Юрий Никитин - Князь Владимир
– Отважная девка… Я знавал ее мать. Говорят, она ведьма. Ведает много, к тому ж еще и умеет кое-что из того, что другие не могут. Княже, ты бы лучше каву пил! А то мозги прочищаешь, а память тебе такое занятие отшибает. Ты ж сам кричал с коня, чтобы я заглянул вечером!
Владимир хлопнул себя по лбу:
– Ах да! Вспомнил. Садись, перекусим.
Сувор поставил на стол широкие блюда с жареными курами, карасями в сметане, варениками с вишнями. Владимир принялся есть жадно, хватал руками горячие куски, обжигался, совал в рот. Тавр, хоть и успел перекусить, понаблюдал за князем и тоже ощутил зверский голод.
– Ты знаешь, сколько было русичей и славян на чужой службе, – сказал Владимир с набитым ртом. – Ты ешь, ешь! Надо бы как-то привязать народ… Доколе будем отдавать свою кровь и честь другим народам? Добро бы еще те умели пользоваться! Служили наши пращуры египетским фараонам, а где теперь фараоны? Служили мидийским каганам, а где теперь каганы? Нанимались к эллинам, давали им лучших полководцев, героев, даже богов, но сгинули эллины, и жаба за ними не кумкнула, а с ними пропала и служба наша. Был гордый Рим, были в нем славяне императорами и полководцами, но пал Рим…
Он умолк, припав к кувшину с квасом. Тонкая струйка побежала по подбородку, плеснула на вышитую рубашку. Тавр ел неспешно, аккуратно. Спросил, не давясь куском:
– И что ты хочешь?
– Найти путь, чтобы не давать чужим пользоваться нашими руками и умами. Они пользоваться не умеют, а мы от потери крови слабеем. Юнаки уходят в дальние страны, становятся знатными мужами, но что нам от того?
– И что хочешь?
– Что, – повторил Владимир зло. – Чтобы не от нас бежали, а к нам!
Тавр захохотал, чуть не удавился курицей:
– Во-во! Дикие печенеги уже пришли. Осталось только ромеям посвистать, чтобы там все бросили и пришли служить тебе!
– Нет, ты скажи, что не так? Печенеги уже служат Руси. Как и берендеи, торки, савиры… Но свои все одно будут разбегаться. Царьград краше Киева, а есть еще Рим, Багдад…
Владимир раздраженно отодвинул блюдо с обглоданными костьми:
– Ежели будет у нас войско, то воеводы останутся у нас, а ежели начнем украшать Киев и другие города, то и мастера останутся здесь, всем работы хватит. А то и другие приедут. Как в Царьград. Ясно?
Тавр покачал головой:
– А на какие шиши? Царьград побогаче. Ты на деньги, что вывез из Царьграда, печенегов подкупил. Варягов сплавил на жидовские деньги, еще не скоро расплатишься, а что у тебя еще?
Владимир напомнил хмуро:
– Мы захватили скарбницу Ярополка. Правда, там едва-едва на оплату войска… но у кого мечи, у того и власть. А власть сумеет выжать деньги. Ты начинай думать. То ли налоги новые ввести, то ли еще что, но давай шевелить сонную Русь! Здесь все один на другого кивают. Даже когда горит, и то с печи не слезают, норовят отодвинуться. А когда и там припечет, то соседа просят «Пожар» крикнуть!
Глава 22
Тавр непонимающе смотрел на огромный стол. Только чашка с горячей кавой сиротливо примостилась на краю, а по всему столу стояли деревянные фигурки Велеса, Перуна, Сварога, Симаргла, какие-то собакоголовые, неизвестный божок с рогами и торчащими, как у кабана, клыками.
– Никак в волхвы удумал? – спросил он насмешливо. – Правильно, гиблое это дело, князевание. А волхвы ни за что не отвечают, спят как свиньи, жрут в три пуза, на звезды смотрят, а еду и питье им прямо в капище носят…
Владимир огрызнулся:
– Хохочи, коли зубы хороши. Сейчас как раз пора богами заняться. Волхвы говорят, что все войны наши, походы и деяния, славные или бесславные, устройство земель и покон – лишь отражение воли богов. Какого бога себе изберем, туда нас и поведут, как стадо баранов.
Тавр хохотнул, но взглянул уважительно:
– Это в самую точку! Перуну принесешь жертву – в дружинники попадешь, Велесу – в пастухи или торговцы заманит, Симарглу – в дальние украины отправит службу нести… Ты, князь, как я понял, хочешь выбрать главного бога?
– Да.
– Тогда Перуна, – сказал Тавр, не задумываясь. – Он поведет к победам.
– Или к поражениям, – возразил Владимир. – Перун не бог побед, а бог войны.
– Тогда Велеса?
– И торговля для нас не главное. Хоть и не чураемся. Велеса и Перуна можно поставить по бокам главного бога, на ступеньку ниже… А вот кого во главу?
– Княже, а что ломать голову, когда наши отцы-прадеды давно рассудили? Во главе бог богов Сварог, владыка неба и небесного огня, дальше его сыны Сварожичи: Даждьбог, владыка земного огня, Месяц – владыка ночного огня… Правда, чем они занимаются, я как-то не разобрался.
– Вот-вот!
– Говорят, помогают.
Владимир покачал головой. Тавр смутно удивился, лицо князя было более изнуренное, чем после недели боев с ярополковцами.
– Как? Куда ведут? Ведь боги есть и у других народов! Но почему одни народы возвышаются, а другие рассыпаются в прах? Иные в такой прах, что даже волхвы их не помнят. Надо избрать такого бога, который вел бы нас к вечной славе, богатству, чтобы всем… лучше на свете жилось!
– Во загнул! А есть такой бог?
– Надо найти. Если не мы с тобой, то кто? Простой народ занят добыванием хлеба, воины землю охраняют, бабы рожают, скорняки обувку тачают… Им некогда на небо глянуть! А у нас с тобой и хлеб на столе, и сапоги на ногах. У нас есть время и силы поискать то, на что у простого люда… Я даже не знаю!
Тавр задумался:
– А если такого бога вовсе нет?
– Как это?
– Ну, боги не все были сотворены великим Родом. Какие-то рождались уже позже. Сварог родил двух Сварожичей, те еще что-то наплодили. Не всяк волхв упомнит! И сейчас еще рождаются. На Востоке Аллах совсем недавно появился, а какую силу обрел! Может быть, наш бог еще и не родился?
Владимир прошептал потерянно:
– Тогда мы, нынешние, обречены… Но надо искать, пусть даже найдем еще в колыбели.
– Где искать?
Владимир уже взял себя в руки, взгляд стал жестче.
– Империи возникают и рассыпаются в пыль, боги рождаются и умирают. Русь сейчас стоит на том, что мы все – люди, все имеем право на жизнь и землю. И не важно, кто из нас полянин, кто древлянин, кто меря, а кто чудь. Вот и боги наши должны стоять, как мне кажется, не на ступеньках… а велим соорудить плотникам и дикарщикам ровную такую площадку… шагов десять в поперечнике… Нет, десяти не хватит! Пусть будет пятнадцать шагов. И всех богов поставим по кругу.
Тавр мгновение смотрел в раскрасневшееся лицо молодого князя. Медленно наклонил голову:
– И оставим два-три пустых места.
– Зачем? – насторожился Владимир.
– Для новых богов.
– Думаешь, так быстро найдем?
– Нет, на случай, если еще какое племя войдет в состав Руси. Ведь примем их как равных?
Владимир вскочил, обнял Тавра. Тот доказал снова, что мгновенно проникает мыслью в замыслы князя, начинает их развивать, наращивать плоть, смотрит, как вдохнуть в них душу.
– Скажи христианам и иудеям, пусть поставят своих Христа и Аллаха… или как там ихних главных, рядом с нашими!
Тавр смущенно высвободился:
– Если не передерутся в одном капище…
Поздно вечером он отодвинул в раздражении стол, выбрался во двор. Звезды усыпали небо яркие, крупные, полная луна висела прямо над головой. Бесшумные летучие мыши возникали из ниоткуда и выхватывали из перегретого воздуха натужно ревущих жуков.
Луна освещала большую пристройку в два поверха на заднем дворе. В половине окон еще горел красноватый свет лучин. Владимир нахмурился, пересек быстрыми шагами двор.
На крыльце пусто, хотя там должен был находиться гридень. Владимир быстро взбежал по скрипучим ступенькам. Когда пошел по лестнице на второй поверх, услышал, как там хлопнули двери, кто-то ойкнул, зашелестели торопливые шаги.
Наверху узкий коридор, по обе стороны двери комнат. В каждой комнате по четыре ложа, по столу с двумя лавками.
Владимир толкнул дверь, она и должна быть незаперта, ворвался уже разъяренный. Два ложа были пусты, но Милана и Любава сидели у окна, пряли и напевали что-то тихое, печальное. Злата и еще одна наложница, Владимир имени ее не запомнил, спали. Злата разбросалась во всей красе, пышнотелая и со сдобной белой грудью, а другая согнулась калачиком, колени подтянула к подбородку, ветхое одеяло натянула на голову.
– Кто здесь был? – рявкнул Владимир.
Девушки в испуге подскочили. Милана побелела, она всегда страшилась великого князя до потери сознания, а Любава медленно покачала головой:
– Ни… кого.
Ее губы дрожали, но Владимиру почудилось в ее голосе злорадство. Две другие проснулись, смотрели вытаращенными глазами. Одеяло сползло со Златы, теплой и разомлевшей от сладкого сна, глаза томные и покорные, как у коровы.
Владимир круто повернулся, выбежал. Одна дверь привлекла внимание, он добежал, распахнул ногой. Темно, только серебристый лунный свет очерчивает четыре ложа, стол. Все четверо неподвижны под одеялами. Но в комнате ясно слышится запах крепкого пота, горящей лучины.
