Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса - Маргарет Джордж
Понятно, почему сестра должна остаться в детской – ей ведь всего два года! Но мне-то уже семь лет. Почему же я не могу присоединиться к взрослым? Целый год я надеялся, что буду участвовать в грядущих рождественских пирах. Неужели, справив минувшим летом день рождения, я еще не достиг разумного возраста?
Разочарование было столь сокрушительным, что я зарыдал и начал разбрасывать по полу свою одежду. Впервые я открыто показал свой характерец, и все застыли, уставившись на меня. Ну и отлично! Наконец они поймут, что я заслуживаю внимания!
– Лорд Генрих! Прекратите! – воскликнула Энн Льюк, подскочив ко мне. – Ваши выходки просто неподобающи!
Она пригнулась, уворачиваясь от летящего наугад башмака, и попыталась схватить меня за руки, но я вырвался от нее.
– Такое поведение недостойно принца!
Последняя фраза возымела желаемый эффект. Я остановился, хотя по-прежнему задыхался от злости.
– Я желаю пойти на этот пир, – переведя дух, спокойно заявил я. – Мне уже сравнялось семь, и, по-моему, жестоко со стороны короля лишать меня удовольствия и в нынешнем году.
– Принцы, достаточно взрослые для участия в королевских праздниках, не разбрасывают свои вещи и не визжат, как обезьянки.
Обрадовавшись, что я успокоился, Энн неуклюже поднялась с колен.
Тогда я понял, что надо делать.
– Пожалуйста, няня Льюк, – ласково сказал я. – Мне так сильно хочется пойти на пир. Я ведь столько ждал! В прошлом году его величество обещал… А теперь опять хочет оставить меня в детской.
Это была выдумка чистой воды, но я надеялся, что она поможет.
– Вероятно, его милость узнал о том, что вы с Маргаритой выкинули сегодня, – туманно намекнула няня. – Помчались вперед как оголтелые, оставив позади всю свиту.
– Но ведь Маргарите не запретили идти, – логично возразил я.
– Ах, Генри, – вздохнула Льюк. – Ну что с вами делать…
Увидев, что она с улыбкой смотрит на меня, я понял, что нашел верный подход.
– Так и быть, я поговорю с лорд-камергером и спрошу, не согласится ли его милость пересмотреть решение.
С радостным видом я начал собирать разбросанную одежду, уже прикидывая, во что лучше принарядиться. Вот так я узнал, как надо добиваться своего: сначала показать характер, а уж потом ласково изложить свои просьбы. Урок запомнился легко, а я никогда не упускал случая поучиться.
В семь часов вечера Артура, Маргариту и меня повели на пиршество в Большой зал. В коридоре музыканты готовились к выступлению. Они изрядно фальшивили и, словно извиняясь, жалобно поглядывали на нас, когда мы проходили мимо.
В числе прочих наук всех детей короля обучали и музыке. Предполагалось, что каждый из нас будет играть на одном из инструментов. Это вызывало сильное сопротивление со стороны Артура и Маргариты, но я научился перебирать струны лютни с той же легкостью, с какой освоил езду на лошади. Мне хотелось заодно овладеть верджинелом[6], флейтой и органом, но учитель сказал, что придется подождать, поскольку на каждом инструменте учатся играть по отдельности. Поэтому пришлось набраться терпения, хотя его мне явно не хватало.
Я полагал, что королевские музыканты должны мастерски исполнять песни и танцы, однако меня захлестнуло разочарование. В своем искусстве они недалеко ушли от меня.
Уилл:
Это заблуждение, поскольку у Генриха был исключительный талант к музыке. Думается, уже в семь лет он играл лучше этих нерадивых дармоедов.
Генрих VIII:
Переступив порог зала, мы попали в сказочное царство сияющего золотистого света. Там пылало множество свечей, расставленных на длинных столах вдоль боковых стен, между которыми возвышался помост с королевским столом. На белых скатертях поблескивали золотые блюда и кубки.
Как только мы вступили в зал, сбоку к нам приблизился чопорный распорядитель в шикарном наряде бордового бархата и, поклонившись, заговорил с Артуром. Тот кивнул в ответ, и его препроводили к возвышению, где брату полагалось занять место рядом с королем и королевой.
Почти одновременно появился и другой придворный, обратившийся к нам с Маргаритой. Этот парень с круглой физиономией выглядел помоложе и попроще.
– Вашим светлостям отведены места за ближайшим к королю столом. Оттуда будут прекрасно видны все пантомимы и шутовские трюки.
Он развернулся и провел нас через толпу гостей; мне казалось, мы пробираемся сквозь лес бархатных плащей. Показав наши места, он поклонился нам и удалился.
– Кто он такой? – спросил я Маргариту.
Сестра уже побывала на нескольких дворцовых приемах, и я надеялся, что она хорошо осведомлена.
– Граф Суррей, Томас Говард. Раньше его называли герцог Норфолк. – Видя мое непонимание, она добавила: – Ты же знаешь! Он возглавляет род Говардов. Они поддерживали Ричарда Третьего. Поэтому теперь он граф, а не герцог. И ему приходится доказывать свою верность, рассаживая на пирах королевских детей! – Маргарита злорадно усмехнулась. – Возможно, когда-нибудь он вновь заслужит титул герцога. Видимо, рассчитывает на это.
– А род Говардов… – вопросительно начал я, но она, как обычно, предупредила мой вопрос:
– Могущественный и ветвистый. Они повсюду.
Так оно и оказалось. Потом я припомнил, что до того празднества ни разу не слышал такой фамилии. Став королем, я взял за себя двух женщин этого рода, трех его представителей казнил и женил сына еще на одной из Говардов… Однако эти события произошли много позднее, а тогда никто из моих будущих родственников еще не появился на свет, и сам я, семилетний, второй сын английского монарха, ждал дня, когда мне велят принести церковные обеты. Если бы я знал, чему суждено быть в действительности, то, вероятно, мне следовало бы, опередив время, убить Томаса Говарда в тот же вечер. Или ему меня. Но вместо этого он повернулся ко мне спиной и исчез в толпе, отправившись по своим делам, а я уселся на стул, подложив под себя одну ногу, чтобы казаться повыше. Праздничная жизнь, как и положено, потекла дальше, словно вода по склону холма.
Внезапно гул людских голосов прорезал звучное (хотя слегка несогласованное) пение корнетов и сакбутов[7]. Гости мгновенно затихли. Музыканты начали исполнять медленный церемониальный марш, и в зал торжественно вступили король, королева и мать короля, а за ними следовали первые сановники: лорд-канцлер, архиепископ Уорхем; лорд – хранитель малой печати, епископ Фокс; министр, епископ Рассел. Завершал процессию Томас Уолси, священник, ведавший раздачей королевской милостыни. Должно быть, он не перетруждался, поскольку наш прижимистый король не был щедр на подаяния.
Но вот чудесное явление! Душа моя воспарила, я не мог отвести взгляд от нее – от королевы, моей матушки. С раннего детства я благоговел перед Богоматерью, Царицей
