Степан Злобин - По обрывистому пути
— П…послушай, буржуй! А поч…чему бы тебе не устроить театр? — выкрикнул через стол Костя. — К…каких-нибудь пятьдесят — сто тысяч целк…ковых, и тебя возблагодарят поколения! Гамлеты и Офелии, Отелло и Яго, Хлестаковы и Сквозники-Дмухановские склонятся перед тобой… Я уже не г…говорю о прелестных дамах нашего города!
— Мой старый друг Константин Константинович более чем остроумен! — шутливо отозвался Саламатин. — Пол сотни тысяч моих, остальные — твои, и дело в шляпе — строим театр!..
— З…за…а театр и меценатствующих буржуев мой новогодний тост! — откликнулся Коростелев.
— За новый театр! За украшение жизни! — выкрикнули с пафосом Наталья Федотовна и хозяйка.
— Что касается украшения нашей ж…жизни, то мне она представляется в этом свете как г…гигантская выгребная яма, украшенная гирляндами роз. Украшать эту яму обойдется дешевле, чем на ее месте устроить ба-ассейн для купанья, — с обычным своим сарказмом продолжал журналист.
— Оригинальные эстетические концепции моего друга, как и всегда, сверкают алмазами таланта и, так сказать, антивдохновения, — огрызнулся Саламатин.
— Патологический случай здорового пессимизма! — откликнулся доктор Баграмов. — К сожалению, действительность мало нас вдохновляет на украшения. Украшать нищету — это значит прятать ее в мишуре.
Но Костя был уже склонен спорить со всеми.
— А я утверждаю, Иван Петрович, что я — оптимист! Театр для меня н…не сусальное «украшение жизни», а одно из орудий, для ее коренной перестройки.
— Сделайте Константина Константиновича директором театра — и он за кулисами устроит доходнейшую фабрику для изготовления бомб, — обратился Горелов к Саламатину.
— Для этого было бы удобнее администрировать пиротехнической мастерской, — отозвался Вася Фотин. — Но» кстати сказать, Константин Константинович противник равашолевских методов. Он, сколько я знаю, бомбы не признает.
— Серьезные санитарные мероприятия никогда не ограничиваются охотой с бомбами на каждую вошь и клопа в отдельности! — поддержал его Костя.
— Господа, господа! Пощадите! Несут пломбир! — обратилась к мужчинам Анемаиса Адамовна. — Костя, нельзя ли без этих ужасных… животных!..
— Пломбир есть десерт, охлаждающий страсти, распаленные Бахусом, — произнес Горелов. — Подчиняюсь хозяйке! Вашу ручку, мадам! — почтительно обратился он к Анемаисе Адамовне, пользуясь случаем для еще одного поцелуя ее изящной, душистой руки.
— Так как же, Митрофан Прокофьевич, с театром! — мило жеманясь, спрашивала Наталья Федотовна.
— На паях с Константином Константиновичем! — отшутился Саламатин.
— Буржуй не верит в д…доходность этого предприятия, потому и старается увильнуть! — откликнулся Коростелев.
— И совершенно напрасно не верите, Митрофан Прокофьевич! Театр даст бесспорный доход! — воскликнул Зотов. — Даже любительские благотворительные спектакли…
— Дорогой Антон Александрович, напрасны надежды! — перебил Саламатин. — Зритель, зритель у нас не созрел. Не созрел, чтобы зрить театральные зрелища, — скаламбурил он. — Интеллигенции мало-с! А простой народ, так сказать — пролетарий, всегда предпочтет театру кабак… Я убежден, что театр-в нашем городе действительно не окупит себя.
— А вы рядом устройте сад для народных гуляний, — подсказала Фрида.
— Карусели, качели и балаган с учеными медведями! — иронически продолжил Баграмов.
— Лотерею аллегри с коровою во главе и небольшой трактир с отдельными кабинетами, — подхватил Федя. — Тогда будут доходы и от чиновников и от купечества…
— Я п…полагаю, что доходней всего будет вместо т…театра отк. крыть торговые бани с номерами… С…своеобразную вариацию мас-скарада, к тому же бесспорное «ук…крашение жизни»! — заключил Костя. — Предлагаю тост за доходные торговые бани высшего класса в новом, двадцатом столетии…
— Нет, скажите серьезно, господин Саламатин, откуда у вас убеждение, что рабочие не пойдут в театр? Именно потому и идут в казенку, что нет театра, а там, где он есть, он им недоступен, — гудел Баграмов с азартом.
— Танцевать, господа, танцевать! — уже приглашал Зотов.
Анемаиса Адамовна позабыла все свои огорчения. Вечер действительно удался, и ей, слегка захмелевшей, казалось все таким интересным, веселым, что она сегодня совсем не мечтала о «новом счастье», которого как-то особенно значительно пожелал ей Горелов. «Нет, пусть будет старое счастье», — подумала она про себя. Когда вышли из-за стола, она с удовольствием пела романсы, поочередно с Натальей Федотовной, радостно слушала свой чистый голос и совсем не замечала в рояле дребезжащего «ля». Когда все танцевали, она даже забыла про валенки доктора…
Саламатин так и остался центром ее внимания. Он танцевал превосходно, с неизменной удачей острил, а в беседах с мужчинами не уступал испытанным адвокатам-говорунам, эрудитам.
Разговаривали о больших политических перспективах. Саламатин тотчас же сообщил, что английская печать за последний месяц считает неизбежной войной между Японией и Россией.
— Из «осведомленных кругов» они сообщают, что драка в Китае обходится нам по два миллиона рублей в неделю, — сказал Саламатин, — наш золотой запас, которым хвалился Витте, давно растаял. А новый договор между Англией и Германией нас может вовлечь в авантюру похуже…
— Немецкие банки в серьезной тревоге, — подтвердил и Горелов. — Немцы пишут, что не могут подставить свои капиталы на Дальнем Востоке под удар войны. Соглашение с Англией они объясняют защитой своих интересов от нас и японцев.
— А наши промышленные дела, между тем, приходят в упадок. Капиталы текут за границу, — сказал Саламатин.
— И много твоих утекло? — язвительно спросил журналист.
— Пока держу дома, — ответил тот. — Однако я не настолько привержен дальневосточной политике… Если будет угроза… Нет, я не хочу разоряться ради наживы дальневосточных подрядчиков, фабрикантов и кучки чиновников!..
— Господа, довольно политики. Вы забыли дам, господа! Аркадий Гаврилович, музыки! — капризно произнесла Анемаиса Адамовна.
— Мадам, я — ваш раб! — воскликнул Горелов и ринулся к замолчавшему патефону.
В это время под окнами загремели веселые бубенцы подъезжавших упряжек. Послышались выкрики ямщиков.
— Господа, господа! К нам кто-то приехал! — подойдя к окну и стараясь разглядеть, что творится на улице, громко сообщил Рощин.
— Что такое?! Кто бы мог быть?! Удивительно! — произнесла Анемаиса Адамовна.
— Три тройки! Но почему-то никто не выходит, — сообщил Виктор Сергеевич.
Гости столпились у окна, силясь увидеть что-нибудь сквозь замерзшие стекла.
— Новогодняя мистика! Поезд таинственных невидимок на тройках! — сказал доктор Зотов.
— Господа! Маленький новогодний сюрприз. Это я заказал тройки, — немного смущенно признался Саламатин. — Не сочтите за навязчивость и не примите в обиду. Я думал, что следует разнообразить веселье. — Он посмотрел на часы. — Еще нет и двух, и я предлагаю немного проехаться по морозцу…
Саламатин обвел взглядом собравшихся, силясь прочесть по лицам, какое произведет впечатление его необычная и нежданная выходка. Когда он ее задумал, она казалась ему удачной и смелой, но теперь он вдруг понял, что это было самоуверенно и нескромно и, будучи сделано без разрешения хозяев, ставит их в неловкое положение. Конечно, можно и отпустить эти тройки… Но ему было жаль.
— Господа! Разрешите вас пригласить сейчас же и всей компанией ехать ко мне для осмотра места постройки будущего театра, — вдруг найдясь, предложил Саламатин. — Я думаю, все немного устали от танцев.
Он не собирался до этого строить театр, но у него было затеяно угостить всю компанию необычайным зрелищем. Как же допустить, чтобы замысел не удался! Своео&ычный характер Саламатина не мог этого вынести, хотя он и понял свою бестактность. Он был скорее готов тут же всем обещать и даже действительно осуществить постройку театра. Причуда? Но здесь говорят о театре, здесь жаждут его? Что же… Пусть будет театр! — решил он под хмельком, почти как творец мира…
— Как мило! Как неожиданно мило! — воскликнула Рощина.
— Неужели уже задумано место?! — удивилась Наталья Федотовна.
— А где? Далеко ли? — спросил Горелов, который, как поверенный Саламатина, отлично знал, что разговор о театре — новогодний экспромт миллионера.
— У меня в саду. Там все подготовлено ко встрече гостей по поводу закладки театра. Сейчас только, половина второго. Умоляю вас, едемте. Никто не будет жалеть! Ведь на то новогодняя ночь! — уговаривал Саламатин, обрадованный поддержкой дам.
— И водка стоит?! Митрофанушка! Дай я тебя расцелую! Ты гений! — воскликнул Коростелев, которому надоело у Рощиных.
