У начала нет конца - Виктор Александрович Ефремов
Мужчины пошли своей дорогой, а я часть коров погнал на поляну, где они паслись. Через два часа все коровы собрались в одном месте, кроме одной. Беспокойство всё равно оставалось большое. Настроения никакого, скоро домой гнать коров, а одной нет. Вдруг не придёт, что тогда? Всё, больше никогда не буду соглашаться пасти коров. Лучше буду пропадать в катакомбах, как мои друзья, которые не в лагере. Жара стояла за тридцать, насекомые одолевали меня и коров. Без коров их как будто нет.
Так с трудом дождался я окончания дня и погнал коров к их домам, где их встречали хозяева. Ко мне никаких претензий от них не было и так же не было нареканий от соседки напротив, корова которой сбежала и уже стояла давно у себя в стойле. Соседка при встрече объяснила, что её корова часто уходит домой из стада, а я об этом не знал. Не знал ещё много – на то она жизнь, чтобы учиться. Коров всё равно больше не пас. На брюки себе заработал.
Брат у меня тоже работал в саду колхозном, помогал вывозить ящики с яблоками на склад. Вывозил ещё арбузы с баштана, где трудился отец сторожем. У меня теперь времени было много для безделья: ходить на рыбалку, в катакомбы, иногда к отцу – поесть холодненьких арбузов, дынь. Скоро будут отбирать самые спелые и большие арбузы и отправлять на ВДНХ, в Москву. У меня отец в прошлом году возил с бригадой лучшие арбузы на выставку, для продажи.
Мы часто с ребятами пугали жителей колхоза, которые возвращались из клуба после какого-нибудь фильма домой. Выбирали большие арбузы, вырезали одно отверстие, чтобы рука входила, и всю мякоть изнутри вынимали – съедали или выбрасывали. Получалась большая голова с вырезанными в ней глазами, ртом и носом, а внутри этого пустого арбуза ставили свечку и зажигали. Люди, выходя из клуба видели эту жуткую картину, были в ужасе. Но это увлечение было не долгим и не прижилось.
Как-то мы с братом решили поискать в катакомбах фляжки и котелки, которых после войны оставалось ещё достаточно от прятавшихся там партизан, которые там жили, как и в лесу – в этих каменных джунглях. В ракушечных отложениях выпиливались целые комнаты, там обустраивались партизаны. Эти подземные лабиринты уходили под землёй на несколько километров и уводили людей так (без проводника), что они часто терялись, поэтому нам строго запрещалось удаляться далеко. Но нам, детям, интерес и тайны были важнее всяких запретов взрослых.
Мы с братом приготовили факелы, без них никак не обойтись, и нарезали больше бумаги на мелкие кусочки, рассовали по карманам, за пазуху, а то вдруг кончатся. Метров на пятьдесят этот путь для всех был знаком и исхожен, а дальше было много ответвлений и коридоров, которые часто приводили в тупик. Мы с братом выбрали путь прямо, зажгли факелы. Брат Толик шёл впереди, а я сзади с факелом и ещё разбрасывал бумажки – это был наш указатель, чтобы не потеряться. Местами было сыро и жутко. Раза четыре попадали в тупик. Приходилось возвращаться. Встречались тупики с двумя-тремя комнатами, где жили и обитали партизаны, но кроме тряпья и бумаг с жестяными банками мы ничего не находили. Попадались проржавевшие алюминиевые вилки и ложки. Фляжек, мисок, кружек пока не попадалось. Видимо, до нас растащили. Сколько до нас уже здесь побывало? После войны прошло больше десяти лет, поэтому искать здесь уже нечего, если только в земле. Это сколько надо перерыть! Мне просто повезло, когда копал ямки под виноградник и нашёл пистолет, и такого случая уже, наверно, не представится. Но мы продолжали с братом упорно искать, желая хоть что-нибудь интересное найти, что не зря ходили. Мы уже бродили около двух часов по этим лабиринтам. Я уже свой факел брату Толику отдал. Хорошо, что указателей много – нарезанной бумаги. Я своему брату напомнил:
– Может, возвратимся, ничего нет.
Толик тоже готов был сдаться:
– Сейчас ещё один тупик найдём, и всё – пойдём назад, – хотя до тупика было далеко или его вообще не было.
Брат вдруг тщательно начал освещать одну из стенок, в которой находилась ниша, а в ней находился небольшой ящик с патронами. Мы его аккуратно вытащили и поставили. Он был хоть и не полный, но тяжёлый. Брату я сразу сказал:
– Давай его оставим там же, а когда надо заберёшь, я его не потащу, как хочешь. Мне это и не надо.
– А тебя никто не просит, я сам его и вытащу. У входа устроим фейерверк.
Я не стал возражать брату. Он мне дал факел, а сам понёс ящик с патронами. Теперь я шёл впереди и освещал наш пройденный маршрут. Толик с ящиком пыхтел сзади, но ничего не говорил, чтобы помочь.
Вскоре появился свет, мы вышли из катакомб, ничего не найдя, что искали, кроме патронов. Немного передохнули. Брат принёс сухих веток, разжёг костёр и сказал:
– Сейчас устроим представление. Половину патронов бабахнем, а остальное спрячем. – он высыпал половину патронов на землю, а оставшиеся отнёс за большой камень, куда мы тоже должны спрятаться.
Брат забросал патроны в огонь и сам побежал за камень, крикнув мне:
– Беги!
Но я немного замешкался – некоторые патроны начали взрываться. Подбежав уже к камню, почувствовал, что сзади в ногу что-то кольнуло. Упав на землю, пополз за камень и потерял сознание. Опомнившись, хотел встать, но с ноги бежала кровь, я рядом сидел перепуганный брат, не зная, что делать. Он с радостью выпалил:
–Ты живой?
Пуля прошла на вылет, не задев кость. Сняв майку, брат перевязал мне рану. Я сам был сильно напуган от этого фейерверка и раны. Мне пришлось опять поваляться в больнице, но в школу пошёл вовремя и нисколько не хромал, всё обошлось. Мои детские приключения на этом в Крыму закончились. И всё это было эхом той войны, которая продолжается и по сей день. Это забыть невозможно!
Вымышленного в этих Крымских рассказах мало. Изменены только имена и фамилии, не указаны конкретные места, где происходили действия, так как со времён 50-60 годов многое в тех местах изменилось, особенно с распадом Советского союза. Многих сёл уже нет, как и нет тех катакомб, которые уже в то время распиливали на блоки для строительства домов и других нужд. Многое из сознания не стереть, зрительная память хранит многие эпизоды из того детства, что существовали, их не изменить. В то время было много трагических событий, как с детьми, так и со взрослыми. Но я взял из своей памяти те, что были ближе к
