Врата небесные - Эрик-Эмманюэль Шмитт
64
Библия представляет Агарь как египтянку, служанку Сары. Мне видится в этом толкование древнееврейских авторов, которые спустя два тысячелетия описывали прошлое, глядя на него глазами настоящего. Поскольку в их время города Месопотамии, постепенно подпадавшие под власть персов, греков и парфян, начали приходить в упадок, расположенный на юго-востоке крупный, могущественный и экзотический город ассоциировался с Египтом. Вот что, по моему мнению, объясняет упоминание об этой примкнувшей к пастушескому племени Агари как о египтянке.
Постепенное исчезновение Месопотамии, этой безымянной цивилизации, началось очень давно, еще в Античности. Евреи и греки, затрудняясь определить чужеземца, называли его египтянином. «Египтянин» означало «незнакомец». А Египет к тому времени стал воплощением всего неведомого.
65
Библия по-своему описывает эту троицу, которую составляли Аврам, Сара и Агарь. Я сильно позабавился, когда много лет спустя, в Соединенных Штатах, обнаружил, что на этот эпизод опирались мормоны для оправдания своей полигамии. В 1830 году в Нью-Йорке новая христианская Церковь предложила своим верующим «святых последних дней» многоженство как восстанавливающее библейскую практику: увеличение числа состоящих в браке, необходимое Богу, чтобы приумножить его народ. Подобная традиция просуществовала до 1890 года. Тем не менее движение, получившее свое развитие в мормонстве, Фундаменталистская церковь Иисуса Христа святых последних дней, лидеры которой имели до семидесяти пяти жен, до сих пор поддерживает ее. Как далеки они от строгого и непреклонного Авраама!
Библия предлагает примеры полигамии Иакова и Соломона, но Авраам был первым. Наряду с ними она описывает поразительное единобрачие Исаака и Моисея. Упоминание двух этих форм породило различные практики в иудаизме, даже если древние евреи со временем взяли в привычку брать в жены только одну женщину. Для евреев-ашкенази запрет полигамии был объявлен в XI веке, а для сефардов – в XX.
66
Сегодня эту болезнь называют «параплегией ягнят» и по-прежнему лечат именно таким способом – коровьим молоком и бикарбонатом натрия. Как я нашел лечение? Я использовал аналогичный метод Тибора: если каким-то существам недостает силы, следует вдохнуть в них силу гигантов. Диспропорция между огромными коровами и крошечными ягнятами навела меня на мысль давать этим последним продукты крупных жвачных животных.
67
Бог Авраама не был единым Богом. Еще не был… Авраам проявлял себя больше как генотеист, нежели монотеист: у него был предпочитаемый культ. Его Бог обладал неоспоримым в его глазах главенством, однако он не исключал других. Кстати, у него было имя, что восходит к политеистической идее. Яху, Яхо, Йахве, его Яхве был тем, «кто дышит», кто приводит ветер – Божество степей и бесплодных земель. Идея единого Бога не трогала и не преследовала Аврама. Зато, будучи предвестником иудейской религии, он отрицал роль образов, икон и даже храмов в Месопотамии.
Предстояло дождаться VI века до нашей эры, когда в Вавилонию была насильно переселена элита Иерусалима и Иудейского царства, чтобы эта теология явственно заявила о себе. Столкнувшись с многочисленными проявлениями идолопоклонства в городе Навуходоносора II, иудеи выработали и объявили монотеизм: «Это Яхве. Единый Бог, на небе и на земле, и нет другого».
Из Библии складывается впечатление, что в свое время Авраам уже мыслил так же, как те, кто два тысячелетия спустя описывали его судьбу, как если бы возможное происхождение чего-то могло смешаться с тем, что стало его результатом. Библейские авторы рассказывали историю, пренебрегая ее историчностью. Подобно тому, как существует искажающее прочтение, существует также и искажающая запись.
68
В этом лунно-солнечном календаре появление Солнца на востоке отмечало начало дня, а появление Луны в ее первой четверти – начало месяца. В совокупности месяц длился двадцать восемь дней. Названия двенадцати месяцев давались, в зависимости от городов и эпох, либо по земледельческим работам, либо по религиозным праздникам. Астрономы установили семидневную неделю, назвав дни согласно семи странствующим божественным планетам. С тех пор ничего не изменилось. Мы повторяем идеи месопотамских астрономов, перекочевавшие через латынь во французский язык: Луна дала lundi (понедельник), Марс – mardi (вторник), Меркурий – mercredi (среда), Юпитер – jeudi (четверг), Венера – vendredi (пятницу), Сатурн – samedi (субботу); Солнце не нашло отражения во французском воскресенье (dimanche), зато отразилось в английском Sunday и в немецком Sontag.
69
Даже греки признавали, что именно астрономы Месопотамии изобрели гномон, первые солнечные часы. Это позволило разбить день на двенадцать равных частей, двойных часов по отношению к нынешним, то были «вавилонские часы», как называли их греки. Когда я сталкиваюсь с привычными опозданиями некоторых моих знакомых, я всякий раз задумываюсь, не живут ли они по вавилонским часам…
Жители Месопотамии вели счисление и по основанию 60, и по другим основаниям. Мы унаследовали разные системы: скажем, десятичную для общих вычислений, но для измерения длительности используем шестидесятеричную: шестьдесят секунд в минуте, шестьдесят минут в часе, дважды по двенадцать часов в сутках.
70
Предшественник триктрака.
71
Шумерский Бильгамеш превратился в аккадского Гильгамеша и остался в истории под этим поздним именем.
72
«Эпос о Гильгамеше» – несомненно, первое литературное произведение человечества. Люди нового времени открыли его лишь в XIX веке, но во втором и третьем тысячелетиях до нашей эры оно имело колоссальный успех, затем его влияние распространилось за пределы шумерской и аккадской цивилизаций, в недрах которых оно зародилось; оно было известно как иудейским авторам, так и греческим поэтам. Появились бы Библия, «Илиада» и «Одиссея», не будь Гильгамеша?
«Эпос о Гильгамеше» – это рассказ об инициации; в нем повествуется о том, как Гильгамеш осознает свою человеческую ипостась и принимает ее. Опьяненный своей силой и отвагой, он поначалу совершает со своим другом Энкиду сомнительные подвиги. Когда его любимый товарищ погибает, Гильгамеш сознает и свою уязвимость; в отчаянии он пускается на поиски бессмертия. Он оказывается на краю света, на острове, где, по слухам, живет единственный бессмертный человек Утнапиштим, переживший Великий потоп. Утнапиштим сообщает ему, что способа стать бессмертным не существует, да и желать этого вовсе не следует. Однако Гильгамеш уходит от него не с пустыми руками: он узнает о растении из морских глубин, которое возвращает молодость. Гильгамеш ныряет, находит растение
