Жюль Верн - Путешественники XIX века
Послом был назначен Маунтстюарт Элфинстон, который оставил нам очень интересный отчет о своей поездке. Ему мы обязаны совершенно новыми сведениями обо всей этой области и о племенах, ее населяющих. Его книга опять приобретает значение в наши дни. Нельзя без любопытства читать страницы, посвященные киберийцам и другим горцам, героям событий, развертывающихся перед нашими глазами.
Элфинстон выехал из Дели в октябре 1808 года, достиг Канунда, где начинаются сыпучие пески, и вступил в Шеха- вути – округ, населенный раджапутами. К концу октября посольство добралось до Сингауны, красивого города, в котором правил тогда раджа, оказавшийся завзятым курильщиком опиума.
«Это был, – рассказывает путешественник, – маленький человечек, с расширенными, горящими от употребления опиума глазами. Бороду, разделенную надвое, он зачесывал к ушам, что придавало ему грозный и дикий вид».
Отсюда Элфинстон направился в город Джунжунха, сады которого кажутся такими свежими среди пустыни. Этот город пока не зависит от биканерского раджи, чей доход не превышает 1 250000 франков. Приходится удивляться, как этому властителю удается собрать и такую сумму с бесплодной, высохшей страны, где бегают только миллионы крыс, стада газелей да дикие ослы.
«Тропинка вилась по песчаным холмам и была довольно узка, – говорит Элфинстон, описывая передвижение своего каравана,- два верблюда с трудом могли идти рядом. Если какой-нибудь верблюд хоть чуть-чуть уклонялся в сторону, он увязал в песке, как в снегу. Поэтому из-за малейшей задержки в голове колонны останавливался весь караван, а когда отставал хвост, то и авангард не мог двигаться вперед. Из опасения, как бы отделившиеся погонщики не затерялись среди песчаных холмов, все время подавали сигналы звуками трубы или барабана и всячески старались не отрываться друг от друга».
Не напоминает ли все это передвижение армии? Воинственные звуки, блеск мундиров и оружия – что тут похожего на посольство с мирными целями?
«Наши солдаты и слуги мучительно страдали, – сообщает посол далее, – от нехватки воды и дурного качества той, которую нам приходилось пить. Правда, обилие арбузов давало возможность утолять жажду, но это не обходилось без ущерба для здоровья. Большинство туземцев – индусов, сопровождавших нас, болело изнурительной лихорадкой и дизентерией. За* первую неделю нашего пребывания в Биканере умерло сорок человек».
Издали этот город кажется привлекательным, но в действительности он представляет собой беспорядочное скопление глинобитных хижин. Страна в это время была наводнена войсками пяти армий, и воюющие стороны засылали посланца за посланцем к англичанам, стараясь добиться от них материальной помощи или хотя бы моральной поддержки.
Элфинстон был принят биканерским раджей. «Его двор сильно отличался от тех дворов, какие мне до сих пор пришлось видеть в Индии. Люди здесь белее индусов, похожи на евреев чертами лица и носят на голове великолепные тюрбаны. У раджи и его близких родственников пестрые головные уборы украшены драгоценными камнями. Раджа опирался на стальной щит с шишкой посередине, инкрустированный по краям рубинами и алмазами. Раджа начал разговор с того, что посоветовал нам остерегаться жары и назойливости черни. По индусскому обычаю, мы сели на пол, и раджа обратился к нам с речью. Он сказал, что является вассалом властителя Дели, а так как Дели находится под господством англичан, то он рад признать в моем лице верховную власть нашего правительства. Он велел принести ключи от крепости и подал мне, но я отказался их принять, ибо не имел на это никакого права. После долгих уговоров раджа согласился оставить ключи у себя. Спустя несколько времени появилась труппа баядерок. Танцы и пение не прекращались до самого нашего отъезда».
За Биканером приходится опять идти пустыней; посреди нее, на реке Гифазе, по которой когда-то плыл флот Александра Македонского и которая вовсе не отвечает представлению, возникающему при этом воспоминании, стоят города Муджгур и Бахавалпур. В Бахавалпуре посольство поджидала густая толпа жителей. На другой день прибыл Бахавал-хан, правитель одной из восточных провинций Кабула. Он привез английскому послу роскошные подарки и проводил его по правому берегу Гифазы до Мултана, славящегося своими шелковыми тканями. Правитель этого города, узнав о прибытии англичан, ужасно перепугался. Долго совещались, как быть, если англичане неожиданно захватят город или потребуют его сдачи.
Но тревога вскоре улеглась, и встреча была самой сердечной. Описание, которое приводит Элфинстон, хотя и кажется преувеличенным, все же довольно любопытно.
«Правитель, – говорит он, – приветствовал секретаря посольства Стречи по персидскому обычаю. Они бок о бок направились к шатру, а между тем беспорядок вокруг все увеличивался. Тут раздавали тумаки; там всадники давили пеших. Лошадь мистера Стречи чуть не опрокинули, и секретарь с трудом удержался на ней. У самого шатра хан и его свита по ошибке на всем скаку налетели на конницу. Та еле успела перестроиться, чтобы пропустить их. Войско беспорядочно отступило к шатру, слуги хана бросились наутек, ширмы перед шатром были сорваны и полетели под ноги, полопались даже веревки, и полотнища чуть не свалились нам на голову. В шатер тотчас набилось много народу, и ничего нельзя было разглядеть. Правитель и десятеро его спутников уселись, остальные стояли, держа на караул. Визит не затянулся: правитель только усердно перебирал четки и торопливо твердил: «Добро пожаловать! Добро пожаловать!» Наконец он заявил, что мне уже, вероятно, надоела эта толкотня, и удалился».
Рассказ звучит забавно. Верен ли он во всех подробностях? Это, разумеется, неважно. 31 декабря посольство переправилось через Инд и вступило в страну, заботливо и старательно возделанную, что никак не напоминало Индостан. Местное население никогда не слышало об англичанах и путало их с монголами, афганцами или индусами. В результате среди этого легковерного народа об англичанах ходили самые странные слухи.
В Дера-Гази-Хане пришлось задержаться почти на месяц, пока не нашелся, наконец, «мехмендар» — чиновник, который должен был представить послов правителю. Двое англичан воспользовались задержкой и взобрались на пик Тахт-и-Сулейман, или «Трон Соломона», куда, по преданию, пристал после потопа Ноев ковчег.
Отъезд из Дера-Гази-Хана состоялся седьмого февраля. Посольство по прекрасной местности добралось до Пешавара, куда направился и правитель, так как Дера не была постоянной резиденцией двора.
«В день нашего прибытия, – говорится в отчете, – нам доставили обед из дворцовой кухни. Кушания были превкусные. В дальнейшем нам стали готовить мясные блюда на наш манер, но правитель продолжал посылать нам для завтрака, обеда и ужина столько съестного, что его хватило бы на две тысячи человек, на две сотни лошадей и на изрядное число слонов. Как ни была велика наша свита, с таким количеством продуктов мы не могли справиться, но лишь по прошествии почти месяца мне с великим трудом удалось убедить его величество воздерживаться впредь от излишней расточительности».
Как и следовало ожидать, переговоры относительно представления ко двору оказались затяжными и трудными. Наконец все устроилось, и прием был настолько сердечным, насколько позволяют дипломатические обычаи. Одежда правителя сверкала алмазами и драгоценными камнями. На нем была великолепная корона, и в одном из его браслетов сиял «Кохинор» – самый большой из существующих алмазов, изображение которого приводит Тавернье[45] в своих «Путешествиях».
«Я должен признаться, – говорит Элфинстон, – что если иные предметы, а особенно чрезвычайно богатая одежда правителя, и вызывали удивление, зато многое вовсе не оправдало моих ожиданий. В общем, в глаза бросаются не столько признаки благоденствия могущественного государства, сколько симптомы упадка когда-то процветавшей монархии».
Тут же посол рассказывает о жадности придворных сановников, не сумевших мирно поделить подарки англичан, и приводит другие мелочи, подействовавшие на него весьма тягостно.
Второе свидание с правителем произвело на Элфинстона более благоприятное впечатление.
«Трудно поверить, – говорит он, – чтобы восточный владыка мог так хорошо держаться и выказывать радушие, сохраняя достоинство».
Равнина Пешавара, со всех сторон, кроме восточной, окруженная высокими горами, орошается тремя рукавами реки Кабул, которые потом сливаются вместе, а также многочисленными ручьями. Поэтому равнина исключительно плодородна. Сливы, персики, груши, айва, гранаты, финики растут повсюду. Население, редкое в бесплодных местностях, по которым прежде проезжало посольство, словно сошлось в Пешавар со всей страны, и лейтенант Макартни насчитал с одной возвышенности не меньше тридцати двух деревень.
