Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли

– Ладно, в Вашингтоне она не появится, могил родителей не увидит. И вообще, пока ее не подводят к пастору Кингу. Может быть, она хорошо поработает с команданте Че и ее оставят в Южной Америке…  – Наум Исаакович вытряхнул последние капли кофе себе в чашку:

– До отъезда ты успеешь допросить Рабе, – утешил он Сашу, – никуда он от нас не денется, мы его найдем и привезем в Москву…  – прошагав к двери, высунув голову в коридор, Эйтингон раздраженно крикнул:

– Нас собираются кормить завтраком, или нет? По крайней мере, хотя бы принесите кофе…  – боец на лестничной клетке вытянулся:

– Извините…  – он замялся, – товарищ начальник. Сейчас завтракают секретари ЦК…  – Эйтингон заорал:

– Сейчас должны завтракать сотрудники особого отряда! Именно они, а не секретари ЦК, остановят сегодня бунт в городе! Что стоите, – гневно велел он бойцу, – немедленно на кухню, подгоните персонал…  – боец ссыпался по лестнице. Эйтингон пробормотал:

– Завтракают. У них штаны на заднице от жира трескаются. Дармоеды, как и сам кукурузник…  – обернувшись, он подмигнул Саше: «Сейчас поешь здешней клубники. В Москве такого вкуса не дождешься».

Дядя шутил, что документы семейства Мяги стоили половину ватника.

Именно столько он отдал в Ярославле ловким людишкам, обеспечившим появление на свет слесаря и его дочки, двадцатилетней Марии Ивановны. Фотографии в документах были подлинными, сами бланки тоже, а остальное, как выразился его светлость, стало делом техники. Нагнувшись над большой раковиной, Маша отскребала железной щеткой противень от омлета:

– Я едва не утонула в Москве-реке, – вздохнула девушка, – дядя меня толкал, заставлял плыть…  – они вылезли на берег рядом с Голосовым оврагом. Маша, чихнув, робко спросила:

– Но как же посольство, дядя Джон…  – герцог огляделся:

– Такси здесь ждать не стоит, – кисло сказал он, – а что касается посольства, то нас бы перехватили рядом с трубой. Либо священник побежал с запиской в Комитет, либо среди наших дипломатов завелся крот русских…  – дядя нахмурился, но больше об этом не упоминал. Маша до сих пор изредка ловила на его лице недоуменное выражение:

– Он думает об этом, но со мной ничем не поделится, – понимала девушка, – в любом случае, сначала надо выбраться из СССР…  – оставаться в Москве, искать Теодора-Генриха было смерти подобно. Возвращаться на кратовскую дачку дядя не хотел:

– Неизвестно, кто выжил в перестрелке на реке, – хмуро сказал он, шлепая по грязи к шоссе, – Алексей Иванович, да и кто угодно из его ребят, мог рассказать о нас Комитету…  – подпоров подкладку мокрого ватника ногтем, Маша вытащила первое попавшееся под руку кольцо с бриллиантом. Послевоенная добыча отца купила им, как заметил дядя, проезд с комфортом до промежуточной станции:

– На юге они нас искать не станут, – шепнул герцог Маше, трясясь на сиденье полуторки, следующей в Тулу, – сейчас они рыщут по реке, а потом примутся за северное и западное направления…  – шофер полуторки не спрашивал их имен. В Туле они провели три дня, отсиживаясь в его частном доме. Обзаведясь новой одеждой, они отправились в Ярославль на дизельных поездах и электричках:

– Катерина Петровна нам поможет, – уверил Машу дядя, – она хорошая женщина…  – в Ярославль они приехали, как смеялся герцог, словно татары:

– По вашей пословице о незваном госте, – объяснил он, – ворвались прямо на свадьбу…  – съездив в Казахстан, Катерина Петровна привезла домой тело покойного мужа:

– Жизнь идет, Иван Иванович, – женщина нежно покраснела, – Ваня говорил, что хочет мне только счастья…  – Катерина Петровна вышла замуж за местного верующего, вдовца с тремя детьми:

– Он работал гравером…  – разогнувшись, Маша потерла ноющую поясницу, – он свел дядю с нужными людьми…  – Новочеркасск они выбрали, как город, не вызывающий подозрений. Посидев в публичной библиотеке с Машей, дядя заметил:

– В Ростове легче затеряться, город больше, но и милиции там тоже много. Оборонным предприятием рисковать не стоит, у них усиленные проверки кадров. Если я здесь по трудовой занимался паровозами, то нет смысла менять поле деятельности…  – он коротко улыбнулся.

В конце июня слесарь Мяги и его дочка, посудомойка, могли получить первый оплачиваемый отпуск:

– Думаю, сейчас Комитет успокоился, – сказал дядя в последние выходные мая, – по крайней мере, ты говоришь, что мой портрет исчез с доски «Их разыскивает милиция» на ростовском вокзале…  – Маша ездила в Ростов по выходным, потихоньку оборачивая наличность в золото. На фотографии дядя выглядел так же, как при их встрече в Новосибирске:

– Там я похож на иллюстрацию из учебника психиатрии, – усмехнулся герцог, – а Мяги…  – он провел ладонью по седому ежику волос, прикрывающему шрам на голове, – Мяги приличный человек. По воскресеньям он даже носит галстук…  – отпуск эстонец с дочкой намеревались провести в Батуми:

– Думаю, что все пройдет гладко, – заметил дядя, – моторку я водить умею, вода будет словно парное молоко. Сухопутная граница охраняется строже…  – Маша неуверенно отозвалась:

– Но можно отправиться в Турцию из Крыма, здесь ближе…  – дядя вздохнул:

– Там открытое море, милая моя, а не прибрежные воды. Первый шторм по дороге, и мы пойдем ко дну. Я тебя обязан доставить невредимой твоему отцу…  – о Теодоре-Генрихе они не заговаривали:

– Что говорить, когда нечего говорить, – Маша ополоснула противень чистой водой, – неизвестно, когда мы с ним встретимся и встретимся ли вообще…  – щеки девушки запылали. В первый военный городок она попала случайно. Три дня назад комсорг завода, зайдя на кухню, весело сказал:

– Девушки-красавицы, помогайте. Дали разнарядку, ожидаются армейские сборы. С пайком для солдат они справятся, но приезжают офицеры, генералитет…  – он поднял палец, – в общем, попросили нашей помощи, нужны официантки…  – Маша попыталась спрятаться за мощную спину одной из поварих. Комсорг шутливо добавил:

– Товарищ Мяги, не тушуйтесь. Вы не уйдете от комсомола…  – парень который месяц ходил по пятам за Машей, уговаривая ее на билет, – и не скроетесь от такого поручения…  – девушка пробормотала:

– Я не официантка, я судомойка…  – комсорг отмахнулся:

– В городке разберетесь…  – вместо обещанных сборов со вчерашнего дня они обслуживали прилетевшую из Москвы делегацию. Соседка по раковине, тоже судомойка, отряхнула руки:

– Болтают, что в городе начались драки, – неслышно сказала девушка, – наши ребята с электровозного ходили к горкому, к заводоуправлению, избили милиционеров. Я в коридоре слышала разговоры…  – она кивнула на потолок столовой, – москвичей…  – Маша недовольно сказала:

– Все водка, и больше ничего. Напились в получку и гуляют…  – от входа на кухню раздался зычный голос старшего повара, товарища Филимоновой:

– Мяги, что стоишь, лясы точишь? Бери поднос, дуй наверх. Москвичи требуют еще завтрак…  – девушка смутилась:

– Здесь посуда, товарищ Филимонова…  – повар подмигнула ей:

– Наверху молодые парни из Москвы. Может, приглянешься кому, Марья-краса, русая коса…  – стянув с нее испачканный фартук, Филимонова обрядила девушку в униформу официанток в чистой, как ее называли на заводе, столовой, где обедало руководство. На голове Маши появилась крахмальная наколка. Филимонова вручила ей поднос с кофейником, омлетом, свежим хлебом, творогом со сметаной и клубникой:

– Жаль, меда нет, – посетовала повар, – степной мед у нас духовитый…  – отвесив Маше шлепок пониже спины, она строго предупредила девушку:

– Не одергивай, я тебе жениха набиваю…  – зардевшись, Маша аккуратно понесла завтрак по увешанной армейскими плакатами лестнице.

По земляному полу курятника прыгали воробьи. Рассветное солнце пробивалось через щели в деревянных стенах, играло на кумаче свернутых лозунгов. Генрих придирчиво осмотрел наскоро собранную радиостанцию:

– Вроде все в порядке, Иван Иванович, – позвал он, – сейчас начнем трансляцию…  – при посторонних Генрих обращался к дяде по-русски.