Дмитрий Дмитриев - Золотой век

— Что вы хотите этим сказать, княжна? Упрекнуть меня, посмеяться надо мною?

— Что вы, что вы, Сергей Дмитриевич! За кого вы меня принимаете? Говорю из сожаления: мне жаль вас!

— Покорнейше благодарю, княжна! Дозвольте спросить у вас: княжна Наталья Платоновна охотно соглашается быть женою графа Баратынского?

— Этого не скажу вам: Баратынский стар для Натали. Любить его она едва ли может.

— Как же это? Без любви под венец? Это непонятно, княжна.

— О, непонятного тут ровно ничего нет. Тысячи выходят замуж не по любви, а по расчету. Я думаю, что вам известно.

— Брак по расчету! Стало быть, княжну неволят?

— Скрывать не буду. Натали благовоспитанная девушка. Чтобы не прогневить своего отца, она делает ему угодное…

— И губит себя, ведь это так, княжна? — перебивая княжну Ирину Алексеевну, желчно проговорил Сергей Серебряков.

— Уж и губит!

— Да, да. Вы это сами хорошо знаете, княжна. Брак без любви, по расчету! Боже мой!

— Ах, какой вы, Сергей Дмитриевич! Я сейчас пришлю к вам Натали. Она, наверно, не знает, что вы приехали и сидит в своей комнате. С некоторых пор моя племянница просто неузнаваема: побледнела, похудела, вы это сами сейчас увидите.

Проговорив эти слова, княжна Ирина Алексеевна быстро направилась в комнату своей племянницы.

XVI

Из своей комнаты вышла княжна Наташа к поджидавшему ее гвардейцу Серебрякову.

При взгляде на свою возлюбленную молодой офицер чуть не вскрикнул от удивления: так бледна и худа показалась ему княжна.

— Что с вами, княжна? Вы больны? — целуя руку Наташи, участливо спросил Серебряков.

— Да, больна… Душа у меня болит. Вы слышали? Я выхожу… нет скорее, меня выдают за ненавистного мне человека.

— И вы решаетесь, княжна?

— Что же делать? Приказывают.

— Но ведь вы погибнете, княжна! Жить с нелюбимым мужем… разве это жизнь?

— Знаю: мученье, даже хуже.

— Откажитесь, княжна, откажитесь!.. Умоляю вас! Если вы себя не жалеете, то пожалейте меня, пожалейте! Если вас у меня отнимут, ведь я тогда не знаю, что с собою сделаю. Разлуки с вами я не перенесу! — горячо проговорил Серебряков.

— Что вы говорите, Сергей Дмитриевич!

— То, что чувствую.

— Вы меня так любите, добрый, хороший!

— Я боготворю вас. Вы для меня все, все. Повторяю: без вас мне нет жизни. Расстаться с вами я не могу, не в состоянии!

— А все же расстаться нам придется!

— Нет, нет, этого не будет! Княжна Наталья Платоновна, вы мне дали слово быть моей женой. Я никому вас не отдам. Разлучить нас может Бог.

— Что же делать, что делать? — со слезами на глазах проговорила княжна-красавица.

— Вот что. Надо объяснить князю Платону Алексеевичу про нашу любовь.

— Вы думаете, что из этого выйдет что-нибудь? Это только рассердит папу. Теперь он вас любит, уважает, а тогда он запретит вам появляться в наш дом. Это непременно будет.

— Пусть что будет, то и будет, но у князя Платона Алексеевича я буду просить сегодня же, сейчас, вашей руки! — твердым голосом произнес Серебряков.

— Нет, Сергей Дмитриевич, вы этого не сделаете!

— Почему?

— А потому, что вы своею пылкостью можете и себе и мне повредить. До моей свадьбы с графом Баратынским еще далеко. Еще не было помолвки. Я упрошу папу отложить нашу свадьбу на год, он в этом мне не откажет. И не только свадьбу, но и благословение. Я только буду считаться невестой графа Баратынского. В течение года может многое перемениться. Знайте, Сергей Дмитриевич, я буду бороться до последней крайности. Слово, которое я вам дала, я помню. Будем же ждать более счастливого времени. Кто знает, может, как говорят, и на нашей улице будет праздник. Вы в Петербурге ведь не долго пробудете, да?

— Несколько дней.

— Приезжайте скорее, я буду вас ждать. Тогда мы поговорим, обсудим, что нам делать, а теперь папе вы ни слова не говорите. Пусть он покуда не знает ничего.

— Я готов исполнить все, что вы прикажете, княжна.

— Спасибо. Итак, успокойтесь: верьте и надейтесь. Хоть я в глазах папы и согласилась выйти за графа Баратынского, но едва ли это будет.

— Княжна! Ваши милые, дорогие слова, которые я запечатлею в своем сердце, укрепляют меня, одобряют и делают счастливым. Какое еще может быть счастье больше того, которым вы наделили меня? Ваша любовь, княжна, — счастье, большое счастье! — покрывая жаркими поцелуями руки княжны, проговорил молодой офицер.

— Итак, решено, Сергей Дмитриевич! Вы не скажете ни одного слова папе?

— О, конечно, конечно! Но княжна Ирина Алексеевна?

— За тетю не бойтесь: она слишком благородна и слишком любит меня и, делает то, что я хочу.

— Но объясните мне, княжна, что с вами? Ваша бледность, ваша худоба пугают меня.

— Когда я узнала, что папа хочет выдать меня за ненавистного человека, это слишком тяжело отозвалось на мне. Я много думала, много плакала… бессонные ночи… все это, как видите, отозвалось на мне. Но теперь я спокойна, совершенно спокойна. Папа отложит свадьбу, я это знаю. Я буду просить даже о том, чтобы и помолвка моя была отложена. Надеюсь, это вам, Сергей Дмитриевич, будет приятно, да? — с милой улыбкой спросила княжна-красавица у своего возлюбленного.

— Княжна, я с ума сойду от счастья, — целуя руку княжны, громко проговорил Сергей Серебряков.

— Я буду ждать, княжна, буду надеяться! — добавил он.

— Дожидайтесь и надейтесь; повторяю, что княжна Наталья Полянская сумеет сдержать свое слово. Поезжайте в Питер, исполните возложенное на вас поручение и приезжайте опять к нам в Москву. Постарайтесь сделать так, чтобы вы навсегда остались в Москве, понимаете?

— Но это не легко сделать, княжна.

— Постарайтесь, говорю. Нам необходимо быть ближе друг к другу.

— Придется выйти в отставку или взять продолжительный отпуск.

— Делайте как лучше, Сергей Дмитриевич, только, если вы меня любите, вам надо жить здесь, в Москве.

— Все, что вы приказываете, княжна, будет исполнено.

— Я не приказываю, а прошу, советую.

— Добавьте, княжна: как невеста жениху.

— Да, да! В качестве невесты, я, пожалуй, могу и повелевать вами, не так ли? — весело засмеявшись, проговорила красавица княжна.

— О! Вы — моя повелительница, а я — ваш раб.

— Повелительница хочет как можно чаще видеть своего раба.

— И это доставит ему неземное блаженство.

XVII

Молодой офицер Серебряков, выполняя приказание фельдмаршала, графа Румянцева-Задунайского, поспешил в Петербург.

В Петербурге, отдохнув с дороги, он отправился во дворец для того, чтобы вручить императрице Екатерине Алексеевне письменное донесение от графа Румянцева-Задунайского.

Императрица, ласково приняв посланного из армии, просила Серебрякова рассказать о состоянии наших солдат на Дунае и, удовлетворившись его обстоятельным рассказом, с своей милой, чарующей улыбкой спросила:

— Вы состоите в адъютантах при графе Петре Александровиче?

— Так точно, ваше величество!

— Сколько же времени вы состоите в этом звании?

— Только пять месяцев, ваше величество.

— Как? И в столь короткое время вы успели так хорошо познакомиться с положением нашей армии на Дунае? Это делает вам честь, господин адъютант. Графа Петра Александровича не премину поздравить с приобретением такого дельного и опытного адъютанта! — шутливым тоном проговорила государыня. — Надеюсь, вы еще проживете в Петербурге?

— Несколько дней, ваше величество.

— Так мало?

— Я должен спешить, ваше величество. На это такая воля его сиятельства, генерала-фельдмаршала.

— Граф Петр Александрович крут с вами и требует аккуратности в исполнении его приказаний? Надеюсь с вами еще увидаться, адъютант! — милостиво протягивая свою руку Серебрякову, проговорила государыня.

Счастливым, очарованным оставил кабинет великой монархии Сергей Серебряков.

Он благодарил случай, который дал ему возможность так близко видеть и говорить с императрицей.

— О, этот день будет счастливейшим в моей жизни, — думал он, возвращаясь в свою квартиру, которую он нанял на несколько дней на Невском проспекте.

Выполнив одно поручение своего главнокомандующего, Серебряков должен был выполнить еще другие два: то есть вручить письмо графа Румянцева-Задунайского генералу Потемкину и разузнать подробности о дуэли, происшедшей между князем Петром Михайловичем Голицыным и дворянином Михаилом Волковым.

Передать письмо в руки Потемкина не составило для него ни трудов, ни хлопот, но выполнить второе, то есть, разведать о роковой дуэли, было не легко.

Нельзя об этом спрашивать у самого Потемкина. К тому же Серебряков совершенно плохо его знал, да и станет ли Потемкин с ним разговаривать о дуэли?