Борис Васильев - Ольга, королева русов. Вещий Олег

Так бесславно закончился последний поход великого князя Игоря на Византию. Хан Западной орды Куря выполнил свой долг перед Свенельдом, хотя гонец знаменитого киевского полководца так и не встретился с ним.

Князь Игорь отвел свои дружины из степей, но расположился подальше от Киева, поскольку не без оснований опасался, что дружинники разбегутся по домам.

Это почти отвечало планам Свенельда. Правда, последнюю точку ставить было преждевременно. Великий князь пока не собирался идти в землю древлян за полюдьем. Но воевода терпеливо ждал, не забыв послать своего человека в княжескую дружину, чтобы подзадорить волчьих братьев.

Ждал, но не бездействовал. Теперь, когда охота на опасного зверя близилась к концу, следовало озаботиться безопасностью родных и близких. Загнанный зверь всегда старается бить по самому больному месту. Уж это воевода знал по личному опыту охотника и воина.

Самым слабым звеном кольчуги Свенельда была его совсем еще крошечная внучка, дочь Мстиши и приемной дочери князя Мала. Он долго уговаривал родителей перевезти дочь из древлянских лесов в Киев, убеждая, что лист проще всего спрятать в лесу. Однако молодые родители расставаться с нею не хотели, а князь Мал молчаливо поддерживал их несогласие.

Великий князь пока не предпринимал никаких действий. Сидел в маленьком городке, стараясь вернуть безоглядную веру дружины в своего вождя, по опыту зная, что ворчание и разброд до добра не доведут. Он хорошо кормил своих воинов, однако денег на украшения и подарки у него не хватало, а именно это и служило поводом для раздражения, потому что у Свенельда после похода на ясов денег1 хватало на все. Но князь Игорь не спешил, как обычно, а запасся терпением, отлично понимая, что в дружине – его последнее прибежище и защита. И больше всего боялся, что дружинники вот-вот сорвутся, потребуют возвращения в Киев, и тогда начнется неудержимый и окончательный распад его боевых сил.

И здесь, вдали от стольного града Киева, от жен, детей, от изодетых и изукрашенных воинов Свенель-да, он чувствовал некую безостановочную работу, слышал шорох раздираемой на части силы своей дружины, но не знал, кто именно точит эту силу. Не помогали ни командиры, ни старые дружинники, ни многочисленные и щедро оплачиваемые соглядатаи. Дружинное братство и круговая порука были сильнее его самого. Великого князя Киевского.

У князя Игоря был неплохой запасной ход, который он приберегал до последнего. Этим последним ходом было повеление идти на полюдье в землю древлян. Но он сам, сам расщедрился и отдал право на это полюдье Свенельду, легко покорившему лесных славян. Отобрать данное право означало ссору с воеводой, а этого великий князь не просто не хотел – этого он побаивался.

Однако дружина продолжала тихо роптать. А когда обнаружились первые случаи побегов дружинников в Киев – несмотря на клятву, данную лично великому князю, за нарушение которой полагалась смертная казнь, – князь Игорь вынужден был сдаться. И объявил, что поведет дружину в землю древлян на полюдье.

В тот же вечер Адвольф на добром коне тайком выехал в Киев. Нещадно гнал всю дорогу, успел к полуночи найти Свенельда и доложил ему о решении великого князя.

– Возьмешь свежего коня и вернешься в дружину. Я найду вас, волки, как только великий князь войдет в пределы древлянских земель.

План Свенельда сработал без всяких изменений.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

На другой день Свенельд посетил великую княгиню, предварительно уведомив ее через гонца. Ольга встретила его очень приветливо, похвасталась сыном, еле сдерживая собственное умиление. Воевода потрепал крепенького малыша за щечку, усмехнулся:

– Сам дедом стал, а на твоих руках собственного мальчонку вижу.

Ольга сурово нахмурилась.

– Оставь эти разговоры, Свенди. Мой сын, – она подчеркнула слово «мой», – законный наследник Киевского Великого княжения. Не хватало еще свар с боярами и славянами.

– Прости, королева русов, – Свенельд невесело усмехнулся

– Поэтому… – Ольга наклонилась к ребенку, чтобы избежать суровых глаз воеводы. – Не трогай пока князя Игоря. Пока, Свенди. Пока сыну не исполнится хотя бы год.

– Именно год?

– Да. Мне так сказал христианский священник. Все передается через молоко, а я сама кормлю Святослава.

– Все передается через кровь. Ты забыла об этом, дочь Олега?

– Месть – не богоугодное дело, – тихо сказала великая княгиня, по-прежнему не поднимая головы.

– И это тоже сказал тебе священник? -Да.

– Что ж, если ты считаешь месть за убийство отца делом, противным твоей совести, я возьму на свою душу не только отмщение за гибель своего отца Си-гурда, но и за великого князя Олега Вещего, – Све-нельд резко встал. – Прости, великая княгиня, и разреши удалиться.

И стремительно вышел, не ожидая ее слов.

В душе его опять вскипела такая мешанина из любви, злости, понимания и непонимания, что, если бы он остался хоть на миг, он бы все выложил великой княгине, любимой женщине и матери его сына. Но он вовремя ушел, а пока бродил по дворцовым переходам, разыскивая Ярыша, злость и непонимание улеглись на самое дно. И он встретил побратима почти спокойно. А после обычных вопросов о здоровье сказал:

– Бери коня посмирнее и – к древлянам. Глаза Ярыша блеснули, как в старые времена:

– Неужто дождался я?

– Я тоже дождался, – усмехнулся Свенельд. – Пришла пора поквитаться и для тебя, и для меня, и для Горазда.

Воротившись домой, он тотчас же послал гонца к древлянскому князю Малу с берестой, пахнувшей сандалом. В ней воевода не только уведомлял князя о готовящемся походе княжеских дружин, но и просил как можно быстрее переправить в Киев его дочь и внучку. Славянский князь вовремя получил бересту, но с тем же гонцом отправил Свенельду свое послание. В нем он умолял воеводу заставить великого князя повременить с наступлением на Древлянскую землю.

Однако исполнительный Адвольф уже мчался в дружину на самом резвом скакуне из конюшни самого Свенельда.

Впрочем, Свенельд знал великого князя куда лучше, чем князь Мал. Игорь был весьма медлителен в принятии решений да и в самих действиях, коли уж решения со скрипом были приняты. Это не было осмотрительностью вождя – это была нерешительность вялого человека.

Гораздо больше Свенельда тревожила размолвка с великой княгиней, весьма похожая на семейную ссору. Без ее согласия на кровную месть обоих родов – рода конунга Олега и рода витязя Сигурда – невозможно было обойтись, хотя сам Свенельд в запальчивости и выкрикнул нечто подобное. Нет, поскольку тогда кровная месть превращалась в рядовое убийство.

А он так не любил каяться и просить прощения! Однако свалить всю вину на Мстишу было и опасно, и неверно. Внуки бы тогда не поняли жестокости его сына, приписав ее не необходимости, а лютости и жажде мучений.

Ольга капризна и несговорчива, как избалованный ребенок. Кто же избаловал ее? Мать умерла при родах, тогда – отец? Но конунг был суров и требователен ко всем в равной степени. Тогда кто же?…

Да они ее и избаловали. Там, на озерах с кувшинками в поместье воеводы Ставко. «Ольга – королева русов!…» – восторженно и вполне искренне вопили они. Но королев, как и королей, готовят с детства. Готовят долго и тщательно, гася в ребенке зачатки зазнайства и вседозволенности. А что же делали они? Они лелеяли и зазнайство, и вседозволенность у маленькой Ольги. Они упоенно играли в королевский двор, зная о нем только то, что говорили легенды. И сотворили свою королеву.

Свенельд усмехнулся, внутренне признав, что более всего старался он. Он, влюбленный мальчишка, сам вознес свою королеву на невидимый трон…

И сама она с восторгом и упоением во все это играла. Воевода улыбнулся, вспомнив об иноходке. Да и сейчас играет. Как с тем же христианством.

Значит, эту игру придется продолжать. Иного пути нет, если он хочет заручиться ее согласием. Детство дается в долг, и этот долг платят под старость.

Свенельду и в голову не могло прийти, что великая княгиня Ольга думала в то время приблизительно то же самое. Не потому, что он ее не знал, а потому, что ничего в ней не видел, кроме той королевы русов, в которую они играли в детстве. Он не видел в ней матери, взрослой женщины и, что самое главное, великой княгини. Для него она по-прежнему оставалась дочерью конунга, а не супругой Великого Киевского князя.

Но он был бы очень недоволен, узнав, что в собеседники она избрала ромея Асмуса.

– Твоя досада идет от твоей доброты, а не от твоего гнева, королева русов, – приятно для любого слуха разглагольствовал личный дворянин великой княгини. – Ты рассуждаешь так, будто тебя обидел давний друг детства твоего. Но тебя, тебя, великую княгиню, оскорбил служилый боярин. Да, известный воевода, да, покоритель многих племен и народов, но пред тобою, равно как и пред самим Великим Киевским князем, он – первый среди челяди, и не более того. Оскорбив тебя, он оскорбил саму великокняжескую власть…