Ирвинг Стоун - Те, кто любит. Окончание
Вопли против «Рассуждения», опубликованных в «Газетт оф зе Юнайтед Стейтс», были даже более язвительными, чем она опасалась. Все теперь знали, куда клонит Джон. Он — монархист! Разве он не отдал свой голос в сенате в пользу закона, благодаря которому президент получил право снимать руководителей правительственных ведомств? Разве не он писал друзьям в различных штатах, призывая усилить полномочия президента в отношении права вето? Разве не он говорил, что президент должен стать защитником от чрезмерных притязаний законодателей? Его соображения относительно «наследственных сенаторов» ставились в связь с его антифранцузскими настроениями. Он настроен против Французской революции как аристократ, выступающий против народного движения.
Такие уколы раздражали. Обозленный и обиженный, Джон сел за свой письменный стол и составил письма протеста: «Я непримиримый, смертельный враг монархии… Я за выборы всех трех ветвей власти на определенный срок».
Если он выпалил, что думал, разве это сделало его врагом французского народа, защитником коррумпированной и бессильной монархии? Напротив, он желал, чтобы Франция достигла той же свободы и устойчивости, к которым медленно продвигались Соединенные Штаты. Пусть они внемлют предупреждению и достигнут демократического равновесия ветвей власти.
Все другие дороги ведут назад, к тирании.
9Общественность сетовала, что Конгресс заседает ежедневно, а результатов не видно. Это несправедливое обвинение, утверждал Джон, Конгресс провел широкое обсуждение. Беда в том, что не сделаны надлежащие выводы. Нужно провести через законодательное собрание два срочных законопроекта: фондовый билль, по которому федеральное правительство примет на себя все государственные долги, накопившиеся за годы войны, и который будет включать единый план государственных займов; за ним должна последовать выплата процентов по всем долгам с последующим покрытием долгов. Законопроект был подготовлен Александром Гамильтоном, который энергично добивался его одобрения. Второй билль касался размещения национального правительства в приемлемом для всех месте.
Абигейл задала вопрос, волновавший Нью-Йорк:
— Почему не здесь? Общество потратило уже пятьдесят тысяч долларов на переустройство Федерального зала. Почему мы должны упаковывать вещи и вновь переезжать?
Джону хотелось вернуться в Филадельфию, туда, где родилось правительство.
— Палата представителей уже проголосовала в пользу Филадельфии на следующие десять лет. После этого мы переедем на постоянное место на Потомаке, где будет выстроен новый федеральный центр. Джефферсон и Мэдисон стараются склонить южан в пользу билля о налогах, который они боятся и ненавидят, в обмен на размещение столицы на Юге. Мне представляется это справедливой сделкой.
Лето выдалось знойным. Нэб мучилась в своем крошечном домике в городе. Полковник часто отсутствовал; он был одержим планами сколотить капитал. Вскоре он приобретет поместье на Лонг-Айленде и семья заживет в роскоши.
У Элизабет Шоу родилась дочь. Элизабет Кранч Нортон разродилась сыном в приходском доме Уэймаута. У Нэб появился третий сын. Томми завершил обучение в Гарварде. Абигейл сожалела, что обстоятельства помешали ей присутствовать на церемониях окончания университетской учебы ее сыновей. Томми отправился в Нью-Йорк и вскоре выпал из поля зрения родителей; несколько недель они не знали, где он находится.
В середине августа Джонни обосновался в их доме в Бостоне, готовый заняться адвокатской практикой в старой конторе отца. Семья по соседству приняла его на пансион. Он писал родителям, что Бостон переполнен адвокатами и у него нет ни клиентов, ни перспективы. Когда же ему удалось заняться судебным делом, оппонент, пожилой адвокат, разгромил его. Джонни собирался расстаться с юриспруденцией. Его смущало то, что, будучи взрослым, он продолжает получать деньги от родителей.
В конце августа Абигейл нанесла последний визит семье Вашингтона в Нью-Йорке.
Миссис Вашингтон взяла ее за руку и сказала:
— Да благословит вас Бог, дорогая мадам. Мы, видимо, встретимся в Филадельфии.
Абигейл ответила:
— А я ожидаю такой возможности, дорогая миссис Вашингтон. Тем временем уверена, что все будет хорошо в Маунт-Верноне и вы сможете заслуженно отдохнуть.
Миссис Вашингтон грустно улыбнулась:
— Мы должны остановиться в Филадельфии и подыскать подходящий дом. Я с сожалением покидаю Нью-Йорк. Я была счастлива здесь, как ни в каком ином месте, не говоря о Маунт-Верноне. Если бы сейчас, а не через десять лет нашлось место на Потомаке, то тогда мы были бы близко от нашего поместья. Президент весьма доволен первыми планами Л’Анфана,[6] разработанными для федерального центра. Он должен быть красивым, как Версаль, и огромным, как Париж, с широкими, обсаженными деревьями бульварами, соединяющими общественные здания, построенные из белого камня; с каналами, фонтанами, парками. У нас есть возможность построить самый красивый город в мире.
Опасения Джона относительно нестабильности нового французского правительства казались неоправданными. Их давний друг маркиз Лафайет выдвинул требование об учреждении второй палаты. Он помог составить проект Декларации прав человека и гражданина, основанный на американской Декларации прав, занял пост мэра Тюильри и убедил Людовика XVI и Марию-Антуанетту переехать в Париж, под контроль народа. Король и королева предстали перед национальным собранием и объявили, что принимают новое конституционное правление. Церковь была реорганизована, ее огромное имущество поставлено под контроль государства.
В сентябре из Филадельфии возвратился Джон с известием, что он снял поместье в Буш-Хилл, расположенное на вершине холма над рекой Шуйкилл в двух с половиной милях от города. Главное здание в три этажа было кирпичным с семью большими окнами по фасаду и парадным входом под центральным окном. Рядом стояли деревянные конюшни и красивый каретный сарай с кирпичными колоннами. Позади дома находились рощица, лужайка с гравийными дорожками и участок для сада.
Абигейл, выслушав Джона, воскликнула:
— Хотела бы я знать, как ругаются леди, дабы заклеймить мое решение затребовать мебель, когда Нэб выехала в свой дом. Не прошло и месяца, как мебель извлекли из ящиков, и вот теперь ее надо снова заколачивать и перевозить!
Абигейл отправила заблаговременно ящики с мебелью, а Джон приказал покрасить стены дома внутри. По приезде они обнаружили, что работы не закончены. Поскольку вместе с челядью их было шестнадцать человек, они не могли позволить себе остановиться в таверне более чем на ночь. Дом в Буш-Хилл пустовал четыре года, был холодным и отсыревшим; сквозь свежую краску проступала скопившаяся в кирпичах и штукатурке влага.
Добравшийся до дома Томми день и ночь поддерживал огонь в каминах, пытаясь просушить стены.
Едва успели доставить мебель, как начались визиты доброжелателей: друзей семьи и знакомых по правительственной службе. Филадельфия радушно встретила Адамсов. Джон обзавелся множеством друзей во время заседаний Континентального конгресса. Посыпались приглашения на чай, игру в карты, поездки, обеды, танцы. Они посетили одну из вечеринок с участием семьи Вашингтона, министров с женами, и Абигейл убедилась, что члены светского общества неплохо танцуют. При первом посещении театра, декорированного, как во Франции, актеры сообщили им, что всегда готова ложа для вице-президента и его сопровождения. Постановка «Школы злословия» была удачной. Абигейл не могла не вернуться мысленно к Ройялу Тайлеру. Она запомнила его выразительный голос, когда-то он читал Нэб и ей самой отрывки из пьесы. Ныне Тайлера уважали как адвокаты, так и их клиенты; говорили, что он разобрался в основах права, как никто другой со времени Джона Адамса. Его пьесы шли с успехом на сцене, а в журналах публиковались его стихи. Короче говоря, жизнь Тайлера состоялась, и с годами достижений будет все больше. Тогда как полковник Уильям… Не подвела ли она сама свою дочь?
Защитную полосу деревьев перед домом вырубили на дрова британские солдаты во время оккупации города в 1777–1778 годах. В результате с середины ноября дом обдувался ледяными ветрами. У Томми начался острый приступ ревматизма, и он не мог ни шевелить руками, ни ходить. Его переносили на руках из постели на диван и кормили с ложечки. За ним заболела плевритом Полли Тейлор. Затем свалилась Луиза.
— Мне требуется целый полк медсестер, — сетовала Абигейл, когда слегла также Эстер Брислер, — а я получаю приглашения на официальные балы в нашу честь. Взгляни, Джон, я, наверное, похудела на двадцать фунтов со времени приезда в Филадельфию.
Если рядом не было сестер, она пользовалась услугами Бенджамина Раша — лучшего, хотя и трудноуловимого в городе врача. Именно он первым написал Джону, что тот станет вице-президентом, а затем ему следует добиться переезда правительства в Филадельфию. Ныне он, неизменно элегантный, хорошо осведомленный и в то же время уклончивый, посещал дом в Буш-Хилл, превратившийся в лазарет. Рассказ о своих врачебных делах он сопровождал рассуждениями, почему вторым президентом Соединенных Штатов станет не кто иной, как Джон Адамс. Абигейл воскликнула:
