Белые степи - Рамазан Нурисламович Шайхулов
Шел четвертый год войны. Пришли затяжные февральские бураны. По степи и по селу мело так, что можно было заблудиться и в собственном дворе. Приземистые дома занесло под крыши, уж не говоря о разделяющих дворы плетеных изгородях, которые полностью ушли под снег. Их присутствие выдавали лишь причудливые завихрения складчатых гладких сугробов.
– Подожди, давай я папе этой семьи сошью тулупчик, а то он совсем не готов к поездке в лес за дровами. А ты пока придумай, во что одеть невесту для свадьбы, и заодно пусть и жених приоденется.
В такие дни Зухра, несмотря на то что ей уже было семнадцать, всецело отдавалась игре с сестренкой Зулейхой – мастерила куклы и шила для них наряды. Основой для кукол были ветки: побольше и рогатиной наверх – папа, рогатиной вниз – мама. Поменьше ветки – дети, были и совсем крохотные ляльки. Постепенно создавались целые семьи, и отличались они цветом и «фасоном» одежды. Мастерили и лошадей, и сани. Куклы ездили, ходили друг к другу в гости, женились, рожали, убирали урожай. У всех были свои имена. На ночь их аккуратно укладывали спать в собственных домах – огороженных теми же ветками участках под столом и нарами.
В эти длинные зимние вечера казалось, что время застыло, и лишь новости одна непонятнее другой будоражили сельчан.
– Гадыльша, слышал новость? – на ходу отряхивая снег с воротника и постукивая мерзлыми валенками об пол у порога, освобождаясь от налипшего снега и не здороваясь, заговорил сосед Сабир. – Поговаривают, что царя Николая скинули. Приехал брат Султанбека с Уфы, чтобы предупредить нашего бая, чтобы он поостерегся, подумал, как свое добро спасти. Без царя-то как? Как думаешь, правда или нет?
– Не знаю, Сабир. В Архангельском-то люди давно шумят. Как ни приедешь на базар, так все толпятся вокруг горлопанов. А те давай народ мутить, мол, царизм изжил себя, что войну проигрываем, что надо спасать Отечество, и самое-то страшное – кричат: «Долой царя!» А как без царя-то жить? Видимо, и докричались, раз с самой Уфы такую новость принесли…
– Ай, ай, ай… Как же, а? Кто теперь нами править-то будет? Хотя, с другой стороны, может, и правильно, что скинули?.. Уж слишком трудно нам всем стало… В лавке товара кот наплакал, а что есть, все втридорога предлагают. Да и налогами как прижали! Все на фронт! Никак не насытятся эти царские слуги…
– Хе, кхе… – прокашлялся Гадыльша. – А ты думаешь, что новый правитель золотым для нас будет и что нам сразу все блага с неба и посыпятся? Жди, как бы еще хуже не стало. Сейчас до власти другие дорвутся и начнут все под себя мять, сначала установят свои порядки, да начнут хуже прежних воровать. Сосед, пока есть на свете человек, не жди справедливой власти – человеку властвующему всегда своя рубашка ближе к родному телу. Как бы нам не пришлось еще туже затянуть пояса…
Зухра с детства видела на монетах чеканный профиль царя, его портреты с царицей в газетах и привыкла считать, что всем хорошим, что происходит на земле, они обязаны царю. И как теперь без него? Как же это может быть? Как можно дальше жить, кто заменит его государевых слуг, кому подчиняться?
Потом приезжающие с войны, потрепанные, израненные и обозленные солдаты везде кричали, что пришла свобода, что надо брать власть в свои руки. Но кому нужна эта свобода без порядка? И так из-за этой войны в село пришли одни беды: поля позарастали, стало меньше лошадей и мужчин-пахарей, лавки пустели, ярмарки беднели, и торгаши, пользуясь недостатком товаров, взвинчивали цены.
Но жизнь шла своим чередом. За это время Зухра превратилась в красивую девушку. Хоть и была небольшого росточка, но любого мужчину привлекала ее ладная упругая фигура. Ее круглое беленькое лицо с большими голубыми глазами обрамляли густые кудрявые волосы. И нравом она была веселой и озорной, любила пошутить, за словом в карман не лезла, любого нахала острым словцом могла отбрить. Над шутками и смешными случаями смеялась до слез. А уж по хозяйству ей не было равных: делала все, что положено хозяйке. Обшивала всю семью, ловко и быстро вязала из обработанной ею же шерсти носки и варежки и даже научилась вязать пуховые платки. Уже не один бывалый фронтовик намекал на сватовство, но она никому не давала согласия. Отец ее не неволил, держал данное ей в детстве слово – не выдавать замуж за нелюбимого человека.
Ахат с Шакиром тоже стали джигитами. Ахат на рубке леса и сплавах окреп, возмужал, вырос высоким и сильным. Шакир же из-за учебы в медресе стал степенным и рассудительным. Духовная чистота, убежденность в силе веры придавали его действиям и поступкам твердость и непоколебимость. Все, что он делал, начинал с просьбы у Аллаха благословения и поэтому, уверенный в успехе, добивался многого.
В отсутствие Ахата Зухра и Шакир общались больше, но уже не за детскими играми, а в долгих беседах. Когда они медленно вышагивали по излюбленным местам, Шакир много рассказывал ей о прочитанных книгах. Ее воображение особенно потрясла пересказанная Шакиром история про Баянсылу и Козы Корпеш, как пояснил Шакир, – это герои казахов.
Зухра присела на возвышение у основания их любимого тополя. Отсюда открывался чудесный вид на гору Караульную и долину реки Мендым. Солнце клонилось к закату, и горы были мягко подсвечены вечерним румяным светом. Перед Зухрой вышагивал взволнованный, вдохновленный легендой Шакир. Его глаза сверкали, отражали свет заходящего солнца:
– Это, Зухра, старинная легенда о трагической любви Козы Корпеш и Баян Сылу. В давние времена друзья с детства Сарыбай и Карабай поклялись поженить своих детей и еще до появления их на свет обручили. Но Сарыбай еще до рождения сына умирает во время охоты. Подрастающие Козы и Баян, еще не видевшие друг друга, но связанные узами брачного договора, встретились и полюбили друг друга. Но со временем Карабай решает нарушить договор с погибшим другом и обещает отдать свою дочь за местного палуана (батыра) Кодара, спасшего однажды его отары от джута. Кодар становится преградой между влюбленными. В неравной схватке сложит буйную голову Козы. Опечаленная Баян, чтобы отомстить убийце, прибегает к хитрости. Она обещает выйти замуж за Кодара, если тот выроет для нее колодец с ключевой
