Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь
Но вскоре рука противника Моревеля стала ослабевать и шпага Моревеля воткнулась в его плечо.
Незнакомец, сражавшийся с Крёзэ, выбил шпагу из его рук и бросился к раненому Этьенну. Перевязать рану было делом минуты. Моревель бесстрастно смотрел на него, но как только незнакомец открыл грудь Этьенна, раздался крик и началась битва опять между покровителем Этьенна и королевским мясником.
Но незнакомец, кажется, лишился ловкости и присутствия духа и через несколько минут лежал на земле.
Моревель пронзительно свистнул, несколько человек тотчас вышли из кустов.
— Унесите! — приказал он, указывая на Этьенна. — А вы унесите этого, — сказал он, обращаясь к другим и указывая на незнакомца.
Этьенна быстро понесли по направлению к городу, а когда прислуга наклонилась к незнакомцу, показались дозорные под начальством Габастона.
Поскольку дуэли были строго запрещены королевой-матерью, для того, чтобы ничто не возмущало в эти свадебные дни спокойствия столицы, Моревелю с помощниками пришлось бежать, бросив незнакомца на месте поединка.
Через час незнакомец пришел в себя. Его поддерживал какой-то человек.
— Это ты? — прошептал раненый слабым голосом.
— Неужели вы думаете, капитан, что я могу бросить вас, когда угрожает опасность?
— Благодарю, Ресто, благодарю!.. Но он!.. Он!..
— О ком вы говорите, капитан?
— О молодом человеке, которого они ранили… об Этьенне Ферране.
— А! Это его уносили, когда я подбежал.
— Что же ты не пошел за ними?
— Капитан, я должен был прежде заняться вами.
— Ты видел, в какую сторону они пошли?
— Они повернули к Нельской башне.
— Ступай и отыщи следы Этьенна… Я хочу знать, что они сделали с ним.
Незнакомец дотащился до таверны, находившейся недалеко, но там, лишившись сил, он чуть было опять не упал, как вдруг какой-то человек бросился к нему на помощь.
— Амброаз Парэ! — едва вымолвил раненый. — О, спасите меня, спасите меня! — и лишился чувств.
Амброаз Парэ, знаменитый хирург, славился в Париже своей готовностью помогать всем, кто нуждался в его услугах, будь то богач или бедняк.
Не осведомляясь о том, кто этот раненый, он велел отнести его в таверну. Рана была не опасна и через несколько часов незнакомец, хотя очень слабый, воротился в таверну, где он жил, опираясь о руку хирурга.
Несколько часов незнакомец напрасно ждал, что его верный Ресто придет сообщить, куда люди Моревеля унесли Этьенна Феррана.
Так как он спешил на встречу с Марией Тушэ, то он написал несколько слов Ресто и оставил их на столе в своей комнате, надел длинную монастырскую рясу и ушел на улицу Тиршап, где был дом Марии.
Сначала его не пустили к Марии Тушэ. С некоторых пор она принимала только тех, которые знали пароль гугенотов.
Незнакомец написал несколько слов на листке бумаги и отдал лакею.
Через несколько минут он входил в комнату.
Мария Тушэ сделала ему знак сесть в кресло, а сама села у стола, где перед тем что-то писала. Наступила пауза, которую, по-видимому, никто не хотел прервать. Наконец, Мария проговорила:
— Если я хорошо поняла слова, начертанные на этом листке, вы хотите говорить со мной о прошлом, отец мой?.
Монах наклонил голову.
— Только тот, кто знал мою прежнюю жизнь, — продолжала Мария, — мог написать: «Я знаю замок Ламбреда».
То же движение головою и то же молчание со стороны монаха.
— Но чего же вы хотите и для чего пришли?
— Я пришел рассказать вам странную историю, — медленно произнес незнакомец. — Это история об одном человеке, который был убит.
— Убит! — воскликнула Мария.
— Убит вами…
— Это неправда!..
— Вы когда-то любили Рауля д’Альтенэ…
— О, да! Очень любила, но…
Но… по вашему приказу убийца поднял на него кинжал.
— Именем священного сана, который вы носите, отец мой, заклинаю вас разъяснить мне эти слова!
— Хорошо. В Орлеане в доме на берегу жила молодая девушка по имени Мария Тушэ. Хотя она выходила из дома только в сопровождении надзирательницы, Мария, сердце которой было чувствительно, отвечала на страсть бедного молодого дворянина Рауля д’Альтенэ. Так ли?
— Это правда.
— Надзирательница сделалась поверенной Марии, которая впоследствии вместе с этой женщиной уезжала на несколько месяцев из своего родного города. Когда Мария воротилась в родительский дом, она была матерью сына, которого отдали к кормилице в окрестностях Орлеана. Но отец Марии, Жером Тушэ простил ее и взялся даже воспитать этого ребенка, своего внука.
Мария хотела прервать рассказ, но он остановил ее движением руки.
— Рауль д’Альтенэ, узнав о том, как тяжело переживает отец Марии, сказал ей, что через несколько дней пойдет просить ее руки у ее отца. Правда ли это?
— О, да! — отвечала Мария.
— Но вдруг все переменилось; в ту минуту, когда Рауль д’Альтенэ входил в дом парфюмера Жерома, он узнал с изумлением, что та, которой он хотел дать свое имя, выходила через день за богатого старика Ламбреда, замок которого находился у орлеанских ворот… Правда ли это?
Мария Тушэ изменилась в лице.
— От чего же, — воскликнула Мария Тушэ, — Рауль не старался увидеться со мною? Я сообщила бы ему о принуждении, которому я покорялась… Я сказала бы ему: дело идет о чести моего отца!.. Я должна принести себя в жертву!..
— Позвать вас было для него невозможно, потому что в ту самую минуту, как он разговаривал с надзирательницей, его схватили, ударили, связали и бросили в глубокую яму.
— Рауль знал, кто это сделал? — спросила Мария.
— Может быть… Во всяком случае, какая ему была нужда до имени этого холопа, когда, волоча его в темницу, они радовались, что исполнили приказ своей госпожи, Марии Тушэ?
— О, негодяй, он обвинил меня!
— Рауля оставили, думая, что он мертв, но несколько дней он прятался в окрестностях замка Ламбреда, и слышал разговор двух человек, старика и молодого человека.
— Что же они говорили?
— Старик благодарил молодого человека за убийство д’Альтенэ.
— Как звали этих людей? — повелительно спросила Мария.
— Ламбреда и Моревель.
— Моревель!.. Которого я ввела в королевский двор!
— Прекрасное положение, нечего сказать! Он любил вас тогда и убил не только Рауля, но зажег замок Ламбреда, и старик, который должен был на вас жениться, сгорел.
— А Рауль?
— Рауль… Рауль был спасен его преданным молочным братом, Ресто.
Лицо Марии засияло радостью.
— До отъезда из Орлеана молодой человек хотел в последний раз обнять своего сына… ребенок исчез…
— Да! Это правда!
— Через месяц Ресто вступил вместе с Раулем в отряд волонтеров. Он проклинал вас и тогда и во все часы своей жизни! Для него вы были злой матерью, для него вы были его убийцей!..
Мария Тушэ, бледная как привидение, смотрела на монаха не говоря ни слова.
— Угодно вам знать конец этой истории? Рауль искал повсюду смерти и не мог ее найти. Рассказывать его жизнь в продолжение пятнадцати лет было бы невозможно… Однажды он узнал, что его бывшая возлюбленная сделалась любовницей французского короля… Сначала это заставило его презрительно засмеяться, потом он заплакал… и наконец, приехал в Париж. Там он узнал, что Моревель, королевский мясник, был любовником и сообщником той, которой он прежде хотел дать свое имя.
Мария вдруг вскочила, сияла распятие, висевшее на стене, и подошла к монаху.
— Клянусь, что я никогда не была сообщницей в убийстве Рауля и пропаже ребенка!.. Клянусь Спасителем, что Моревель никогда не был моим любовником! Я была так одинока в Париже и мне нужно было окружить себя верными людьми. Это я помогла ему поступить на тайную службу к королю. Но негодяй отплатил мне тем, что связал меня и бросил в реку, и только случайно я была спасена гугенотами…
Не выдержав, Мария заплакала.
Монах, вскинув руки, отбросил с головы капюшон рясы.
Перед Марией стоял постаревший, с сединой в волосах, в шрамах, но все же сразу узнаваемый Рауль д’Альтенэ.
Увидев его, Мария закричала и потеряла сознание.
XVII. Нельская башня
Очнувшись, Этьенн увидел себя в мрачной комнате с низкими каменными сводами. Был полумрак, свет исходил только из слабой, коптящей масляной лампы.
Этьенн оглянулся и, убедившись, что в комнате никого нет, попытался встать с кровати, и пошевелил связанными руками. Они были перехвачены веревкой так крепко, что уже начинали затекать.
Он напряг руки, стараясь разорвать веревки, но все было напрасно. Рассматривая стены, Этьенн увидел в стене вмурованное кольцо, вероятно, служившее для кого-то орудием пытки.
Подойдя, юноша дотянулся до кольца и нащупал острые концы основания. Чтобы перетереть веревки, понадобилось много времени, но, наконец, все было кончено. Теперь руки были свободны.
