиканцем. Прощайте, адмирал…
Дунайская армия превратилась в резервную. Наполеон еще не думал оставлять Москву, когда Чичагов получил из Петербурга приказ – двинуть свою армию в Белоруссию, чтобы отрезать пути отхода французам. Перемещая армию с берегов Дуная, адмирал успешно отбил наскоки австрийцев и саксонцев, союзников Наполеона, которые сочли за благо укрываться в Польше. Когда же Наполеон оставил Москву и побежал вспять, стало ясно, что ему – на путях к Вильне – никак не миновать переправы у Березины, куда подходила Дунайская армия. Наполеон, преследуемый Кутузовым с тыла, окажется в капкане. Позорный плен — вот что ожидало его на Березине!
– Понимаем, – рассуждали в штабе Чичагова, – именно здесь, на переправах через Березину, история сплетает два венца – терновый для Наполеона и лавровый для нашего адмирала…
Александр I из Петербурга напоминал: “Подумайте, каковы будут последствия, если Наполеон уйдет за наши границы и создаст новую армию” (в Европе). Близились зимние холода, в сражении под Красным французы были разгромлены, Кутузов уведомил Чичагова: “Наполеон ускакал со свитой своею, оставя свои войска на жертву воинам нашим. Поспешайте, ваше высокопревосходительство, к общему содействию, и тогда гибель Наполеона неизбежна…” Под ошметками своих знамен Наполеон еще имел немалую армию, но – какую? Сегюр писал, что “не стало братства по оружию, все связи были порваны. Невыносимые страдания лишили всех разума, каждый помышлял о собственном спасении”. Немец спешил выбраться в Германию, поляки грезили о кофейнях Варшавы, испанцы мечтали о жарище Мадрида, португальцы – о далеком Лиссабоне, а сами французы шатались от голода и не чаяли, как дотащить свои кости до Вильны…
Чичагов в эти дни метался среди лесов и замерзших болот, не зная, где занять главную позицию; он с нетерпением ожидал, когда с севера подойдет к нему на подмогу армия генерала Витгенштейна, охранявшая подступы к Петербургу.
Трагедия Березины определилась. Не стану ее описывать, а лучше сошлюсь на мнение “Советской Исторической Энциклопедии”: “Отсутствие взаимодействия между отд. группами войск, ошибки Чичагова и Витгенштейна помешали выполнению плана окружения противника. Однако общество мнение России вину за это целиком возложило на Чичагова…” Тут все ясно! Но сама Березина стала могилой для армии Наполеона, вот что увидел Чичагов на месте переправы. “Ужасное зрелище представилось нам, когда мы 17 ноября пришли на то место… земля была покрыта трупами убитых и замерзших людей… река запружена множеством утонувших пехотинцев, женщин и детей; возле мостов валялись целые эскадроны, которые бросились в реку. Среди этих трупов, возвышавшихся над поверхностью воды, видны были стоявшие, как статуи, окоченелые кавалеристы на лошадях – в том положении, в каком застала их смерть”, – цитирую из записок Чичагова…
Крылов в басне “Щука и Кот” вывел адмирала в образе щуки, пожелавшей ловить мышей. Престарелый Гаврила Державин не сдержал своего гнева, выразив то, что думали все русские:
Смоленский князь КутузовПредерзостных французов и гнал и бил,И наконец им гибельну он сеть связал;Но земноводный генералПриполз, – да всю и распустил…
Итак, Наполеон вырвался живым из ловушки на Березине, последствия его спасения были ужасны: война не закончилась в 1812 году его пленением, а потребовала изнурительных побоищ на полях Европы, завершенная только в 1815 году – битвою при Ватерлоо… Вот в чем вся главная суть Березины!
Петербургские остряки тогда говорили:
– Если бы на Березине русскими войсками командовал сам Наполеон, то он непременно взял бы в плен сам себя…
Историк М. Богданович писал: “Вся тяжесть народного негодования за уход Наполеона пала на одного Чичагова, о котором стоустая молва разглашала, будто бы он выпустил бич Европы из западни, устроенной ему дальновидным Кутузовым”. Там, на Березине, было немало боевых генералов, но русское общество винило лишь Чичагова, и, пожалуй, один только прямой А. П. Ермолов пытался защитить адмирала, указывая на других виновников Березины. “Чувствую с негодованием, – писал Ермолов, – насколько бессильно оправдание мое…”
Я тоже не верю в измену Чичагова, который якобы сознательно выпустил Наполеона из березинской ловушки; не верю я и в предательство Чичагова, о котором открыто судили-рядили его разгневанные современники. Мне кажется все проще: адмирал не знал законов войны на сухопутье, сам запутался в своих бестолковых распоряжениях, запутал и подчиненных ему генералов, а в трагедии Березины более других повинен сам царь, доверивший командовать армией человеку, способному воевать только в морских просторах…
Теперь начиналось плетение тернового венца!
Оскорбленный подозрениями и не находя способов для своего оправдания, в январе победного 1814 года Павел Васильевич просил у царя полной отставки. Император не согласился с ним, разрешив лишь “бессрочный заграничный отпуск”.
– С сохранением адмиральского жалованья, – сказал царь…
